Паломничество жонглера - Владимир Аренев

Он потер отчего-то вдруг зачесавшуюся грудь и покачал головой: к концу паломничества, Гвоздь, ты точно себя не узнаешь. Будешь шарахаться от воробьев, кидаться на каждого задевшего тебя струнодера и слагать квелые вирши. И жалеть, что не оказался этим их Носителем, поскольку…

— Стоп! Стоп, родимые, кому сказал!

Поперек тракта лежит упавшее дерево. Ну не совсем поперек — наискось, как будто само рухнуло. Может, и впрямь само?

Так или иначе, а радостей жизни это вместилище будущих дров не сулит. Или придется собственноручно разрубать, чтоб двуполка проехала, или разбойнички, если они дерево завалили, порубят.

Потом — после того, как порубят на щепки Гвоздя и его спутников.

Но и выбора-то особого нет, поскольку тракт здесь узок и экипаж не развернуть; и назад никак не сдашь. Значит, вперед до дерева, а там поглядим.

Гвоздь подогнал двуполку поближе и уже собирался крикнуть Айю-Шуну, чтобы тот прихватил с собой меч и вышел поглядел, что да как, но в это время над головой Кайнора нечто протяжно и противно свистнуло — шапки как ни бывало! Он кубарем скатился вниз и спрятался за экипажем. Стреляли справа от тракта, и стреляли, явно чтоб убить, не наклонись он, сейчас валялся бы в пыли, кровушкой истекал.

Ну не подонки ли, ну не душегубы ль?! А еще грабителями себя называют!

— Айю-Шун, всех подальше от двери! — рявкнул он как можно громче. — От окна — в первую очередь. И не вылазьте оттуда.

За спиной тонко тенькнула тетива разбойничьего лука — и стрела вошла в двуполку аккурат рядом со щекой Гвоздя. Он рванул на себя дверцу (с той стороны завизжали дамы-с), ввалился внутрь и выдохнул в большущие графинькины глаза: «Засада! » Это на случай, если не догадалась еще.

Потом взломал перегородку между мужской и женской половинами экипажа и порадовался при виде Айю-Шуна: меч на изготовку, взгляд спокойный и жесткий, таким можно куриц потрошить. Жаль, в кустах не курицы засели, а кое-кто поопасней.

— Много их? — полюбопытствовал господин Туллэк, который, кстати, тоже вытащил откуда-то клинок и уже успел прицепить на пояс. Захребетник, так его!

— Не меньше двух, — скривился Гвоздь. — Сперва жахнули справа, потом, когда я спрыгнул, слева добавили. Дерево завалили, чтоб не проехать, паскуды!

Слышно было, как испуганно ржут лошади, которым — ни сбежать, ни спрятаться. Впрочем, гривастым-то что, их никто убивать не станет, не в пример засевшим в двуполке.

— Полагаете, дело идет о выкупе? — не отставал врачеватель.

— Ни за вас, ни за меня никто и гроша ломаного не даст, — успокоил его Кайнор. — Разве что за графиню нашу — и то вряд ли. У вас есть родственники, госпожа Н'Адер?

— При чем здесь родственники? — раздраженно отмахнулась та. — Есть, но во всех смыслах дальние: и по крови, и отсюда они далеко. — И потянулась за сабелькой своей игрушечной, дуреха.

— Так! — рявкнул Гвоздь, не давая себя сбить с толку. — Что в том сундуке?

— При чем?..

— Отвечайте, графиня, не переспрашивайте, а отвечайте! Дальмин, а ты пока погляди, нет ли у нас здесь каких-нибудь… а-а, ладно. Так что в сундуке?

— Мои платья.

— Вываливайте их и посадите туда Матиль. Конопатая, будешь лежать на донышке тихо-тихо, что бы ни случилось! Договорились?

— Мне страшно, — прошептала она. В темноте глаза ее казались двумя бездонными провалами. — Мне страшно!

— Мне тоже. Но я в сундук не помещусь, поэтому придется лезть тебе. Давайте, графиня, не стойте с распахнутым ртом делайте, что говорят. Живо! Лисса, лапушка, помоги госпоже!

Пока они препирались, разбойники, видимо, тоже принимали решение. Наконец несколько человек вышли на тракт и первым делом занялись лошадьми. Они перерезали шлеи и увели их (лошадей), хотя, будь на месте «лесных стражей» Гвоздь, он бы в первую очередь занялся людьми.

— Ага, вот вспомнили наконец! — у двери встали три мужика с натянутыми луками. Глянул в другое окошко — та же картина.

— Вычапуй по одному, слышь! — Голос из ниоткуда. То есть звучит откуда-то слева, но обладателя не видать.

— Лучше давай ты к нам в гости заходи, — огрызнулся Гвоздь. — Или в штаны наложил от собственной смелости?

— Не крякай там, — лениво отозвался невидимый. — Раскладец простой, селезень. Или вы и дале трыпохаетесь в свое удовольствие — и тогда мы зайдем и вымем вас оттель, или сами выпрыгивайте. Если сами — приличных дам оставим в покое, остальных ласканем чутка — и тож отпустим. Ну, если какая решит с нами остацца — оставим, так и быть. Нет — всех вас тута вот раскладем и начиним по самую завязку, кого чем. Тебя, селезень, к примеру, яблоками. Конскими.

Дружный хор во главе с невидимым солистом грянул молодецки, распугивая птиц и заставляя господина Туллэка кривиться. «А их не меньше десяти, — прикинул Гвоздь. — Да, не сильно „трыпохнешься“ тут».

Он снова почесал грудь и мельком удивился: да что ж такое, неужто заразу прихватил в здешних койках? Не хватало еще…

— Не горячись! — крикнул невидимому, чтобы потянуть время. — Если все конские «яблоки» на меня потратишь, что сам-то жрать будешь?

— Зачем вы их злите? — вскинулась графинька.

— Ша! — отмахнулся он. — Сидите тихо и…

Да что ж такое с кожей на груди творится, Разящая меня заклюй!

Он оттянул рубаху и увидел, что дело не в неведомой кожной заразе, а в свистке, том самом, который предназначен для Друлли. Свисток явно нагрелся, да просто был горячущим, как каштан, выхваченный из костра!

Гвоздь за нитку вытянул свисток наружу и перебросил с ладони на ладонь, чтобы тот немного остыл. А потом, разумеется, не придумал ничего умнее, как подуть в него — и, конечно, обпек себе губы.

— Он сошел с ума, — мявкнула из своего уголка Талисса.

— Не больше твоего, — рассердился Рыжий. Снаружи невидимый уже кричал «Зажыгай!» — и затрещал факел у кого-то в руке.

— Ладно! — крикнул Гвоздь. — Ваша взяла. Мы выходим, жируйте!

И знаком показал Айю-Шуну, мол, приткнись где-нибудь, может, не заметят, за дверцей или еще как; хотя, конечно, надежда на это была маленькая. Сам заныкал парочку кинжалов (вдобавок к тем, что всегда носил с собой) — и распахнул дверцу с бабской половины.

— Бросай оружие! — хрипел невидимый. — И по одному давай, без трюков! Слышь, селезень?

«Слышу, слышу, — подумал тот, выходя из двуполки. — И всё никак в толк не возьму, с чего вы такие разговорчивые? »

Гвоздь бросил парочку кинжалов на землю — для достоверности, ибо кое-что оставил при себе. Огляделся; местные работники «пера» и топора бдительно следили за каждым его движением, стоя на расстоянии, чтобы, значит, предусмотреть всякое.

А вот уже забавная деталь: позади, на тракте, маячит всадница, высокая, коротко стриженная, облаченная в охотничий костюм. Не для нее ли «лесные стражи» устроили такое многословное представление?