Война с саламандрами (сборник) - Карел Чапек

– Поймал медвежатника, – мрачно ответил Мейзлик.

– И это всё?

– Всё.

– А медвежатник оказался ни при чем, – подсказал Дастих.

– Да нет, он же сам признался, что ограбил кассу в Еврейском благотворительном обществе. Это какой-то Розановский или Розенбаум из Львова, – ворчал Мейзлик. – У него нашли и воровской инструмент, и все прочее.

– Так чего же вы еще хотите? – торопил его старый Дастих.

– Я бы хотел понять, – сказал полицейский чиновник задумчиво, – каким образом я его поймал. Подождите, сейчас я вам все расскажу по порядку. Месяц тому назад, третьего марта, я дежурил до полуночи. Не знаю, помните ли вы, что в первых числах марта три дня подряд лил дождь. Я заскочил на минутку в кафе и собрался было уже идти домой, на Винограды. Но вместо этого почему-то пошел в противоположную сторону, по направлению к Длажденой улице. Скажите, пожалуйста, почему я пошел именно в ту сторону?

– Возможно, просто так, случайно, – предположил Дастих.

– Послушайте, в этакую погоду человек не болтается по улицам просто так, от нечего делать. Я бы хотел знать, какого черта меня понесло туда? Не думаете ли вы, что это было предчувствие? Знаете, нечто вроде телепатии.

– Да, – утвердительно кивнул головой Дастих. – Вполне возможно!

– Вот видите, – заметил Мейзлик как-то озабоченно. – То-то и оно! Но это также могло быть и просто подсознательное желание взглянуть, что делается «У трех девиц».

– А-а, вы имеете в виду ночлежку на Длажденой улице, – вспомнил Дастих.

– Вот именно. Там обычно ночуют карманники и медвежатники из Будапешта или из Галиции, когда приезжают в Прагу по своим «делам». Мы за этим кабаком следим. Как по-вашему, может быть, я просто по привычке решил заглянуть туда?

– Вполне может быть, – рассудил Дастих, – такие вещи иногда делаются совершенно механически, в особенности если они входят в круг служебных обязанностей. Тут нет ничего удивительного.

– Так вот, пошел я по Длажденой улице, – продолжает Мейзлик, – заглянул мимоходом в список ночлежников «У трех девиц» и отправился дальше. Дойдя до конца улицы, остановился и повернул обратно. Скажите, пожалуйста, ну почему я повернул обратно?

– Привычка, – предположил Дастих, – привычка патрулировать.

– Возможно, – согласился полицейский чиновник. – Но ведь я уже кончил дежурство и хотел идти домой. Может быть, это было предвидение?

– Такие случаи тоже известны, – признал Дастих, – но в них нет ничего загадочного. Просто это значит, что человек обладает сверхъестественным чутьем.

– Черт возьми, – закричал Мейзлик, – так это была привычка или сверхъестественное чутье? Вот это-то мне и хотелось бы знать. Да, погодите. Когда я повернул обратно, то повстречал какого-то человека. Вы спросите – ну и что же, разве кому-либо возбраняется ходить в час ночи по Длажденой улице? В этом нет ничего подозрительного. Я и сам ничего в том не заподозрил; однако остановился под самым фонарем и стал закуривать сигарету. Знаете, мы всегда так поступаем, когда впотьмах хотим кого-нибудь внимательно разглядеть. Как вы думаете, это была случайность, привычка или… некая неосознанная тревога?

– Не знаю, – сказал Дастих.

– Я тоже, черт побери! – злобно воскликнул Мейзлик. – Зажигаю я сигарету под самым фонарем, а человек проходит мимо меня. Господи, я даже не взглянул ему в лицо, стоял, уставившись в землю. Этот парень уже прошел, и тут что-то мне в нем не понравилось. «Проклятие! – сказал я сам себе. – Тут что-то не в порядке, но что именно? Ведь я этого типа даже не разглядел». Стою я у фонаря, под проливным дождем, и раздумываю. И вдруг меня осенило… Ботинки! У этого человека что-то странное было на ботинках. «Опилки!» – неожиданно громко проговорил я.

– Какие опилки? – спросил Дастих.

– Обыкновенные металлические опилки. В ту минуту я понял, что у прохожего на ранте ботинок были опилки.

– А почему бы у него на ботинках не могли быть опилки? – спросил Дастих.

– Могли, разумеется, – воскликнул Мейзлик, – но именно в этот момент я просто видел, да, да, видел вскрытый сейф, из которого на пол сыплются металлические опилки. Знаете, опилки от стальных пластин. Я просто видел, как эти ботинки шлепают по этим опилкам.

– Так это интуиция, – решил Дастих, – гениальная, но бессознательная.

– Бессмыслица! – сказал Мейзлик. – Да не будь дождя, я бы на эти опилки и внимания не обратил. Но когда идет дождь, обычно на обуви не бывает опилок, понимаете?

– Ну так это эмпирический вывод, – уверенно произнес Дастих. – Блестящий вывод, сделанный на основе опыта. А что дальше?

– Я, конечно, пошел за этим парнем, и, само собой разумеется, он закатился к «Трем девицам». Потом я по телефону вызвал двух сыщиков, и мы устроили облаву: нашли и Розенбаума с опилками на ботинках, воровской инструмент, и двадцать тысяч из кассы Еврейского благотворительного общества. В этом уж не было ничего необычного. Знаете, в газетах писали, что на сей раз наша полиция проявила блестящую оперативность. Какая бессмыслица! Скажите, пожалуйста, что было бы, если бы я случайно не пошел по Длажденой улице и случайно не поглядел этому прохвосту на ботинки? То-то и оно! Так вот, была ли это только случайность? – удрученно спросил доктор Мейзлик.

– А это и не важно, – произнес Дастих. – Поймите, молодой человек, ведь это успех, с которым вас можно поздравить.

– Поздравить! – выпалил Мейзлик. – Господин Дастих! Да как же тут поздравлять, когда я не знаю, чему я обязан своим успехом? Своей сверхъестественной проницательности? Полицейской привычке или просто счастливой случайности? А может, интуиции или телепатии? Подумать только! Ведь это – мое первое настоящее дело! Человек должен чем-то руководствоваться! Предположим, завтра меня заставят расследовать какое-нибудь убийство. Господин Дастих, что я буду делать? Начну бегать по улицам и пристально смотреть на все ботинки? Или побреду куда глаза глядят в надежде, что предчувствие или внутренний голос приведут меня прямо в объятия убийцы? Вот ведь какая история получается! Вся полиция теперь твердит: у этого Мейзлика нюх, из этого парня в очках будет толк, у него талант детектива. Отчаянное положение! – ворчал Мейзлик. – Какая-то мето́да должна у меня быть?! Понимаете, до этого случая я верил во всякие бесспорные методы, где важную роль играют внимание, опыт, систематическое следствие и прочая чепуха. Но когда я задумываюсь над этой историей, то вижу… Послушайте! – воскликнул доктор Мейзлик с облегчением. – Я думаю, что все это – просто счастливая случайность.

– Да, похоже, – сказал Дастих мудро. – Но известную роль здесь сыграли логика и пристальное внимание.

– И обычная рутина, – горько добавил молодой полицейский чиновник.

– И еще интуиция. А также в какой-то мере дар предвидения. И инстинкт.

– Господи боже мой! Так вы теперь видите, как все это сложно, – огорчился Мейзлик. – Скажите, что же мне теперь делать?

– Доктор Мейзлик, вас к телефону, – позвал его метрдотель. – Звонят из полицейского управления.

– Вот вам пожалуйста! – проворчал удрученный Мейзлик.

Когда Мейзлик вернулся, он был бледен и взволнован.

– Кельнер, счет! – крикнул он раздраженно. – Так оно и есть, – сказал он Дастиху. – Нашли какого-то иностранца, убитого в отеле, проклятие…

И Мейзлик ушел.

Казалось, этот энергичный молодой человек сам не свой от волнения.

Голубая хризантема

– Я расскажу вам, – сказал старый Фулинус, – как появилась на свет «Клара». Жил я в ту пору в Лубенце и разбивал парк в имении князя Лихтенберга. Старый князь, сударь, знал толк в садоводстве. Он выписывал из Англии, от Вейча, целые деревья и одних луковиц тюльпанов заказал в Голландии семнадцать тысяч. Но это так, между прочим. Так вот, однажды в воскресенье иду я по улице и встречаю юродивую Клару, глухонемую дурочку, которая вечно заливается блаженным смехом. Не знаете ли вы, почему юродивые всегда так счастливы? Я хотел обойти ее стороной, чтобы не полезла целоваться, и вдруг увидел в лапах у нее букет: укроп и какие-то еще сорняки, а среди них, знаете что?.. Немало я на своем веку цветов видел, но тут меня чуть удар не хватил: в букетике у этой помешанной была махровая голубая хризантема! Голубая, сударь! И такая голубая, какой бывает только Phlox Laphami; лепестки с чуть сероватым отливом и атласно-розовой каемкой; сердцевина похожа на Campanula turbinata; цветок необыкновенно красивый, пышный. Но это еще не все. Дело в том, сударь, что такой цвет у индийских хризантем устойчивых сортов тогда, да и сейчас, совершенная невидаль. Несколько лет назад я побывал в Лондоне у старого сэра Джеймса Вейча, и он как-то похвалился мне, что однажды у них цвела хризантема, выписанная прямо из Китая, голубая, с лиловатым оттенком; зимой она, к сожалению, погибла. А тут в лапах у Клары, у этого пугала с вороньим голосом, такая голубая хризантема, что красивее трудно себе и представить. Ладно…