Негасимое пламя - Катарина Причард

Чезаре открыл дверь своего флигелька и, шаркая туфлями, направился к ним. Увидев его, м-с Баннинг расплылась в улыбке. Радостно поздоровавшись с Дэвидом, он оставил без впимапия и ее саму, и ее улыбки.

— Вот что, — решительно произнес он. — Compagno принес мне хорошего винца. Хочу выпить его в приятной компании. Пойдем тяпнем по стаканчику, si?

— Отчего же, — ответил Дэвид, — вот только докормлю Перси.

— Женщинам вино один вред, — подмигнул Чезаре Дэвиду, кивнув в сторону м-с Баннинг. От нее Дэвид знал, что Чезаре частенько захаживает к ней выпить рюмочку-другую.

— Да, уж конечно, вредно, — кокетливо потупившись, прошептала м-с Бапнинг, — разве что на мужчину тоска нападет да одиночество замучает — тогда другое дело.

Дэвид пошел за Чезаре в его комнатенку, и Чезаре вытащил заветную бутылку; вино, как сразу определил Дэвид, было домашнего изготовления и весьма неважное — совсем молодое и терпкое.

— Как Тони? Увез его? — нетерпеливо спросил Чезаре.

— Пока все в порядке, — ответил Дэвид, — Но я вот о чем думаю: как бы мне переправить его в другой штат, на Запад, что ли? Там он мог бы устроиться на какое-нибудь судно — ничего лучшего для него не придумаешь.

— Si, si, — согласился Чезаре, — хороший мальчик Тони.

— Нет ли у тебя случайно на примете какого-нибудь рейсового грузовика, с которым его можно было бы отправить? — спросил Дэвид.

— На рынке нехватка картофеля, — сказал Чезаре. — Мик Райан привез полный грузовик, как раз когда я уходил домой. Ругался на чем свет, сменщик у него заболел. Аж с самого Запада один вел.

— Вот бы мне повидаться с ним, — ухватился Дэвид за этого, самой судьбой посланного ему водителя грузовика.

— Сказал, будет спать целый день, — размышляя о чем-то, сказал Чезаре. — Может, вечером удастся поговорить.

— Будь добр, Чезаре, постарайся как-нибудь устроить, чтобы я мог завтра сговориться с ним.

— Тони сказал мне, что он матрос, — ответил Чезаре. — Очень хочется помочь ему выбраться из беды. Большая беда, а? — взволнованно спросил он, и его смуглое лицо вдруг стало серьезным.

— Еще какая большая! — Только теперь, после разговора с Мэджериссоном, Дэвид полностью осознал, в какое паршивое дело он впутался.

Ему надо было идти — он обещал встретиться с Шарн и просмотреть с ней программу митингов, на которых не сможет присутствовать.

— Ну, ладно, мне пора, — сказал он. — Спасибо за все, Чезаре. Утром увидимся.

Глава VI

Шарн предложила встретиться в маленьком душном ресторанчике под названием «Искра», приютившемся между высокими зданиями деловых контор в переулке неподалеку от Литтл-Коллинз-стрит.

Как понял Дэвид, ресторанчик принадлежал кому-то из ее русских друзей, и она была рада оказать им услугу, приводя новых клиентов.

В ожидании Шарн он просматривал вечернюю газету, которую купил у бойкого мальчишки-газетчика, снующего в переулке только что не под колесами машин. Подняв глаза от заголовков, он с удивлением увидел подходящую к нему Мисс Колючку.

— Как проходит сражение с ветряными мельницами, Дэвид?

— Немного пообломал себе крылышки, но по-прежнему в строю, — бодро ответил он.

— Не возражаете, если я присяду? — спросила она и тяжело опустилась на стул по другую сторону столика, — Я уже пообедала. Мы всегда приходили сюда с Биллом поесть плов из курицы, когда бывали в городе.

— Плов? — удивился Дэвид. — Это что, русское блюдо?

— Украинское, грузинское, арабское — я и сама толком не знаю, да и какая разница. Оно превосходно, и я люблю его.

Мисс Колючка, по своему обыкновению, произносила слова отрывисто и резко.

— До вас еще не дошло, — добавила она, — что вашей тупой, заурядной, однообразной пропаганде грога цена? Люди только тогда поймут, чем грозит им война, ядерная война, когда их доведешь до нервного шока рассказами об ее ужасах.

— Но как этого добиться? — примирительно спросил он. — Что еще мы можем сделать? Мы приводим научно обоснованные факты, пытаемся убедить людей, что спасти себя и других они могут, лишь объединившись, что, только действуя организованно, можно не допустить развязывания войны в любой точке земного шара.

— Нет, нет, все упирается в древнюю проблему жертвоприношения. Кто-то должен отдать свою жизнь ради людей.

— К черту все это! — вспылил Дэвид. — Немало людей выказали готовность пожертвовать жизнью, лишь бы сорвать замыслы поджигателей войны… добиться, например, прекращения ядерных испытаний в Тихом океане, и…

— Все это чистый блеф, — цинично прервала его Мисс Колючка. — Ни один из них не умер. Заинтересованные правительства позаботились о том, чтобы их безрассудные по своей храбрости действия были низведены до смешного фиглярства. Распятие по-прежнему остается символом для нашего поколения, — упорно стояла она на своем.

— Но ведь муки, которые претерпел Христос, не производят такого впечатления, когда думаешь о мучениях двух тысяч рабов, которых приказал распять после восстания Спартака правитель Рима Кассий.

— Это верно, — уступила Мисс Колючка, — но, — продолжала упорствовать она, — ведь они приняли муки не по своей воле. И я по-прежнему убеждена, что если найдется человек, который заявит о своей готовности умереть во имя мира, это будет иметь куда больший эффект, чем все ваши сборища, резолюции и конгрессы.

— Я не могу согласиться с вами, что столь картинный и эмоциональный жест окажет длительное воздействие на людей.

Несмотря на глубокое к ней уважение и симпатию, Дэвида возмутило ее высокомерие.

— Только взаимное понимание и совместные действия народов во имя их же собственных интересов могут преградить дорогу безумцам, стремящимся ввергнуть мир и пучину бедствий.

— Я ведь не настаиваю, что человеческие жертвы могут действительно решить эту проблему, но на воображение они действуют здорово, никуда от этого не денешься.

— Я тоже так считаю, — улыбнулся Дэвид. — И все же мне кажется, лучше жить ради великой цели, чем умереть ради нее.

— Я же дразню вас, Дэвид, — сказала Мисс Колючка, явно довольная своей проницательностью, — да я думаю, вы и сами это поняли.

— Миллионы жизней были принесены в жертву под том предлогом, что мир придет к людям только через войну, — продолжал Дэвид. — Гитлер похвалялся, что зальет Европу кровью, но создаст Великую Германию. И какую бы малость мы ни сделали, чтобы предотвратить повторение этого или еще чего похуже, все будет во благо.

— Конечно, бог ты мой! — воскликнула Мисс Колючка, слегка умерив свою язвительность, — столько страсти и горечи прозвучало в голосе Дэвида.

— О, добрый день, миссис Ли-Бересфорд. Простите, что я опоздала, Дэвид, — стремительно подошла к ним Шарн, и вместе с ней в зал словно ворвалась струя свежего воздуха. — Не уходите, — взмолилась она, глядя, как Мисс Колючка отодвигает стул, намереваясь уйти. — Я не знаю, вы с Дэвидом старые друзья, вам приятно поболтать друг с другом.

Мисс Колючке нравилась непосредственность девушки, ее звонкий веселый голос. Она нередко видела Шарн на Ярра-Бэнк, где Шарн распространяла листовки, а случалось, и выступала с трибуны Совета мира.

— Мы ссорились, — коротко сказала она. — Он уже сыт мной по горло.

Она с трудом поднялась со стула, кляня на чем свет стоит свои больные ноги, и заковыляла к выходу.

— Кажется, она ушла из-за меня, — виновато проговорила Шарн, — но мне о многом нужно поговорить с вами, Дэвид. Нина, — она обратилась к официантке, — есть ли у вас в меню плов нынче вечером? Вы ведь знаете мистера Ивенса, правда?

Дэвид не раз бывал в этом ресторанчике с Шарн; он кивнул девушке, с улыбкой глядевшей на него.

— Плов готов, дарогайя мисс, — ответила Нина.

Шарн заговорила с ней на ломаном русском. У Дэвида закралось подозрение, что она решила пустить ему пыль в глаза, но от плова он все же не отказался.

Им подали дымящееся блюдо с пловом, и Шарн стала рассказывать, что комитет удовлетворил его просьбу и разрешил какое-то время не участвовать в работе, однако выразил сожаление, что ему, в силу необходимости, приходится временно отойти от дел.

— Как обидно! Надо же было этим вашим неприятностям случиться именно сейчас. — Она нахмурила брови и, не в силах подавить досаду, вздохнула. — Хотелось бы мне знать побольше обо всем этом.

В ее глазах стоял невысказанный вопрос, и затаенная боль, которую он уловил в ее голосе, тронула его.

— Лучше не надо, — сказал он, и едва заметная усмешка скользнула по его губам. — Знаете, дорогая, когда я впервые почувствовал непреодолимое желание отдаться этой работе, я был весь во власти возвышенных идей. Мне казалось, я должен порвать все отношения с близкими людьми и целиком посвятить себя…