Сотканный мир - Клайв Баркер

Однако смена тактики сработала. Они не задерживались на одном месте больше чем на полтора дня, бездумно переезжая из города в город, из деревни в деревню, и их след постепенно остывал. Спокойные дни складывались в недели, недели — в месяцы, и иногда казалось, что преследователи оставили попытки схватить их.

В такие моменты мысли Сюзанны часто обращались к Кэлу. Сколько всего произошло после того вечера на берегу Мерси, когда он признался ей в любви. Она размышляла, в какой степени его чувства были вызваны менструумом, коснувшимся Кэла и проникшим в него, и много ли там было любви в обычном понимании этого слова. Иногда Сюзанну охватывало желание поднять трубку и набрать его номер, и несколько раз она даже делала это. Но что-то удерживало ее от разговора — мания преследования или, как подсказывала интуиция, чужое присутствие на линии, которую все-таки прослушивали. На четвертый и пятый раз к телефону подходил не Кэл, а какая-то женщина. Она спрашивала, кто это, а когда Сюзанна не отзывалась, угрожала сообщить в полицию. Больше она не звонила — дело не стоило такого риска.

У Джерико было собственное мнение по поводу Кэла.

— Муни из чокнутых, — сказал он, когда имя Кэла всплыло в разговоре. — Тебе лучше забыть его.

— Если ты чокнутый, ты ничего не стоишь, так получается? — спросила она. — А как же я?

— Теперь ты принадлежишь к нашему народу, — ответил он. — Ты из ясновидцев.

— Ты совсем меня не знаешь, — возразила Сюзанна. — Я столько лет была обычной девчонкой…

— Ты никогда не была обычной.

— Ну, знаешь! Поверь мне, была. И до сих пор ею остаюсь. Здесь. — Она хлопнула себя по лбу. — Иногда я просыпаюсь и не могу поверить в то, что произошло… что происходит со мной. Когда я думаю о том, какой стала.

— Нет смысла оглядываться назад, — сказал Джерико. — Нет смысла думать о том, как все могло бы быть.

— А ты и не думаешь, верно? Я заметила. Ты больше не упоминаешь о Фуге.

Джерико улыбнулся.

— А зачем? — спросил он. — Я счастлив тем, что есть. Счастлив быть с тобой. Может быть, завтра все изменится. Может быть, вчера все было иначе, я не помню. А вот сегодня, сейчас, я счастлив. Я даже полюбил Королевство.

Она помнила, каким потерянным был Джерико в толпе на Лорд-стрит. Он сильно изменился с тех пор.

— А если ты никогда больше не увидишь Фугу?

Джерико на мгновение остановился.

— Кто знает? Лучше об этом не думать.

Их роман был странным. Сюзанна училась новому видению у заключенной внутри нее силы, а Джерико с каждым днем все сильнее увлекался очарованием этого мира, тривиальность которого она различала все яснее. И вместе с новым пониманием, так не похожим на прежнюю упрощенную схему, к ней пришла уверенность, что оберегаемый ими ковер и на самом деле является последней надеждой. А Джерико, чей дом остался в Сотканном мире, постепенно становился равнодушным к судьбе Фуги. Он жил настоящим и ради настоящего, забывая мечтать о будущем и сожалеть о прошлом. Он почти не интересовался поисками безопасного места для Фуги, его куда больше привлекало другое, увиденное на улице или по телевизору.

И хотя он был рядом и говорил, что Сюзанна всегда может на него положиться, она ощущала себя абсолютно одинокой.

А где-то далеко Хобарт тоже был одинок, даже среди своих людей, даже с Шедуэллом. В своем одиночестве он видел сны о Сюзанне, о ее запахе, который она в насмешку оставила ему, и о наказании, которому он подвергнет ее.

В этих снах на ладонях Хобарта играло пламя, увиденное им однажды, и, когда Сюзанна сражалась с ним, пламя начинало лизать стены и расползалось по потолку, пока комната не превращалась в пылающий очаг. Он просыпался, закрывая лицо руками — по ним струился пот, а не огонь, — и радовался тому, что закон спасает его от паники. Тому, что выбрал правильную сторону баррикад.

V

Зловещая мадонна

Это были черные дни для Шедуэлла.

Он выбрался из Фуги на волне душевного подъема, зачарованный размахом новых устремлений, и тут же обнаружил, что мир, которым он мечтал править, стянули у него прямо из-под носа. И не только мир. Иммаколата, похоже, решила остаться в Фуге, а он надеялся получить от нее поддержку и помощь. В конце концов, она тоже из ясновидцев, пусть они и отвергли ее. Наверное, не стоит удивляться: когда Иммаколата вернулась на свою покинутую землю, она предпочла остаться там.

Какая-то компания у Шедуэлла была. Норрис, король гамбургеров, по-прежнему бросался угождать ему по первому зову, по-прежнему был счастлив служить Коммивояжеру. И конечно с ним оставался Хобарт. Инспектор был безумен, но это и к лучшему. Он был одержим одной-единственной мечтой, и Шедуэлл рассчитывал в один прекрасный день обратить это себе на пользу. Хобарт мечтал возглавить — так он сам говорил — крестовый поход во славу закона.

Однако пока что идти в поход было некуда. Прошло пять долгих месяцев, и с каждым новым днем без ковра отчаяние Шедуэлла возрастало. В отличие от всех остальных, побывавших в Фуге той ночью, он помнил пережитое до мельчайшей детали. Его пиджак, полный чар, помогал сохранять воспоминания свежими. Слишком свежими. Он почти ежечасно погружался в мечты о том мире.

Но он не просто сгорал от желания обладать Фугой. За долгие недели ожидания его одолели куда более дерзкие мечты. Когда эти земли будут принадлежать ему, он сделает то, на что не осмеливался ни один ясновидец: войдет в Вихрь. Эта мысль, единожды зародившись, постоянно терзала Шедуэлла. Возможно, за подобную дерзость он поплатится, но разве игра не стоит свеч? Укрытый завесой облака, называемого Ореолом, Вихрь представлял собой средоточие магии, не превзойденной никем за все время существования ясновидцев, а значит, за всю историю мира.

В Вихре заключалось знание о Творении. Отправиться туда и увидеть тайны мироздания своими глазами — разве это не означает стать равным богам?

И сегодня он услышал отголосок, вторивший музыке его мыслей, в маленькой церкви Святых мучеников Филомены и Калликста, затерянной в асфальтовых джунглях Лондона. Шедуэлл явился туда не ради спасения души, его пригласил священник, в данный момент служивший мессу для горстки конторских служащих. Незнакомый человек написал Коммивояжеру, что хочет сообщить важную новость. Новость, из которой он сможет извлечь выгоду. Шедуэлл отправился на встречу без колебаний.

Он был воспитан в католической вере и, хотя давно уже не верил ни во что, все-таки помнил ритуалы, усвоенные в детстве. Он слушал «Санктус», и его губы шевелились, произнося знакомые слова, хотя прошло уже двадцать лет с тех пор, как он слышал их в последний раз. Затем евхаристическая молитва — нечто краткое и сладостное, чтобы не отвлекать бухгалтеров от их вычислений, — а потом Пресуществление.