Серебристая бухта - Джоджо Мойес

Я встал и начал ходить по комнате.

– Это все неправильно, Лиза. Что, если это не остановит застройку? Люди могут посочувствовать, но это еще ничего не значит.

– А что еще мы можем сделать?

И тут Лиза была права.

Она взяла меня за руки.

– Майк, я много лет живу как в тумане. Я обманываю себя, но разве это жизнь, когда всего боишься? Я не хочу, чтобы и Ханна так жила. Я хочу, чтобы она могла поехать, куда ей захочется, встречаться с тем, с кем захочет. Я хочу, чтобы у нее было счастливое детство, чтобы ее окружали люди, которые ее любят. А как она живет здесь?

– Черт, она хорошо здесь живет, – возразил я, но Лиза отрицательно покачала головой.

– Она не может уехать из Австралии. Как только увидят ее паспорт, нас сразу задержат. Она даже из Сильвер-Бей уехать не может. Только здесь я могу быть уверена, что нами никто не заинтересуется.

Лиза подалась вперед. Она говорила спокойно, как будто не раз обдумывала все это за прошедшие годы, и фразы получались гладкими, как обкатанная приливом галька.

– Это похоже на жизнь с блуждающей сетью. Вся эта история… то, что я сделала, Летти, Стивен… Это может быть в тысячах миль от нас, но оно существует и ждет, когда появится возможность настигнуть меня. И тогда я запутаюсь в этой сети, и она утащит меня на дно. Это будет ждать меня годами. – Лиза убрала волосы за ухо, и я мельком увидел маленький белый шрам. – Если застройка продолжится, нам придется уехать, – сказала она. – И куда бы мы ни отправились, эта сеть будет тихо дрейфовать вслед за нами.

Я закрыл лицо ладонями.

– Это все из-за меня. Если бы я сюда не приехал… Боже, в каком положении вы из-за меня оказались…

Лиза погладила меня по голове.

– Ты же не мог об этом знать. Если бы не приехал ты, приехал бы кто-нибудь другой. Я не такая наивная, я понимаю, что мы не сможем остаться в Сильвер-Бей навсегда. В общем, так, я думала об этом всю ночь. Если я сдамся властям, Ханна будет свободна и я смогу привлечь внимание к китам. Люди должны узнать об этом. – Она неуверенно улыбнулась. – И я тоже стану свободной. Ты должен понять, Майк, мне тоже необходимо от всего этого освободиться. Насколько это вообще возможно.

Я смотрел на Лизу и чувствовал, как она ускользает. Она снова была в тысячах миль от меня.

– Сделай одолжение, не предпринимай ничего, пока я кое с кем не поговорю.

Вечером я позвонил сестре. Я заставил ее поклясться, что она ни слова никому не скажет, и только после этого пересказал ей, насколько мог подробно, историю Лизы.

Последовала долгая пауза.

– Господи боже, Майк, ты дал ей мудрый совет, – изумилась Моника, а потом я услышал, как она что-то пишет. – Это все правда? Она ничего не придумала?

Я вспомнил, как Лиза дрожала в моих объятиях.

– Она ничего не придумала. Как ты думаешь, из этого получится история для СМИ?

– Ты шутишь? Да ребята из отдела новостей уписаются от счастья.

– Мне это нужно… – Я постарался взять себя в руки. – Если мы это сделаем, Моника, надо, чтобы материал вызвал у людей сочувствие к Лизе. Надо, чтобы люди поняли, как она оказалась в таком положении. Если бы ты ее знала… если бы ты знала, какой она человек, какая она мать…

– Ты хочешь, чтобы об этом написала я? – недоверчиво переспросила сестра.

– Я больше никому не доверяю.

Короткая пауза.

– Спасибо. Спасибо, Майк. Я… – Она отвлеклась, как будто бы просматривала свои записи. – Я думаю, что смогу перетянуть читателя на ее сторону. Переговорю тут с нашим адвокатом – никаких имен, естественно, – она расскажет мне, как это выглядит с правовой точки зрения. Не хочу писать ничего, что приведет к судебному разбирательству…

Я смотрел на телефонную трубку и понимал, что, хочу я этого или нет, Моника верно оценивает положение Лизы.

– И как ты думаешь… она сможет выиграть?

– Если она сможет донести до общественности, что причиной ее добровольной легилизации является не только желание разобраться со своей ситуацией, но и желание защитить несчастных китов, люди, скорее всего, примут ее сторону. Публика любит все эти истории с китами, а еще больше любит оригиналов. А если оригиналом окажется симпатичная блондинка – вообще хорошо.

– Когда ты возьмешь интервью, ты лично сможешь убедиться в том, что весь мой рассказ – правда. Я не исказил ни одного ее слова.

– Не хочу лезть в ваши отношения, Майк. Это не мое дело. Но ты должен очень аккуратно поговорить с ней и выяснить, действительно ли она этого хочет. Потому что, если все, что ты мне рассказал, правда, я не гарантирую ей спокойную жизнь. Другие газеты подхватят ее историю, они все перетрясут и могут посмотреть на нее совсем иначе. В том, что она сбежала, нет ничего хорошего.

– Ее младшая дочь умерла. Ей сказали, что Стивен в критическом состоянии. Она должна была что-то предпринять, чтобы защитить Ханну.

– Даже если у меня получится убедить всех в том, что она ангел во плоти, ее все равно могут арестовать, а потом и срок дать. Особенно если тот парень умер. Если обвинение докажет, что она дала ему таблетки, зная, что он выпил в тот вечер и что он сядет за руль… Ну, мне очень не хочется это говорить, но в лучшем случае это тянет на непредумышленное убийство.

– В худшем – на предумышленное.

– Я не знаю. Я не криминальный журналист. Но давай не будем забегать вперед. Скажи-ка мне еще раз по буквам его имя. Я попробую что-то узнать и перезвоню.

Я был бы очень рад, если бы одновременно с улучшением состояния здоровья Нино Гейнса улучшилось и положение других обитателей Сильвер-Бей, но, увы, это было не так. Протесты для публичных слушаний подавались и, как и следовало ожидать, в большинстве своем отклонялись. В газетах уже начали писать не о том, начнется ли застройка, а о том, когда она начнется. И, как бы подтверждая необратимость этого процесса, вокруг намеченного под строительство участка вырос забор. Плакаты на заборе обещали «невероятные возможности для инвестиций в дома на две, три и четыре спальни, которые станут частью уникального комплекса отдыха и развлечений».

Я читал это, и мне становилось дурно, потому что это было частью моего предложения. Сверкающий забор высотой в двенадцать футов был неуместен на пустынном пляже и только подчеркивал возраст «Сильвер-Бей». Теперь облупившаяся краска и отвалившаяся штукатурка стали как бы знаками отличия отеля. Он стоял рядом с просмоленным сараем, как безмолвный часовой ушедшей эпохи, когда отели были местом, где можно было найти укрытие или просто жить, а не уникальным местом для развлечения и отдыха или блестящей возможностью для инвестиций.