Третья раса - Дмитрий Янковский

— Вы тут занимайтесь, а мне надо в рубку, выяснить у Молчуньи точные координаты «Валерки», — сказал Долговязый. — Найдете дорогу назад?

— Разберемся, — кивнула Леся.

Долговязый подмигнул мне и скрылся за переборками. Было зябко — Леська заставила раздеться до плавок. А вот тревоги не было. Я был уверен, что даже если она найдет непорядок у меня под черепом, я сумею ее уговорить не отправлять меня в госпиталь немедленно. Больше ведь нырять было некому. Точнее, нырнуть-то каждый охотник умел, да только не каждого Поганка подпустила бы к себе. Причину этого я сам не вполне понимал — ее гораздо лучше знала Молчунья. И если честно, мне бы хотелось с ней об этом поговорить до решающего погружения. Слишком многое от этого могло зависеть.

Леська опустила подкову томографа мне на голову и начала сканирование. Видно ничего не было, только на теле мерцали отблески мониторов.

— Ну что там? — не выдержал я затянувшегося молчания.

— Полежи спокойно и помолчи, — ответила Леся. — От разговора активность участков мозга меняется. Подумай о чем-нибудь приятном.

— Тогда о тебе, — улыбнулся я.

— Ты становишься эротоманом, — пошутила она.

Сканеры томографа мерно урчали. Я ожидал какого-нибудь покалывания или почесывания в голове, но не ощущал вообще ничего. Только мурашки бегали по голому телу от холода. Время шло, Леська молчала.

— Ну что там? — не выдержал я.

Подкова томографа перестала жужжать и поднялась вверх. Я увидел Леську — на ней лица не было. У меня сердце екнуло, словно под ногами земля разверзлась.

— Что такое? — прошептал я.

— Ты совершенно здоров, — ответила она жутковатым голосом. — Только…

— Что только?

— У тебя под черепом… нейрочип.

Наверное, если бы «Рапид» на полном ходу сделал оверкиль, это произвело бы на меня меньшее впечатление.

— Ты шутишь? — прошептал я непослушными губами.

— К сожалению, нет. Вот, посмотри.

Она подвела меня к монитору и показала мой собственный мозг в разрезе. Разные участки компьютером были выкрашены в разные цвета. В одном месте пылала яркая бусинка.

— Это? — я показал пальцем.

— Нет, — отмахнулась Леся. — Это центр сексуального возбуждения. Ты, наверное, слишком всерьез обо мне задумался. Вот сюда посмотри.

Она ткнула пальцем в темную область, похожую на очень правильную четырехлучевую звезду. Но если присмотреться, лучей было значительно больше, только маленьких.

— Это нейрочип, — уверенно заявила Леся. — Фрагмент биотеха.

— Быть не может! — помотал я головой. — Откуда ему там взяться?

И тут же прикусил язык — ему было откуда взяться. Но это означало, что Жаб жив — в этом теперь не было ни малейших сомнений. Это ведь вполне в его стиле — подкупить хирурга, делавшего мне операцию после баротравмы. Подкупить, выдать нейрочип и попросить вживить мне в мозг. Для него это просто. Проще, чем некоторым поссать за борт. А возможность была. Жаб старался никогда не упускать никаких возможностей. Только непонятно, зачем мне нейрочип вставлять в голову.

— Точно такой, как у Тошки, — негромко сказала Леся.

Я не знал, что у нее творится в душе, но чувствовала она себя неважно.

— Его можно извлечь? — спросил я.

— Да, без особого труда. Но только оперативным путем. В госпитале.

Этот вариант меня в данный момент никак не устраивал.

— Это Жаб, — сообщил я на всякий случай. — Кроме него никто не мог это сделать.

— Во время операции?

— Да. В умении подкупать людей ему не откажешь. Получается, что он может видеть моими глазами?

— Да. А во сне транслировать образы с компьютера тебе в мозг.

— Значит эти кошмары…

— Почти наверняка генерирует Жаб, — закончила за меня Леся. — Я его если увижу, убью не задумываясь.

— Ты же была против насилия!

— Можешь подать на меня в суд.

На самом деле я прекрасно ее понимал. У меня тоже были поводы ненавидеть Жаба, но то дела давно минувших дней, и они как-то стерлись из памяти. Я размяк, я уже готов был поверить, что Жаб не маньяк, что он спас меня и Лесю от верной ракетной атаки. И тут снова.

— Вот откуда он узнал о том, что ты идешь на «Рифе»! — воскликнул я. — Он постоянно смотрит моими глазами, барракуда его дери! И про банку с глубиной в тридцать метров он тоже узнал от меня! И о твоих планах…

— Получается, он спас нам жизнь, — сказала Леся без всяких эмоций. — Это дьявол, а не человек. Я готова его убить, но в тоже время знаю, что не сделаю этого.

— Так было со всеми, — вспомнил я. — Из-за Жаба Викинг попал в тюрьму. И готов был убить взводного, но едва встретился с ним, отказался от этого намерения.

— Почему?

— Жаб предложил ему поохотиться. Других шансов у Викинга не было. Та же история и с Рипли. Сначала Жаб загнал ее на камбуз, кухаркой, а затем вызволил оттуда. Рипли далеко не дура, но и она готова была подчиняться ему, как собака. Ты права, он страшный человек. Я был уверен, что победил его, а оказывается, он в это время приказал вшить мне нейрочип в голову. Уму непостижимо! Получается, что во сне он давал мне инструкции, как легче пройти защитную зону Поганки. Именно во сне я узнал об особенностях торпед «тридцаток», с которыми раньше не сталкивался. И еще много чего… Про заход с левой циркуляцией, например. Вот барракуда! Я же говорю, он умеет предвидеть события на десятки ходов вперед. Весь год он меня доучивал! Весь год, Леся! Почти каждую ночь он транслировал мне в мозг уроки по подводной охоте…

— Успокойся.

— Да уж… Самое время быть спокойным, как слон. Самое время. Мы с тобой любили друг друга, а он смотрел это как порнофильм на мониторе? Весело…

— Я не стеснительная.

— Очень рад. А мне каково? У меня не бывает приступов эксгибиционизма. Эй, Жаб! — я не выдержал и выкрикнул то, что думал: — Ты псих и проклятый ублюдок! В тебе нет ничего человеческого! Я тебя ненавижу, Жаб, даже с учетом того, что ты спас нас от смерти! Ты слышишь?

— Он не может ответить, — вздохнула Леся. — Только когда уснешь. В активный мозг нельзя передавать образы, тем более речевые.

— Спасибо за консультацию, — я уселся на кушетку и попробовал успокоиться. — Никто еще так плотно не вмешивался в мою личную жизнь. Нет, это же надо! Использовать меня для…

Я не знал, для чего он меня использовал. Или знал? Мне было противно от самого факта случившегося, но чем больше я психовал, чем больше распалял себя, тем яснее мне становилось, что Жаб снова, как всегда, прав. Что у него попросту не было выхода, как и у меня сейчас. Он переступил черту, границу, о которой говорил Долговязый, но и мне ее в скором времени придется переступить. Он знал, что кроме меня никто не сможет приручить Поганку. Сам он не мог, а она меня к себе подпускала. У меня было огниво, как в сказке Андерсена. Я единственный мог повелевать самой большой собакой на свете. Или я сам огниво? Я огниво в руках Жаба. Да, точно, именно так. Он — укротитель чудовища. А я… Просто подвернувшийся под руку инструмент для этого. И даже если мне удастся спасти человечество, моей заслуги в этом не будет.