Спартанский лев - Виктор Поротников

   — Поддержали, — мрачно усмехнулся Леотихид. — Этолийский посол заявил, что его сограждане не станут помогать персам, но и в Эллинский союз вступать не намерены.

   — А озольские локры? — раздался вопрос со стороны старейшин.

   — Покорились персам.

На какое-то время в герусии водворилось гнетущее молчание, которое нарушил эфор-эпоним Гиперох:

   — Что-нибудь обнадёживающее ты можешь нам сказать, Леотихид?

   — Могу, — отозвался царь без особой радости в голосе. — Фессалийцы угрожают перейти на сторону персов, если Эллинский союз не окажет им немедленную помощь.

   — Ну и... — нетерпеливо сказал Гиперох.

   — Ну и синедрион постановил послать в Фессалию войско, которое должно будет закрыть горный проход у горы Олимп. Это единственный удобный проход через горы в Фессалию со стороны Македонии. В синедрионе решили, что в горном проходе персы не смогут развернуть свои полчища и тем более применить конницу. Это позволит эллинскому войску сражаться с варварами на равных.

Старейшины оживились. Если и пытаться остановить персов, то именно в теснинах у горы Олимп, ибо на равнине войско Ксеркса неодолимо. Эта мысль звучала во всех выступлениях убелённых сединами старцев, привыкших мыслить по-военному, поскольку каждый из них прошёл многолетнюю службу в спартанском войске.

Однако эфор-эпоним напомнил всем присутствующим, что под боком у Спарты находится враждебный Аргос.

   — Если войско покинет Спарту, то аргосцы вряд ли упустят возможность отомстить за своё поражение при Гиппокефалах.

   — Но мы же не пошлём всё наше войско, — заметил старейшина Евриклид. — Думаю, двух тысяч гоплитов будет достаточно. Сколько-то воинов выставят наши пелопонесские союзники. Сколько-то — афиняне.

Когда зашла речь о том, кто должен возглавить спартанское войско, идущее в Фессалию, разгорелся яростный спор. Большая часть старейшин полагала, что во главе этого войска должен стоять царь Леонид. Эфоры и кое-кто из старейшин не желали отпускать Леонида из Спарты ввиду возможного нападения аргосцев на Лаконику. Они настаивали, чтобы в Фессалию шёл Леотихид. Дабы прекратить возникшую перепалку, эфор-эпоним Гиперох предложил бросить жребий.

Против этого решительно выступил Евриклид.

   — Речь идёт не об отражении нападения какого-то из фракийских племён, но о противостоянии полчищам, собранным со всей Азии. Для этого дела необходим полководец с немалым военным опытом. Полагаться на случай здесь нельзя. Если эфоры ни в коем случае не хотят, чтобы Леонид покидал Спарту, тогда пусть и Леотихид остаётся дома. В Фессалию же можно послать Амомфарета или Эвенета. О достоинствах двух этих мужей, полагаю, нет нужды распространяться.

Эфоры немедленно послали за обоими военачальниками. Когда Амомфарет и Эвенет пришли в герусию, им было предложено тянуть жребий, дабы выяснить, кому достанется главенство над отрядом, идущим на помощь фессалийцам. Амомфарет вынул из сосуда чёрный камень, Эвенет — белый. Это означало, что главенство досталось ему.

На зов спартанцев откликнулись аркадяне, приславшие две тысячи гоплитов и тысячу лучников. Ещё тысячу гоплитов выставили коринфяне.

Войско из Пелопоннеса, возглавляемое Эвенетом, скорым маршем добралось до Аттики, где соединилось с войском афинян, в котором было пять тысяч гоплитов. Затем объединённое эллинское войско на кораблях двинулось проливом Еврип к побережью Северной Греции. По прибытии в город Алое, во Фтиотиде, войско высадилось на сушу и направилось в Фессалию.

Одновременно с войском, ушедшим в Фессалию, из Лакедемона отправились послы в Дельфы, чтобы спросить оракула Аполлона Пифийского, каков будет исход войны с персами.

Леонид не скрывал досады и раздражения от того, что в Фессалию послали не его, а Эвенета. Он укорял эфоров, что те разучились здраво мыслить, если считают Аргос более опасной угрозой Лакедемону по сравнению с нашествием персов.

Эфоры отвечали Леониду, что мощь персидского войска, конечно, несопоставима с военной силой Аргоса. Однако персы ещё не перевалили через Македонские горы и, возможно, даже застрянут в горном проходе у горы Олимп. Аргосцам же до Спарты день пути.

   — Лакедемоняне внесли свою долю участия в защите Фессалии, — сказал Леониду эфор-эпоним Гиперох. — И в дальнейшем Спарта будет противостоять варварам на суше и на море, защищая общеэллинское дело. Но при этом нельзя закрывать глаза и на аргосскую угрозу. Аргос не вступил в Эллинский союз и даже выразил покорность персидскому царю, поэтому от аргосцев всегда можно ждать удара в спину.

В середине июля по городам Эллады проехали глашатаи, возвестившие о начале очередных Олимпийских игр и о священном перемирии по этому поводу.

Государство, заявившее о несогласии со священным перемирием на время состязаний в Олимпии, на игры не допускалось.

Аргос отправил своих атлетов на Олимпийские игры. Тем самым он подтверждал свою готовность не затевать распрей с соседями.

В Спарте были рады такому поведению аргосцев. Эфоры не теряли надежды вовлечь Аргос в Эллинский союз либо получить от аргосцев клятву не воевать со Спартой в ближайшие полгода. Царь Леотихид, поехавший в Олимпию посмотреть на состязания атлетов, по поручению эфоров должен был под любым предлогом сблизиться с делегацией аргосцев, чтобы прощупать пути возможного сближения. Спартанские власти были даже готовы уступить своему извечному врагу Кинурию, лишь бы вовлечь Аргос в Эллинский союз.

У эфоров перед глазами был пример афинян, которые сделали все возможные уступки для того, чтобы заключить союз с Эгиной и эвбейским городом Халкидой против персов.

На фоне олимпийского торжества, куда съехались атлеты и зрители не только со всей Греции и островов Эгеиды, но и из Южной Италии и Сицилии, где было много эллинских колоний, в Лакедемон продолжали поступать тревожные известия.

Стало известно, что племя парореатов, живущее у горной цепи между Аркадией и Элидой, дало персидским послам землю и воду. Выразил покорность персидскому царю и мессенский город Мефона, давний союзник Спарты. В Мефоне жили кавконы, племя, изгнанное минийцами из Аркадии больше ста лет тому назад. С той поры спартанцы, давшие кавконам пристанище, поддерживали с ними тесную дружбу.

Но более всего эфоров и старейшин встревожило и огорчило другое известие. Критяне отказались вступить в Эллинский союз, сославшись на дельфийский оракул, повелевающий всем городам Крита оставаться в стороне от войны. Получалось, что Спарта может рассчитывать лишь на своих пелопонесских союзников, да и то не на всех.

Спарта оказалась единственным из пелопонесских городов, куда персидские послы так и не пожаловали. Это означало, что Ксеркс зол на лакедемонян, как и на афинян, поэтому не собирается щадить ни тех, ни других...

В середине лета состоялась свадьба Леарха и Эллы. Родственники не стали дожидаться истечения срока помолвки, поскольку Элла уже ходила беременная. После свадьбы она перебралась в дом мужа и стала там хозяйкой, слегка потеснив Астидамию...

Невесело проходила ныне в Лакедемоне подготовка к ежегодному празднику в честь Аполлона Карнейского.

Только что вернулись послы из Сицилии, куда они ездили вместе с афинянами, чтобы призвать на помощь самого могущественного тамошнего правителя — Гелона, тирана Сиракуз. Войско Гелона состояло из двадцати тысяч гоплитов, четырёх тысяч лучников и пращников, четырёх тысяч всадников. Флот насчитывал двести триер.

Высокомерный Гелон выставил заведомо неприемлемые условия для своего участия в войне с персами, потребовав для себя единоличного командования морскими и сухопутными силами Эллинского союза, поэтому переговоры закончились неудачей. Уступать главенство Гелону спартанцы и афиняне не собирались, поскольку от исхода этой войны зависело дальнейшее существование их государств.

Едва выслушав послов, вернувшихся из Сицилии, эфоры узнали, что прибыл гонец из Дельф с оракулом Аполлона Пифийского. Оракул, записанный на восковой табличке, перевязанной красным шнуром, оказался в руках эфора-эпонима в тот момент, когда в герусии собрались старейшины, эфоры и царь Леонид. Было назначено заседание.

Руки Гипероха заметно дрожали от волнения, когда он развязывал красный шнур. Наконец он раскрыл табличку и, выйдя на середину зала, громко прочитал:

Ныне же вам изреку, о жители Спарты обширной;Либо великий и славный ваш град через мужей-персеидовБудет повергнут во прах, либо не будет. Но тогдаСлёзы о смерти царя прольёт Лакедемона область.Не одолеет врага ни бычья, ни львиная сила,Ибо во брани Зевесова мощь у него, и брань онне преждеОкончит, чем град целиком иль царя на кускирастерзает.

Таково было предсказание Аполлона Пифийского.