Кавказская война. - Ростислав Фадеев

При князе Воронцове гражданское управление состояло из Совета, канцелярии наместника, начальника управления с его секретарем и экспедиции государственных имуществ, которой Воронцов не хотел, которая была навязана ему из Петербурга. Отдельные части — учебная, почтовая, горная и карантинно-таможенная — управлялись членами Совета, при которых состояло 2–3 чиновника. Штаб, даже после переименования начальника его начальником главного штаба, имел размеры корпусного, с весьма ограниченными добавлениями. Ныне гражданское управление заключает в себе 20 различных учреждений, 217 чиновников и стоит 637 000 р. (стоимость варшавского центрального управления 212½тыс.); в военно-окружном кавказском управлении 948 лиц и стоимость 859 000 (варшавского 259 000). Из этих цифр достаточно видно чрезмерное излишество нагроможденных на Кавказе бюрократических учреждений, военных и гражданских. Можно было бы указать еще на многие предметы. Отмена преимуществ закавказской службы, утратившей смысл в настоящее время, когда сотни людей, окончивших университетский курс, остаются в России без хлеба, даст очень большое сокращение. Упразднение земской стражи, расходящейся преимущественно по карманам полиции, сбавит большую сумму с местных повинностей. Это еще далеко не все. За Кавказом нет ни одного учреждения без излишества в размерах и расходах. Такой труд упрощения не может, конечно, быть совершен разом, он требует времени и последовательности, он должен щадить личности, но от него можно ждать крупных плодов. В 1860 году, несмотря на очень многие излишества, введенные уже тогда в местные учреждения, штатные расходы на содержание разных частей гражданского управления составляли 1 707 000 р. Если считать с тех пор возвышение всех цен на половину, то на гражданское управление, при сохранении тогдашних его размеров, выходило бы теперь с небольшим 2 миллиона. Приложив еще полмиллиона на постепенное развитие учреждений двух грузинских губерний, действительно им пригодных сравнительно с русскими, получим 3 миллиона, — со всякими экстраординарными положим З½ — прибавим еще полмиллиона на военно-народное управление, значительно с тех пор развившееся, — всего будет 4 миллиона. Из доходов края, 8 832 000, оставалось бы до 5 миллионов на покрытие военных издержек или иных расходов Государственного Казначейства. В этот счет не включены еще излишки в расходах Северного Кавказа. Но можно ли было оставаться до сих пор — не при денежных окладах, а при размерах гражданского управления 1860 г., которое тогда уже упрекали в излишестве? Конечно, никто из живущих на Кавказе частных людей в том не усомнится. Если б возрастание доходов пошло еще на разработку естественных богатств края, оно окупилось бы со временем, но оно ушло почти все на усовершенствования формального делопроизводства. Это, впрочем, естественно, в той же колее шло общегосударственное управление; но очевидна также невозможность продолжать подобные отношения государства к его азиатским окраинам.

Главный расход по Кавказу — содержание сухопутных сил, всего 18 458 000, окупается из местных доходов лишь на сумму 234 000 р. Бюджет морского ведомства, 1 269 000, не имеет прямого отношения к владению Кавказом, так содержание каспийской флотилии было бы необходимым даже тогда, если б мы и не переходили за хребет. Нельзя также связывать с местным бюджетом — сил, потребных для внешней войны; действия в азиатской Турции, например, обусловливаются европейской политикой, а не местными обстоятельствами, вроде тех, которые заставляют англичан прибегать к оружию в Индии. Нет, наконец, повода относить к кавказским расходам содержание войск в безлюдной и бездоходной Закаспийской области[85], занятой ввиду совсем особых целей. За исключением этих общегосударственных статей бюджета остается расход на содержание войск для обеспечения полной покорности в крае. Необходимое количество этих войск определяется примерно пропорцией, в которой могли бы быть выведены из Закавказского края и Дагестана расположенные там силы во время глубокого мира и при условии скорого возвращения их на место в случае внешней войны. Правильная система управления окраиной должна иметь в виду, чтобы такой расход покрывался со временем из местных доходов. Северный Кавказ при этом вовсе не следует вводить в расчет. Кто не видит необходимости немедленно прекратить такое положение дел, при котором 300 000 горцев, населяющих этот склон, обезоруженных и расселенных почти исключительно на плоскости, соприкасающейся непосредственно с русской губернией и двумя казачьими войсками, могли бы еще вынуждать к содержанию регулярных войск для обеспечения их покорности!

Для сокращения военных расходов Закавказского края имеется ясное средство — перевести на мирное положение все находящиеся там войска и вывести на Кавказскую линию и во внутренние губернии те, в которых на месте нет надобности, начиная с регулярной кавалерии, содержание которой за горами обходится особенно дорого. Эта мера дала бы значительное облегчение, так как в России и на линии штаты ниже и содержание много дешевле. Разумеется, вместе с тем военно-окружное управление должно быть приведено в соответственные размеры, стоить не более варшавского. Удобоисполнимость этих мер наглядно видна из следующего перечня.

В 1856 году, по заключении Парижского мира, внутренняя война на Кавказе была в полном разгаре, а войска постоянно отвлекались походами в горы и вместе с тем должны были стоять наготове для отражения вторжений неприятеля в подгорные страны. В это смутное время полевые силы, занимавшие Закавказский край и Дагестан, состояли из гренадерской и 21-й пехотной дивизий при 10 эскадронах, конечно, на боевом положении, так как они всякий час могли быть вызваны в бой. Так продолжалось вплоть до покорения Кавказа. В 1881 году, среди глубокого внешнего и внутреннего мира, эти силы состоят, кроме тех же — гренадерской и 21-й пехотной дивизий, еще из 38, 39 и 41-й пехотных дивизий, при 16 эскадронах. Принимая в расчет сокращение числа батальонов в полках и части местных войск, выходит тем не менее, что батальонов на треть более в нынешнее мирное время, чем было в военное. Внезапной войны с Турцией никогда не бывало и быть не может; в последнюю войну, с начала первых мер по мобилизации, мы имели 9 месяцев для приготовления к ней. Закаспийские войска так же легко поддержать из Астрахани и Петровска, как из Баку.

Если б русские железные дороги были связаны с закавказскими (через Дагестан, так как люди идут туда постоянно с Волги), то исключительное положение этой окраины упразднилось бы само собой, турецкая граница в Азии стала бы в те же условия, как в Европе; с постепенным же осуществлением проекта нового военного устройства, имеющего окончательной целью переход в поземельную военную систему, скопление войск по границам должно везде прекратиться. При кадровой армии это не может быть иначе, так как неукомплектованные части нельзя вести на неприятеля, не подсекая в корне боевой силы государства, а укомплектование происходит гораздо скорее в полковом участке, и передвижение войск по железным дорогам производится значительно быстрее полными частями, чем маршевыми командами, — как узнали опытом все военно-дорожные управления.

Звание наместника кавказского было учреждено при чрезвычайных обстоятельствах, которых более не существует. Главнокомандующий армией в военное время, по учреждению 1812 года, был законным полномочным распорядителем страны, занятой армией; но все это кончилось. Тем не мене азиатские окраины до сих пор отзываются для государства тяжелым дефицитом, нисколько не сокращающимся с течением времени, единственно вследствие отсутствия строго соображенной и незыблемой системы, положенной в основание управления ими. Но незыблемая система может быть плодом только правительственного сознания, передаваемого из поколения в поколение; она невозможна, когда решение дела предоставляется личному усмотрению последовательного ряда единичных людей, облекаемых полномочием. Даже самые проницательные и опытные государственные люди будут всегда смотреть на тот же предмет, хотя бы и правильно, но с различных точек зрения. К неуклонному проведению системы через ряд поколений способны только установления, а не меняющиеся личности. Если упрощение системы управления азиатскими окраинами признается своевременным, то надо признать и то, что цель эта недостижима посредством облеченных постоянным полномочием местных начальников, ответственных исключительно пред лицом Государя. Без сомнения, эти лица не могут обойтись без права на полномочие, но полномочие должно простираться только на действие в виду текущих событий, с принятием на себя ответственности за него, а не на установление системы управления краем, которая есть дело правительственное. Но общее правительство может сознательно блюсти только за теми сторонами дела, с которыми лица, его составляющие, соприкасаются практически, которые им знакомы из ежедневного движения дел. Министр, отстраненный от заведования своим ведомством на пространстве какой-либо окраины, судящий об ее потребностях не иначе как со слов местного начальника, ставится в невозможность охранять общегосударственные виды в том крае по своей части, вследствие чего местные интересы берут немедленно перевес над государственными, а затем неизбежно начинается возрастание дефицитов. То же происходит, когда какая-либо окраина подчиняется исключительно одному ведомству — как, например, Туркестан военному; это худшее из полномочий — полномочие за глазами. Людей, пекущихся об общем деле столько же, как о своем прямом, почти не бывает; беспристрастие является только следствием равновесия сил; а потому всякое бессрочное полномочие влечет неодолимо к полномочию в свою пользу. В этом отношении очевидный интерес империи требует — не уменьшения власти высших правителей окраин, они должны быть облечены правом приказать во всяком данном случае все, что считают нужным, — требуется охранение единства целей на всем пространстве России, а следовательно — постоянной связи всех ведомств, на всех окраинах, с их центральным управлением. В то время, когда азиатские окраины только занимались, внимание было, естественно, устремлено на одни политические цели; но затем необходимо должна была прийти пора установить к ним такие отношения, при которых они служили бы общей пользе государства, а не государство существовало для них.