Святой Грааль - Юрий Никитин

Корабль бросил якорь в полуверсте от берега. Таких кораблей, больших и малых, качалось на волнах уже сотни, прибывали новые, а между ними сновали быстрые легкие лодки с крепкоплечими гребцами.

Гелонг терпеливо дождался прибывшего на такой лодке портового чиновника. Грузный человек, но без рыхлости, прошелся с хозяином на мостик, где они остались в одиночестве, а помощники как юркие крысы шмыгнули в трюмы. Чиновник и хозяин тщательно изучили список товаров, чиновник отметил запрещенные, хозяин заспорил, доказывая, что в прошлый раз не были запрещенными, но чиновник резонно заметил, что времена меняются даже для гор и морей, — вылезли помощники портового чиновника, сверили списки, опять поспорили. Хозяин мрачнел, а когда помощники разом повернулись спинами, со вздохом ссыпал в оттопыренный карман чиновника горсть золотых монет. Томас скривился: прогнила империя! Но пошлина сразу уменьшилась, а чиновник отбыл, оставил помощника за лоцмана.

Корабль осторожно приближался к близкому причалу, выбирая путь между суднами. Томас стоял уже в полном вооружении, трогал меч.

— Прогнило здесь, — сказал он неодобрительно. — А жаль... Красиво! О разных царствах говорится в Святой Книге: Вавилоне, Ниневии, Ассирии — где они? Ехал я однажды через пустыню — торчат из песка остатки башен, строений. Раньше там поднимались дворцы, росли сады, пели роскошные птицы. А я тонул по колено в знойном песке, вокруг пустыня, и мне стало до свинячьего визга жаль погибшей красоты, хотя там наверняка жили нечестивые язычники, ведь город погиб за тысячи лет до рождения Спасителя!

Олег напряженно всматривался в приближающийся причал, где толпился народ, виднелись повозки, яркие носилки, пышно убранные кони, сверкающие оружием латники:

— Все сохранить — не дать места молодому. Ты лучше смотри не на красивые башни, а на некрасивых людей. О твоем появлении уже знают все шпионы Тайных.

— Думаешь, отнимать будут прямо на причале?

— Будь готов, — повторил Олег. — Думаю, в этом городе тебя ждет самое серьезное испытание.

Щеки Томаса побелели, а глаза, потеряв мечтательность, побежали по пестрой толпе. Корабль вклинился между двумя высокобортными галерами, на берег перебросили мостик. Томас с Олегом сошли в числе первых, пропустив лишь купцов и странного юношу — те прямо дергались от непонятного страха. 

Глава 2

Шпионами низшего ранга кишат портовые кабаки и дома продажных девок — все получают добавочную плату у префекта, квестора, комеса, претора или инквизитора — все хотят знать тайное, но не завидна участь шпиона, который хоть малость скроет, смягчит или исказит: на секретных сообщениях строится политика, они особо ценимы, такого шпиона быстро растащат раки на дне Золотой бухты, оставив обглоданный скелет да привязанный к ногам камень. Одни шпионы доносили императору лично, их впускали по особому знаку, были шпионы двойного и тройного подчинения. Но самые изощренные из них, теперь чувствовал и Томас, служили прежде всего Семерым Тайным, а уж потом императору и прочим властителям с ограниченной властью.

Держали своих шпионов даже евнухи, которыми был набит дворец императора. Евнухи считались свободными от греха как ангелы — те же бесполые, в то время как Сатана — мужик в полной мужской силе, готов посещать женщин в жаркие южные ночи, что он и делает при любой возможности. Олег искоса посматривал на сумрачного Томаса, подумал с издевкой, что в этом слабинка христианства, не все продумали: евнухи внушают отвращение, людям лучше не напоминать, что евнухи оскоплены по образцу и подобию ангелов — простому человеку из народа дьявол окажется понятнее и даже роднее.

Под ногами вымощено камнем, по обе стороны пяти-шестиповерховые дома из серого камня, улице не видно конца, ее пересекают такие же широкие дороги, с каждым шагом Томас больше съеживался от огромности города, обилия людей, настолько разных, что на него никто и глазом не повел, как и на калику — тот шел в душегрейке из волчьей шкуры, обнажив широкую загорелую грудь.

Люди как будто слонялись без дела, хотя многие спешили целеустремленно, толкались и ругались на встречных. От шума и людского гвалта звенело в ушах. Под толстыми каменными стенами, разогретыми утренним солнцем, играли и ползали дети, бренчали медными монетками о стену, мерили до них дорогу, растягивая пальцы, ссорились, дрались, по-взрослому плевали друг другу в глаза и кричали кто из них, благородных ромеев, на самом деле грязный грек, тупой славянин или подлый иудей.

Часто попадались нищие, увечные, больные. Однажды их потянулась целая вереница — убогих, в лохмотьях, стонущих на разные голоса. Томаса стошнило от вида огромных гноящихся язв, щедро облепленных мухами, свернули на другую улицу: судя по калике, тот здесь бывал не раз, не случайно же на ходу называет таверны, цены в них, порядки, где как готовят.

Трижды проходили через торговые площади, настолько огромные, что на каждой поместилось бы племя герулов или гепидов. Из разукрашенных золотом и шелком палаток, из-за прилавков, заваленных товарами, к Томасу тянулись руки купцов, его зазывали, уговаривали, умоляли купить, хватали за доспехи, совали товар.

Оглушенные, усталые, как после доброй драки или бурной ночи, они кое-как добрались до постоялых дворов. Олег почему-то проехал первые три, хотя измученный Томас дергал за рукав, лишь возле четвертого задержался и внимательно осмотрелся, пересчитал коней у коновязи, но все-таки потащил рыцаря дальше, а вошли в ворота лишь шестого по счету постоялого двора.

После обеда в корчме, что находилась внизу, они поднялись к себе, в комнату на втором поверхе. Олег сразу же лег и предался размышлениям, а Томас долго торчал у окна, выказывая завидную выносливость — доспехи не снял:

— Даже улицы вымощены каменными плитами!.. Да так ровно, одна к одной! И народу как муравьев в солнечный день... После дождя.

— Столица мира, — буркнул Олег.

Томас немедленно откликнулся с ревнивой ноткой:

— Кому как. Для нас столица мира — Рим.

— А водное Лоно, то бишь Лондон? Подчиняется?

— То другое дело, — сказал Томас оскорбленно, — Рим — столица всему миру, кроме Британии.

— Остерегись сказать такое в Киеве, — предостерег Олег.

— Почему?

— Киевляне кроме своих богов никому не кланяются.

Томас смолчал. Если не замечать дурацкого язычества калики, в остальном хороший друг и надежный соратник. И в общении удобен: свои взгляды не навязывает, никогда не спорит, всегда глубоко в своих мыслях. Почти никогда первым не начинает разговор, словно постоянно находится в другом мире, а сюда является лишь по зову.