Солдаты, которых предали - Гельмут Вельц

В помещении начальника связи армии царит неразбериха. Вокруг полковника ван Хоовена уселось человек двадцать офицеров. Здесь пожилой майор, который был где-то комендантом штаба, сейчас он с благоговением читает Новый завет. Рядом с ним копается в своих пожитках молодой капитан-артиллерист. Опустошает свой бумажник и планшет, потом подходит к железной печке посреди помещения, бросает в нее все, что теперь ему уже больше не нужно: солдатскую книжку, письма, фотографии и деньги. В углу, у подвального окна, стоят три обер-лейтенанта: они склонились над картой, которую держит один из них, и говорят о так называемых пунктах эвакуации.

Дело в том, что верховное командование вермахта (ОКВ) неделю назад прислало радиограмму: тому, кто желает прорваться, будет оказана помощь, авиации дано указание «регулярно летать над определенными пунктами между Волгой и линией фронта и сбрасывать продовольствие, а замеченные группы немецких солдат брать на борт и транспортировать в тыл. Ближайший такой указанный пункт находится в тридцати километрах юго-западнее, в районе Котельниково, и называется Новый путь. Его могли бы достигнуть многие. Но командование армии, боясь лишиться последних боевых сил, скрыло этот приказ. О нем знают только немногие офицеры высших штабов. Теперь они рассчитывают воспользоваться этим шансом выбраться из котла. Вносятся самые различные предложения. Один предлагает использовать захваченный танк Т-34 – вполне заправленный, он стоит в соседнем дворе. Другой считает, что надо попытаться ночью прорваться через линию фронта на машинах, ослепив противника светом прожекторов. Третий высказывается за бегство пешком. Еще кто-то предлагает окопаться в развалинах, переждать капитуляцию в подземелье, а когда большая волна русских схлынет, пробиваться. Все эти более молодые офицеры обсуждают уже десятый или двадцатый шаг, не соображая, что споткнутся и свалятся в пропасть уже при самом первом.

Невозможно понять, почему эти лейтенанты так самостоятельно и свободно могут распоряжаться своим временем. Фронтовым офицерам приказано, как и прежде, удерживать позиции и оставаться со своими солдатами, потому что любая попытка прорыва, с разрешения или без оного, группами или группками, даже сама мысль об этом оказала бы деморализующее действие на войска. Но для себя у штабов другая мерка. Все находящиеся сейчас в штабе армии непрошеные гости и офицеры, обсуждающие возможности выбраться, по существу, уже подводят печальный итог главы «Сталинград». Бесполезна и переброска в котел на самолетах отпускников, особенно офицеров: их и без того достаточно, к тому же осталось много штабов без войск и им ищут и находят всяческое применение. Однако некоторые штабы успели выбраться на самолетах. Они тащили с собой совершенно немыслимые вещи, например ящики со спиртными напитками. Не важнее ли было захватить раненых!

Собравшиеся здесь совершенно растеряны, сбиты с толку, ничего больше не понимают, ибо все происходящее вокруг совершается вопреки здравому смыслу и рассудку. Исчезло все то, к чему они до сих пор относились с почитанием и почтением, что одобряли, чему сами обучали и что прививали солдатам. Колесо истории движется вперед, оно переехало через них. Многие из офицеров за то, что пора кончать. Надо спасти тех, кто еще остался в живых. «Мы еще нужны Германии» – вот их лозунг. У них достаточно мужества для самопожертвования – они достаточно доказали это. Каждый из них стал здесь рядовым пехотинцем, каждый стрелял, и редко когда кто проявлял личную трусость. Но может ли сейчас командующий армией с чистой совестью все еще требовать выполнения приказа держаться?

Полковник ван Хоовен говорит с начальником оперативного отдела штаба армии, спрашивает его, знает ли действительно фельдмаршал о состоянии последних солдат, о безнадежном положении раненых. Тот подтверждает и вновь повторяет, что тем не менее надо сражаться до последнего. Но какую еще пользу могут принести командованию вермахта эти последние часы, стоящие потоков крови?

«Merde» – воскликнул маршал Камбронн и вложил свою саблю в ножны, когда в битве при Ватерлоо после последней попытки батальонов старой гвардии Наполеона восстановить положение концентрическая атака англичан и пруссаков заставила дрогнуть еще непоколебленное каре. У офицеров 6-й армии часто срывалось с губ это старое солдатское ругательство, и у них была на то причина. Но сегодня, 30 января, уже нет достаточно сильных слов и проклятий, чтобы выразить все возмущение тем, чего все еще требовал приказ.

Прошли часы, наступил вечер, офицеры сидят вокруг догорающей свечи. В ней осталось всего четыре сантиметра, и она последняя. Скоро наступит тьма.

Полковник ван Хоовен вернулся с совещания у командующего армией, принес пачку сигарет. Все закуривают по одной. Разрывы тяжелых снарядов сотрясают толстые стены подвала; молодой капитан-артиллерист нервно постукивает рукой по столу, переводит взгляд с одного лица на другое. Взгляд вопрошающий и неуверенный, словно капитан ищет поддержки. Потом он не выдерживает:

– Господин полковник, разрешите вопрос! Что вы будете делать, когда появятся русские?

Начальник связи армии спокойно смотрит на него. Ответ звучит четко и ясно:

– Сдамся в плен.

Капитан вздрагивает, не может скрыть своего изумления. Растерянно глядит на полковника, на его плетеные погоны с двумя золотыми звездами, качает головой:

– Господин полковник, нельзя! Мы, офицеры, не можем потом одни вернуться на родину и сказать немецкому народу: твои сыны остались лежать в Сталинграде, а мы единственные, кто остался жить, кто спасся, когда они уже пали!

– И все-таки можем! – повышает голос ван Хоовен. – Процент погибших офицеров такой же, как и солдат. Никто не сможет упрекнуть нас в этом. Мы не только можем вернуться в Германию, мы обязаны это сделать! Именно мы призваны сказать родине правду. Я прошел всю первую мировую войну, я дважды пережил этот ужас. Теперь хватит! Это больше не должно повториться!

– Господин полковник, но ведь мы все не хотели войны. Или, может быть, вы хотели?

– Нет, все мы не хотели. Но когда наступила пора больших успехов, все мы с восторгом шли в ногу. Пока не угодили в этот подвал. Это вы должны признать.

Капитан не сдается. Наконец-то он нашел старшего офицера, который отвечает на его вопросы.

– Этого добились «обработкой настроения».

– Называйте это обработкой настроения, как хотите! Пропаганда, воспитание – вот что завело нас так далеко. Но все это возможно только в таком государстве, где господствует принцип фюрера. Ведь у нас у всех есть свой здравый ум, можем же мы сегодня говорить об этом, так почему же не делали этого раньше? Демократия – вот что нам нужно.