Паломничество жонглера - Владимир Аренев

— Это повешенные, — не преминул просветить его Гвоздь. — Они от подкатывающего к горлу блаженства, — жест рукой, — обычно спешат опростаться и оставить позади весь смрад прошлой жизни. И блаженство повешенного, как вам, должно быть, известно, выражается в довольно явственных признаках:

«Гляди, — кричат, — стоит!»Но я — уже вишу.«Он сдох, а глянь, стоит!»Смех, сутолока, шум.Пред ратушей опять вершится правосудье:на виселице смерть имеет мертвый шут.

— Флорина, когда он тебе будет не нужен, скажи, я охотно найму этого паяца в наш замок. Полагаю, отцу он понравится.

Чернявая растерянно заморгала.

— Мы подумаем над вашим предложением, — вместо нее пообещал Кайнор. — Эй, вы, — рявкнул он, повернувшись к людям К'Рапаса, — поосторожнее с тем сундуком — там вещи господина наемного шута! Не смейте трясти и тем более переворачивать на бок!

Тут он вспомнил об одной очень важной детали и поспешил к егерям, исполнявшим приговор. Едва успел: они уже волокли к петле последнего из попавших в плен «лесных стражей» — хрипатого главаря. Как нельзя кстати.

— Исповедуйся, сын мой, — дребезжал у него над оттопыренным ухом охотничий жрец. Вообще-то ему бы полагалось отпускать грехи за убиение животных, но на сегодняшней охоте с этим у святоши явно не сложилось. — Исповедуйся, дабы облегченным уйти в следующую жизнь.

— Облегчусь я тебе за шиворот, — пообещал хрипатый — Катись отседова, поп. Я вон селезню хочу исповедаться.

— Кому? — не понял жрец.

— Мне, — пояснил Кайнор. И уже главарю: — Валяй, ушастый, я тебя слушаю. Начни с той бабы, которая вас наняла.

— Чего? — захохотал разбойник. — Какая баба?

— На коне баба. Перед которой вы представление разыграли, вместо чтоб тихо и быстро нас «обслужить». Вспомнил?

— Не-а. Веревка, слышь, мешает вспоминать.

— Вспомнил, — убежденно сказал Гвоздь. — Насчет веревки не надейся, я здесь — никто, так что тебе ничего не обломится. Всё, что могу обещать, это пощекотать «перышком» ту стерву, которая вас подставила. Думаешь, она не знала про охоту Дровосека-младшего с Кукушонком? Она просто не рассчитала, а выйди всё, как она хотела, вы б кончили нас, а эти, — кивок в сторону увлеченно беседующего с графинькой Эндуана, — вас.

— Ладно крякаешь, — скривился хрипатый. — Только я в «стражах» не первый год, у нас свое… Меня в самом начале один монашек высек. Ни в жизнь не докумекаешь, селезень, за что! Что плохо свое дело знал. Мол, мир у нас и так дырявый — так кому, мол, здесь нужны сапожники без сапог. И еще… сказал тогда, зар-раза, что, если я в «стражах» останусь, сдохну тухло, без блеску. И жизнь, сказал мне, такую же проживешь, — тухлую.

— Так кто была та баба?

— Пустокряк ты, селезень. Еще чуток, и я б допер, что ты и есть тот кривляка, которого они шнырили. Живи пока, раз так фарт лёг. Про них я тебе хрен что скажу, мне тот ремень монахов в науку пошел добре. Одно учти: сковырнут они тебя — рано или поздно, а сковырнут. Очень ты им, поди, поперек горла встал, вот как мне счас кума смоленая встанет.

— Хватит, — не выдержал один из егерей. — Думаешь, Висюль, по второму разу удача обломится? Не переживай, мы для тебя нарочно куму покрепче выбрали.

— Не переживу, — процедил хрипатый. — Давай, господская сопля, кончай меня — я свое исповедовал. Вон, пусть селезень…

Он не договорил, заплясал в воздухе, ударяя пятками о ствол, потом дернулся и обвис. Гвоздь, зажав рукой нос, пошел обратно к двуполке и своим попутчикам.

— Мы уже отправляемся, — сообщил господин Туллэк. — Скоро вечер, а до замка маркиза К'Рапаса путь неблизкий.

— Коней-то на всех хватит? — полюбопытствовал Гвоздь. Дровосек-младший снисходительно улыбнулся:

— Вам — точно хватит. Батюшка непременно захочет познакомиться с вами, и как можно скорее.

— Надеюсь, не разочарую. — Кайнор отвесил еще один поклон и вскочил на подведенного к нему скакуна кого-то из свитских.

Поклон за возможность заночевать в замке не слишком высокая цена. Кто их знает, тех, кому Гвоздь встал «поперек горла», — вдруг наведаются к обгоревшей двуполке, чтобы довершить начатое.

Но кому, Крот Проницающий, он мог насолить в здешних краях?! То есть кому — настолько?! Ломая над этим голову, Кайнор послал коня галопом вслед за благородными господами и их свитой. Позади осталась двуполка, охраняемая отрядом егерей да покачивающимися на ветвях «лесными стражами». «Но кому?!..»

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Плащ повешен на крюк.

Шепот взглядов и рук.

Кто мы, как нас зовут, —

вспомним только к утру.

А пока нас не стало, мы — сердце Вселенной.

…под окном обалдело котяры орут.

— Значит, именно белая? — переспросил Никкэльр К'Рапас — Белая как снег?

Его сын в подтверждение склонил голову:

— Белая, батюшка.

Маркиз скептически хмыкнул и повернулся к господину Туллэку:

— Ну, ты видел? — Тот дипломатически промолчал, поскольку было неясно, то ли Дровосек-старший спрашивает, видел ли господин Туллэк белую кабаргу, то ли… — Разве об этом мы мечтали, когда брали штурмом Груллу-Кор? — (Значит, речь не о кабарге.) — Вот он, отпрыск древнего рода захребетников — воинов и философов, венец, так сказать, столетней нашей истории! — Кривой перст господина Никкэльра тычет в Эндуана. — Тискает горничных на конюшне, охотится с кречетом на воробьев. В свои двадцать три не получил ни единой царапины в бою, всё что есть — от цирюльника-неумехи да коготков не в меру горячих девок. Об этом ли мы мечтали тогда, за Хребтом?

— Кто же не мечтает о страстных коготках у себя на спине? — пробормотал Гвоздь. Прибыв в фамильное гнездо Дровосеков и познакомившись с хозяином, он не переставал удивляться причудам судьбы. Ибо вряд ли на свете отыщутся два более не похожих друг на друга человека, чем Диккэльр и его отпрыск. Эндуан телом строен, кожей бел, манерами до отвращения изыскан. Если бы честолюбие и самомнение какой-нибудь кудесник превращал в медные «плавники», Дровосек-младший оказался бы самым богатым человеком в Ллаургине Отсеченном.

Не то — господин Никкэльр. Честолюбием, конечно, он тоже не обделен, но ни белизной кожи, ни стройностью он не отличается. Тучный, кряжистый, брутальный, он кажется ожившим Великаном из древних сказок. Когда хозяин замка вышел к гостям, Кайнор сперва решил, что видит одного из Дровосековой челяди: или учителя какого-нибудь, или оружейного мастера. Заляпанные грязью сапоги, потрепанный кафтан, крошки в неухоженной бороде… А что у бедра покачивается в старых ножнах простенький меч, так это еще ничего не значит.