Алмазный венец севера - Larka

Правда, уже засыпающий Ларка больше полагал, что его денщик скорее всего завалится под бочок к какой домовёнке.

— Как ты их только отличаешь-то? По мне, все вы одинаковые, такие же маленькие и лохматые… ладно, за час до рассвета ты уже здесь.

Малыш на прощание старательно поклонился и добродушно проворчал — дескать, по запаху отличает. После чего исчез так бесшумно, что впору было бы заподозрить, что на самом деле то один из духов.

— По запаху? — Ларка мимовольно припомнил, как же порою уютно и привлекательно пахнут фемины. Не их парфюмы и прочие изыски — а они сами. И со вздохом перевернулся с боку на бок. Так, отставить, поручик!

А потом, старательно отогнав все эти так и лезущие сладко в голову грешные мысли да побуждения, он обнял подушку и с лёгким сердцем уснул.

— И как же вы это меня нашли, ваше превосходительство? — Ларка напоследок душераздирающе зевнул. Хоть он вчера и лёг спать пораньше, но зато и проснулся в тот час, когда на восходе лишь начала разгораться утренняя зорька.

Посреди комнаты по-хозяйски расположился собственною персоной канцлер в его неизменно чёрном элегантном камзоле с кружевами. А подавший ему кресло домовёнок на всякий случай забился затем под стол и теперь настороженно зыркал оттуда на манер большого лохматого кота.

Канцлер пренебрежительно усмехнулся и как бы в сторонку снисходительно заметил, что в столице любая консьержка или дворник почитают за честь постукивать в тайную службу. Не из одного лишь патриотизма — за звонкую монету и послабление в податях, само собою…

— Да и зная ваш прагматизм, поручик, стоило лишь чуть поискать вокруг королевской грифонятни — дескать, чтобы с утра не нестись сломя голову через пол-города… вот и всё.

Последнее обстоятельство настолько не понравилось парню, что он снова приоткрыл так и норовящий вновь смежиться глаз. Это что же, полностью предсказуем стал? Непорядок… потому он решительно выпрыгнул из постели и принялся споро облачаться.

— Ну что, малыш, кабацкую драку организовал? — уже запрыгивая в сияющие сапоги, подмигнул он домовёнку. А, чёрт — чуть этот дурацкий золотой пояс не забыл…

Два чёрных глаза смущённо моргнули в ответ. Зато канцлер хохотнул и непринуждённо заметил — у порога дома уже мается владелец сгоревшего питейного заведения на пару с околоточным надзирателем. Оба с видом несчастным и слегка помятым.

— А ещё две весьма интересных и высокопоставленных дамы — и пусть я буду проклят, если от них вам удастся отделаться столь же легко.

Что ж, иные намёки следовало понимать со всей тщательностью. А потому Ларка не стал затягивать с завтраком. Коль канцлер со всею определённостью заявил, что обе проказницы отправляются с ним, тут уже стоило отнестись к иным предупреждениям со всею надлежащей серьёзностью. Наскоро перекусив и даже залив сверху стаканчик лёгкого вина, он озаботился на поясе верным бастардом. И почтительно пропустив высокопоставленного гостя вперёд, следом за ним сбежал по ступеням вниз.

— Сколько? — почтенный содержатель кабака да служивый стражник не сразу поняли сущность вопроса и даже переглянулись.

Впрочем, почти сразу на их физиономиях разлилась эдакая смесь задумчивости и предвкушения. Многомудрый канцлер понимающе усмехнулся и очень кстати сделал вид, что отвернулся и занят увлекательнейшей беседой с дамами в золочёной карете. А поручик не мешкая выписал поручительный вексель в банк — на вполне интересную даже по столичным меркам сумму — и отправил изрядно повеселевшую парочку пострадавших подальше. Коль скоро, по дворянскому уложению, за проделки слуги отвечает господин, то и отдувайтесь теперь, ваше превосходительство.

— Без холодных хоть обошлось? — Ларка скосил глаза на доверчиво прижимающееся к ноге мохнатое тепло и ласково потрепал малыша по лохматой макушке.

Домовёнок старательно и с самой сияющей мордашкой закивал, а парень некстати подумал — маются ли те похмельем? Один учёный муж из Академии как-то обмолвился, что собакам, к примеру, таковой недуг неведом. Не так устроены, что ли.

Он распахнул золочёную дверцу кареты — и едва не упал обратно, в ещё клубящийся по улочке утренний туман. Не столько от отшибающего нюх и соображение убойного аромата дамских парфюмов (между прочим, вполне могущего быть приравненным к особо опасным заклинаниям массового поражения, запрещённым международной Эльвенхеймской конвенцией)…

На всякий случай Ларка втихомолку протёр глаза. Куда только и подевались вчерашние чопорные, больше похожие на притягательные и в то же время опасные игрушки знатные леди?

На опешившего поручика уставились две пары блестящих любопытством глаз. Вместо давешней волшебницы на бархатных подушках кареты теперь восседал смазливый корнет от инфантерии, и при одном только взгляде на эти достойные гоночной яхты или песочных часов изящные обводы так и хотелось дать волю рукам да своими ладонями хорошенько потрогать это чудо в мундире. И лишь знакомый голубой взор всё так же пытливо сиял из-под ныне каштановой чёлки.

Зато миледи вырядилась в лучшие изделия столичных портных (и когда успели-то?) и теперь поражала взгляд буйством красок и фантазии. Вообще ничего, со вкусом. Вполне себе изящная длинноногая… как там сказала вчера Велерина? Столичная штучка! Но при одном только взгляде на ярко-розовые штанишки немыслимого фасона у Ларки сразу засвербело в носу и отчего-то припомнился ему давешний сладенький молочный коктейль. Он нерешительно улыбнулся.

— Готов, — насмешливо процедила леди Хельга и растеклась на вишнёвом бархате ещё непринуждённее.

— Господин канцлер, — осторожно процедил в сторонку сглотнувший комок Ларка. — Не окажете ли мне честь познакомить меня и представить этим… гм-м, леди?

За это "гм-м" его тут же едва не прибили и не испепелили на месте, однако канцлер вовремя пришёл офицеру королевской армии на выручку. Судя по его роняемым с еле заметной усмешкой словам, вот этот оксюморон (между прочим, в пехоте не существовало кавалерийского чина корнета) утверждён лично по представлению полковника Блентхейма и закреплён августейшим указом. Человека знающего насторожит и заставит призадуматься вмиг, а простофилю… да пусть над могилкой потом иные плачут.

— А насчёт высокого, полагающегося по праву рождения титула миледи обещала крепко подумать. Леди Хельга, миледи Тэйл, урождённая баронесса Эшле — а что, звучит! — он подмигнул означенной расфуфыренной в пух и прах леди.

Ларка хоть ещё и не совсем разогнал в голове утренний туман сонной одури, но сообразил быстро. Вытребовав у стоящей в стойке на крыльце старушенции перо и бумагу, он вмиг изобразил честь честью оформленное поручительство — даже канцлер, озадаченно крякнув, черкнул внизу свою завитушку. И теперь к баронскому титулу (ежели такой милостиво согласятся на себя возложить) прилагалось чертовски вкусное количество крон в королевском банке.