Солдаты, которых предали - Гельмут Вельц

– Господин полковник, но ведь мы все не хотели войны. Или, может быть, вы хотели?

– Нет, все мы не хотели. Но когда наступила пора больших успехов, все мы с восторгом шли в ногу. Пока не угодили в этот подвал. Это вы должны признать.

Капитан не сдается. Наконец-то он нашел старшего офицера, который отвечает на его вопросы.

– Этого добились «обработкой настроения».

– Называйте это обработкой настроения, как хотите! Пропаганда, воспитание – вот что завело нас так далеко. Но все это возможно только в таком государстве, где господствует принцип фюрера. Ведь у нас у всех есть свой здравый ум, можем же мы сегодня говорить об этом, так почему же не делали этого раньше? Демократия – вот что нам нужно.

Остальные внимательно прислушиваются, но в разговор не вступают. Только слушают.

– А как вы себе это представляете?

– Это уже похоже на интервью. Но об этом нам еще придется серьезно побеседовать после войны. Здесь, в этом подвале, никакого рецепта я вам дать не могу.

– Господин полковник, а вы думаете, после войны к нашему голосу прислушаются?

– Это будет нелегко, признаю, но небезуспешно. В последние дни я много думал над этим, и я вижу перед собой будущее. Если оно осуществится, то чудовищные жертвы, принесенные нами, не пропадут даром. Гибель наших камрадов здесь, в Сталинграде, приобретет тогда свой глубокий смысл.

Звучат разумные слова, становится яснее связь событий, в умах появляются первые проблески осознания.

Натиск противника усиливается. Он со всех сторон атакует измотанные немецкие войска. Поступают донесения из авиационной казармы, с железнодорожной насыпи, с позиций в южной части города. Все они говорят, что конец скачкообразно приближается. Через несколько часов русская пехота окажется уже у входа в Универмаг и Паулюсу, если он до-конца будет верен своему собственному приказу, останется лишь самому взяться за винтовку. Но кажется, он вовсе и не хочет этого.

Поздно вечером Паулюс созывает совещание, где будет принято окончательное решение. Говорят, командующий планирует на последний момент вооруженную вылазку, которая должна принести ему смерть во главе своих офицеров. Фельдмаршал, пример для своих подчиненных, с гранатой в руке на обложке иллюстрированного журнала, а под снимком подпись: «Он пал за фюрера, народ и рейх! " О да, именно этого хотят в ставке, именно это нужно, дабы увенчать достойной концовкой песнь о новых Нибелунгах! И командующий армией размышляет, должен ли и он пройти до конца путь, усеянный намогильными крестами и трупами сотен тысяч тех, кто погиб по высокому приказу у стен города и в самом городе.

Пока в самом дальнем углу подвала спорят, как лучше поставить последнюю сцену этой величайшей германской трагедии, пока снаружи красноармейцы в ближнем бою захватывают квартал за кварталом, под сводами подземелья раздаются единичные выстрелы. Это не выдерживают нервы у офицеров и солдат. Они не могут представить себе, что с ними будет, они не хотят сделать шаг в эту неизвестность, они боятся, и люди, которые еще вчера, образно говоря, шли босыми через преисподнюю, выбирают самый короткий путь из этого безнадежного ужаса – пулю. Но патронов уже не хватает порой даже для этого. Вот почему начинают собираться группами, действующими сообща.

В одном из подвалов, потемнее, собрался саперный взвод 191-го пехотного полка, к нему присоединились военный судья и дивизионный ветеринар. Оставшиеся боеприпасы сносят в одно место. Люди усаживаются на мины и заряды, напоследок роются в бумажниках, дрожащими руками вынимают фотографии. На них смотрят лица жен и широко раскрытые глаза детей. Командиру взвода не до того. Он приспосабливает бикфордов шнур, проверяет его. Все в порядке! Прикрепляет шнур к индуктивной подрывной машинке, заводит пружину четырехугольным ключом. Обводит всех взглядом.

– Готово! – произносит он. Секунда – и снаружи отступающие пехотинцы бросаются на землю возле огромной воронки. «Железнодорожное оружие грохнуло! – говорят они друг другу. – Невиданный калибр, слава богу, что нас не разнесло! " А следующая волна отступающих уже использует кратер как выгодное укрытие. Смерть одних отодвигает смерть других, а бой продолжается, подкатываясь все ближе к Универмагу, к германскому фельдмаршалу.

Тем временем Паулюс решает сдаться в плен. В последний момент он жирной чертой перечеркивает расчеты Гитлера, хотя знает, что в данный момент тому больше всего нужен мертвый фельдмаршал, нашедший свою смерть вместе со своими солдатами. Но Паулюс уже не хочет войти в учебники германской истории с маршальским жезлом в правой руке и с орденами на гордо выпяченной груди. Он не хочет, чтобы в берлинском «Спортпаласте» раздался клич: «Отомстим за Сталинград! Отомстим за павшего фельдмаршала! " Нет, он хочет разделить судьбу своих еще оставшихся в живых солдат. Так понимает он теперь долг командующего армией!

Кольцо сжимается все уже, русские захватывают один дивизионный медпункт за другим. Непрерывный поток раненых течет на Красную площадь и особенно в дом, на котором висит флаг с красным крестом. На каждой койке – по двое и по трое, но поток не уменьшается. И все нуждаются в помощи. Мертвецов выносят за дверь, а когда санитары возвращаются с пустыми носилками, там, где кое-как помещался один, уже лежат двое тяжелораненых. Стоны и крики с каждым часом все громче.

Это предел человеческих страданий, такого еще не знала мировая история. Ночное небо вздымается над этими Каннами, над германскими Каннами у великой русской реки, а потомок Эмилия Пауллюса сидит на своей походной койке. Он думает о солдатских добродетелях – верность и повиновении. И о том, каким тяжким крестом легли они на весь остаток его жизни.

Около 9 часов вечера на Красную площадь врываются первые русские танки. Двенадцать офицеров 194-го полка выстраиваются у выхода из подвала. Это личная охрана фельдмаршала. Генерал-майор Роске дает пароль: «Хорст Вессель». Не хватает только, пожалуй, трубачей сыграть национальный гимн, чтобы сцена выглядела вполне по-прусски. Внизу, в подвале, Паулюс дает последнюю радиограмму своему верховному главнокомандующему:

«… Русские танки перед входом… это конец 6-й армии… 6-я армия верно выполнила свою присягу… сражалась до последнего человека и последнего патрона… Паулюс, генерал-фельдмаршал».

В два часа ночи принят прощальный приказ Гитлера. Он высоко оценивает действия армии. Она войдет в историю. Но совершенно неясен конец радиограммы:

«… несмотря ни на что, сохранил нам 6-ю армию… ваш Гитлер».

Приказ регистрируется. Рации замолкают.