Утраченные иллюзии - Оноре Бальзак

— Но сотрудники газеты должны же где-нибудь встречаться по редакционным делам, — сказал Люсьен.

— Вероятно, но редакция меня не касается, — сказал капитан императорской гвардии и принялся проверять бандероли, напевая свое вечное «брум, брум!».

В эту минуту, по счастью или по несчастью, явился Фино, чтобы объявить Жирудо о своем мнимом отречении и поручить ему охрану своих интересов.

— С этим господином можно обойтись без дипломатии, он наш сотрудник, — сказал он своему дядюшке, пожимая руку Люсьену.

— A-а, он сотрудник? — вскричал Жирудо, дивясь любезности племянника. — Если так, то попасть сюда вам удалось без труда.

— Я хочу сам все устроить, чтобы Этьен вас не провел, — сказал Фино, хитро взглянув на Люсьена. — Вы будете получать три франка за столбец за любую статью, в том числе и за театральные рецензии.

— Ты еще никогда и ни с кем не заключал таких условий, — сказал Жирудо, с любопытством посмотрев на Люсьена.

— Ему будет поручено четыре театра на Бульварах, ты позаботишься, чтобы у него не перехватывали ложи и доставляли ему билеты на спектакли. Все же я советую распорядиться, чтобы вам их присылали на дом, — сказал он, оборачиваясь к Люсьену. — Помимо критики, вы обязуетесь за пятьдесят франков писать ежемесячно в продолжение года десять статей на разные темы, размером около двух столбцов. Согласны?

— Да, — сказал Люсьен, соглашаясь под давлением обстоятельств.

— Дядюшка, — сказал Фино кассиру, — составьте договор. Перед уходом мы подпишем его.

— А кто этот господин? — спросил Жирудо, вставая и снимая черную шелковую шапочку.

— Люсьен де Рюбампре, автор статьи об «Алькальде», — сказал Фино.

— Молодой человек! — вскричал старый вояка, похлопывая Люсьена по лбу. — У вас тут золотая руда! Я не литератор, но вашу статью я прочел, и она доставила мне удовольствие. Вот это статья! Что за живость! Я так и подумал: «Статья даст нам подписчиков!» И верно! Мы пристроили пятьдесят экземпляров.

— Мой договор с Этьеном Лусто готов для подписи? Оба экземпляра? — спросил Фино у своего дядюшки.

— Да, — сказал Жирудо.

— Договор с господином де Рюбампре пометь вчерашним днем, пусть Лусто встанет перед лицом фактов.

Фино дружески взял своего нового сотрудника под руку, что подкупило поэта, и повел его вверх по лестнице, говоря:

— Теперь ваше положение прочно. Я сам познакомлю вас с моими сотрудниками. А вечером Лусто представит вас в театрах. Вы можете зарабатывать сто пятьдесят франков в месяц в нашей газетке; ею будет руководить Лусто, поэтому старайтесь жить с ним в дружбе. Этот бездельник будет недоволен, что я договором с вами связал ему руки, но у вас талант, и я не желаю, чтобы вы зависели от капризов редактора. Короче говоря, вы можете давать мне до двух листов в месяц для моего еженедельника, я буду вам платить за них двести франков. Но только никому ни слова, иначе я стану жертвой всех этих честолюбцев, оскорбленных удачей новичка. Выкройте из ваших двух листов четыре статьи, две статьи подписывайте своим именем, а две — псевдонимом, чтобы не создалось впечатления, будто вы отбиваете хлеб у других. Вы обязаны своим положением Блонде и Виньону, они предрешают вам будущее. Итак, оправдайте наши надежды. Особенно остерегайтесь друзей. Что касается до нас с вами, мы споемся. Услужите мне, а я услужу вам. От продажи лож и билетов у вас наберется франков сорок, да еще книг спустите франков на шестьдесят. Затем ваш гонорар в редакции; стало быть, четыреста пятьдесят франков в месяц вам обеспечены. Действуя с умом, вы получите по меньшей мере франков двести от книгопродавцев за статьи и проспекты. Но ведь вы мой союзник, не правда ли? Я могу на вас рассчитывать?

Люсьен пожал Фино руку в порыве неописуемой радости.

— Не подавайте вида, что мы с вами поладили, — шепнул ему на ухо Фино, открывая дверь мансарды, расположенной в конце длинного коридора, в пятом этаже дома.

И Люсьен увидел Лусто, Фелисьена Верну, Гектора Мерлена и еще двух журналистов, которых он не знал; они сидели перед пылающим камином на стульях и в креслах, вокруг стола, покрытого зеленым сукном, курили, смеялись. Стол был завален бумагами; на нем стояла настоящая чернильница, наполненная чернилами, лежали довольно скверные перья, но сотрудники довольствовались ими. Все говорило новому журналисту, что здесь создавалась газета.

— Господа, — сказал Фино, — цель нашего собрания — передача нашему дорогому Лусто моих полномочий главного редактора, ибо я принужден оставить газету. Мои мнения подвергнутся, разумеется, необходимой перемене, без чего я не мог бы стать редактором журнала, предназначение которого вам известно, однако мои убеждения останутся все те же, и мы будем друзьями. Я весь ваш, относитесь и вы ко мне по-прежнему. Обстоятельства переменчивы, принципы неизменны. Принципы — это ось, вокруг которой движутся стрелки политического барометра.

Сотрудники расхохотались.

— У кого ты позаимствовал эти перлы? — спросил Лусто.

— У Блонде, — отвечал Фино.

— Ветер, дождь, бурю, хорошую погоду, — сказал Мерлен, — мы все переживем вместе.

— Короче, — продолжал Фино, — не будем вдаваться в метафоры: приносите свои статьи и вы увидите во мне прежнего Фино. Господин де Рюбампре ваш новый коллега, — сказал он, представляя Люсьена. — Я заключил с ним договор, Лусто.

Каждый поздравил Фино с повышением и блестящим будущим.

— Теперь ты оседлал и нас и прочих, — сказал ему один из сотрудников, неизвестных Люсьену. — Ты стал Янусом…

— Если бы только Янусом, — сказал Верну.

— Ты разрешишь нам обстреливать наши мишени?

— Все, что вы пожелаете! — сказал Фино.

— Ну, понятно, газета не может отступать, — сказал Лусто. — Господин Шатле взбешен, мы ему не дадим покоя целую неделю.

— Что случилось? — спросил Люсьен.

— Он приходил требовать объяснений, — сказал Верну. — Бывший щеголь времен Империи наткнулся на Жирудо, и тот самым хладнокровным образом сказал ему, что автор статьи — Филипп Бридо, а Филипп предложил барону назначить час и род оружия. На этом дело и кончилось. В завтрашнем номере мы хотим извиниться перед бароном: что ни фраза, то удар кинжала!

— Ужальте его покрепче, тогда он прибежит ко мне, — сказал Фино. — Я притворюсь, что, укрощая вас, оказываю ему услугу; он близок к министерству, и мы можем кое-что урвать — место сверхштатного учителя или патент на табачную лавку. Наше счастье, что статья задела его за живое. Кто из вас желает написать для моего нового журнала основательную статью о Натане?

— Поручите Люсьену, — сказал Лусто. — Гектор и Верну дадут статьи в своих газетах…

— До свиданья, господа! Мы встретимся сегодня у Барбена,{137} — сказал Фино смеясь.

Люсьен выслушал поздравления по поводу того, что он вступает в грозный корпус журналистов, и Лусто рекомендовал его как человека, на которого можно положиться.

— Люсьен приглашает нас всех, господа, на ужин к своей возлюбленной, прекрасной Корали.

— Корали переходит в Жимназ, — сказал Люсьен Этьену.

— В таком случае решено, мы поддержим Корали. Не правда ли? Надо дать во всех ваших газетах несколько строк об ее ангажементе и указать на ее талант. Похвалите дирекцию Жимназ за вкус и догадливость. Нельзя ли наделить ее и умом?

— Умом мы ее наделили, — отвечал Мерлен. — Фредерик{138} вместе со Скрибом написал пьесу для Жимназ.

— О! Тогда директор Жимназ самый предусмотрительный и самый проницательный из дельцов, — сказал Верну.

— Послушайте! Повремените писать статьи о книге Натана, пока мы не сговоримся, — и я скажу вам почему, — сказал Лусто. — Сперва поможем нашему новому собрату; Люсьену надо пристроить две книги: сборник сонетов и роман. Клянусь честью газетной заметки, не пройдет и трех месяцев, мы сделаем из него великого поэта! «Маргаритки» нам пригодятся, чтобы унизить все эти Оды, Баллады, Размышления{139}, — короче, всю романтическую поэзию.

— Вот будет потеха, если сонеты никуда не годятся, — сказал Верну. — Какого вы мнения о своих сонетах, Люсьен?

— Да, какого вы о них мнения? — сказал один из незнакомых сотрудников.

— Господа, сонеты превосходные, — сказал Лусто. — Даю слово!

— Отлично. Я удовлетворен, — сказал Верну. — Я ими собью с ног этих поэтов алтаря, они надоели мне.

— Если Дориа нынче вечером не возьмет «Маргаритки», мы двинем статью за статьей против Натана.

— А что скажет Натан? — вскричал Люсьен.

Все пять журналистов расхохотались.

— Он будет восхищен, — сказал Верну. — Вы увидите, как мы все уладим.

— Итак, сударь, вы наш? — сказал один из сотрудников, которого Люсьен не знал.