Штамм «Андромеда». Человек-компьютер - Майкл Крайтон

Макферсон взглянул на телевизионное изображение Бенсона. Что бы сказал на это Бенсон? Согласился бы или нет? Хотя какое это могло иметь значение.

Но теперь с помощью этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг, который поврежден, и электронный мозг, призванный корректировать повреждение. Новый мозг, таким образом, должен контролировать биологический мозг. А это создает совершенно новое положение. Биологический мозг становится периферическим исполнителем - единственным периферическим исполнителем команд электронного мозга. В одной области контроль полностью принадлежит электронному мозгу. А потому и биологический мозг больного, и все его тело превращаются в окончание компьютера. Мы создали человека, который представляет собой большой, сложный периферический придаток нового компьютера. Больной становится печатающим устройством нового компьютера, и он так же не может что-либо изменить, как телевизионный экран не может воздействовать на информацию, которую мы с него получаем.

"Возможно, это сказано слишком сильно", - подумал Макферсон. Он нажал кнопку и произнес в микрофон:

– Гарриет, напечатайте последний абзац, но потом покажите его мне. Римская цифра четыре. Резюме и выводы.

Макферсон снова сделал паузу и включил звук.

Бенсон говорил: -…ненавижу их и особенно проституток. Авиамеханики, танцовщицы, переводчики, заправщики на бензоколонках - люди, подобные машинам или обслуживающие машины. Проститутки! Я их всех ненавижу…

Бенсон подчеркивал свои слова взмахами сигареты.

– Ну, и какое у вас было чувство? - спросил доктор Рэмос.

– Я была зла, - сказала Дженет Росс. - Зла, как черт. Эта сестра, которая стояла и смотрела на все, делая вид, будто не понимает, что происходит. Но она отлично понимала!

– Вы рассердились?.. - доктор Рэмос не договорил.

– Из-за операции. Из-за Бенсона. Они все-таки его оперировали. Я с самого начала говорила им, с самого начала, что этого нельзя делать, но Эллис, и Моррис, и Макферсон хотели оперировать. Они захлебываются самоуверенностью. Особенно Моррис. Когда в послеоперационной я увидела, с каким смаком он глядит на Бенсона - бледного как смерть, замотанного в бинты, - я взбесилась.

– Но почему?

– Потому что он был такой бледный, потому что он…

Дженет умолкла. Она старалась найти адекватный ответ и не могла.

– Насколько я понимаю, операция прошла успешно, - сказал доктор Рэмос. - И после операции все больные обычно бывают бледными. Так что же вас взбесило?

После некоторого молчания Дженет проговорила:

– Не знаю.

Она услышала, что доктор Рэмос переменил позу. Видеть его она не могла, так как лежала на кушетке, а он сидел сзади нее в кресле. Наступило долгое молчание. Дженет смотрела в потолок и тщетно искала, что сказать. Ее мысли мешались, в них не было никакой стройности. Наконец доктор Рэмос сказал:

– Присутствие сестры, по-видимому, имело для вас большое значение.

– Разве?

– Вы ведь упомянули про нее.

– Я не заметила.

– Вы сказали, что там была сестра и она знала, что происходит… Так что же конкретно там происходило?

– Я была взбешена.

– Но вы не знаете почему?

– Нет, знаю, - ответила Дженет. - Из-за Морриса. Он так петушится!

– Петушится? - повторил доктор Рэмос.

– Излучает самоуверенность.

– Вы сказали "петушится".

– Послушайте, я ничего под этим не подразумевала. Просто к слову пришлось… - Дженет вдруг умолкла. Ее душил гнев, и она уловила дрожь в своем голосе.

– Вы и сейчас сердитесь, - сказал доктор Рэмос.

– Очень.

– Почему?

– Они не стали меня слушать.

– Кто не стал вас слушать?

– Да никто из них. Ни Макферсон, ни Эллис, ни Моррис. Никто меня не слушал.

– Вы сказали доктору Моррису или доктору Эллису, что вы сердитесь?

– Нет.

– Но излили свой гнев на доктора Морриса?

– Да.

Он подводил ее к какому-то выводу, но ей не удавалось понять, к какому. Обычно на этом этапе она уже все понимала. Но сейчас…

– Сколько лет доктору Моррису?

– Не знаю. Он примерно моего возраста. Тридцать, тридцать один. Что-то около этого.

– Примерно вашего возраста.

Эта манера повторять слова собеседника окончательно вывела ее из себя.

– Да, черт возьми, примерно моего возраста.

– И он хирург.

– Да…

– Легче срывать злость на том, кого вы считаете своим ровесником?

– Я никогда об этом не думала.

– Ваш отец тоже был хирургом, но он не был вашим ровесником.

– Можете не разжевывать.

– Вы все еще сердитесь.

Дженет вздохнула.

– Давайте сменим тему.

– Хорошо, - сказал доктор Рэмос тем безмятежным голосом, который ей иногда нравился, а иногда бесил ее.

Моррис терпеть не мог первичного приема. Такой прием вели главным образом психологи, и У процедура была долгой и скучной. Статистика показывала, что из сорока человек, обращавшихся в НПИО, дальнейшему обследованию подвергался только один и лишь у одного из восьмидесяти четырех обнаруживалось органическое поражение мозга с нарушениями в поведении. Таким образом, первичные консультации, как правило, оказывались пустой тратой времени.

И особенно когда дело шло о пациентах "с улицы". Год назад Макферсон из политических соображений принял решение, что любой человек, который узнал о существовании НПИО и обратился туда за помощью, должен быть осмотрен. Разумеется, большинство пациентов по-прежнему приходили в НПИО с направлениями, но Макферсон считал, что авторитет отделения требует немедленного осмотра и тех, кто сам себя туда направлял.

Макферсон считал также, что каждый из сотрудников отделения должен время от времени проводить первичные приемы. Поэтому два дня в месяц Моррис вел прием в маленьких консультационных кабинетах с "зеркалами" из полупрозрачного стекла. Сегодня был один из его дней, и Моррис испытывал особенное раздражение. Радостное возбуждение после утренней операции еще не прошло, и ему меньше всего хотелось возвращаться к самым скучным из своих обязанностей.

Он с тоской взглянул на входящего в кабинет очередного посетителя. Это был длинноволосый молодой человек лет двадцати с небольшим, в джинсах и спортивной рубашке. Моррис приподнялся, здороваясь с ним.

– Меня зовут доктор Моррис.

– Крэг Беккермен, - его рукопожатие было мягким и искательным.

– Садитесь, пожалуйста. - Моррис указал на стул напротив стола, повернутый так, что лицо сидящего оказывалось точно напротив полупрозрачного стекла. - Что вас привело к нам?

– Я… хм… заинтересовался, - сказал Беккермен. - Я прочел о вас в журнале. Вы тут делаете операции на мозге.