Кровное родство. Книга вторая - Ширли Конран

Сзади послышался шум подъезжающего автомобиля. Лежа на асфальте, в свете уличного фонаря Аннабел увидела двух мужчин с натянутыми на голову чулками, что превращало их стянутые капроном лица в какие-то жуткие, нечеловеческие маски.

Рывком мужчины подняли Аннабел на ноги и развернули лицом к улице. Она почувствовала, как маленькая женщина сорвала с нее красную сумочку, затем увидела, как она вскочила в машину, захлопнула дверцу и машина рванула с места.

Держа Аннабел так, что ее вывернутые локти оказались прижатыми к спине, а ноги едва касались асфальта, нападавшие в два счета доволокли ее до Кэдогэн-лейн и прислонили к багажнику старенького „моррис-минора", припаркованного у тротуара.

Пока один из них торопливо и грубо обыскивал ее, второй прошипел:

– Нас просили кое-что передать тебе. Запомни на будущее: если вздумаешь поднимать волну – тебе придется худо! – И, размахнувшись, обрушил кулак на лицо Аннабел.

Он наносил удары мастерски и равномерно, как боксер-профессионал, а его сообщник поддерживал Аннабел в более или менее вертикальном положении. От дикой боли в почках у нее потемнело в глазах, левая сторона грудной клетки словно взорвалась. Следующий удар был нацелен в грудь, потом – снова в лицо. В носу Аннабел что-то хрустнуло, и она стала задыхаться. После первого удара в глаз она начала терять сознание.

– Ладно, хватит с нее, – проваливаясь в пустоту, услышала она голос второго бандита. – Ты же знаешь, что случилось в прошлый раз.

На своем бронзового цвета „релайент-скимитаре" Миранда отвезла Сэма в Уилтшир, где его ждал Джош. После ночи, проведенной в больнице, Сэм чувствовал себя вымотанным и разбитым, но он обещал сыну провести с ним уик-энд. А Миранда собиралась поговорить с Элинор про свое свидетельство о рождении.

Разница во времени между Англией и Америкой все еще сказывалась на Сэме, но Миранда гнала свою спортивную машину по заснеженным дорогам на большой скорости – и он изо всех сил старался не поддаваться дремоте.

Клер поджидала их, сидя в одиночестве на кухне. Элинор и Шушу отдыхали после ленча в комнате для гостей. Джош ушел на детское собрание в церковный клуб. Дэвид находился на ежегодном собрании канало-строительного треста Кеннета и Эйвона и должен был появиться не раньше вечера.

Клер рассказала ему о зверском нападении на Аннабел и о том, что та лишилась левого глаза, однако врач, наблюдавший за Элинор, посоветовал пока не говорить ничего ни ей, ни Шушу: шок от такого известия мог повредить и без того еще далеко не оправившейся старой женщине. Элинор была все еще слишком слаба, чтобы вставать, и разговаривала шепотом. Тем не менее, по словам врача, она поправлялась быстрее, чем он ожидал; инъекции парентровита делали свое дело, и организм Элинор, изначально заряженный жизненной энергией, восстанавливал свои силы.

В начале четвертого „скимитар" затормозил перед Эпплбэнк-коттеджем.

Увидев бледные, утомленные лица Сэма и Миранды, Клер, не задавая вопросов, поспешила поставить на кухонный стол фаянсовую супницу с густым горячим супом.

Сэм уснул прямо за столом, едва покончив с омлетом с сыром, прежде чем Клер успела подать яблочный торт с абрикосовой глазурью.

Осторожно растолкав Сэма, Клер отвела его наверх, в свою комнату.

Сэм проспал до шести часов. Первым, что он услышал, была музыка – классическая музыка, слабо доносившаяся сквозь закрытую дверь спальни. Ситцевые зеленые занавески еще не были задернуты на ночь, и в свете огней намина Сэм увидел, что за окнами стемнело, что на улице, безмолвно кружась в медленном танце, тихо падают снежинки.

Протянув руку, чтобы зажечь лампу, стоящую на тумбочке, он свалил на пол лежавший там же медный колокольчик.

Клер тут же взбежала по лестнице, открыла дверь спальни и зажгла свет.

– Что-то я совсем одурел от сна, – виновато произнес Сэм, садясь в постели и потирая свое исцарапанное лицо и подбитый глаз.

Взгляд Клер задержался на его широкой, заросшей курчавыми черными волосами груди и руках в багровых синяках – следами схватки с сестрой Брэддок.

– Присядь-ка на минутку, – сонно произнес Сэм, похлопав ладонью по лоскутному одеялу.

Присев на краешек кровати, Клер вдруг ощутила прилив горячей благодарности к Сэму.

– Не знаю, как и благодарить тебя, – проговорила она. – Может быть, мы и сами сумели бы это сделать, но… ты провернул все так быстро. Ты разобрался с этой проклятой лечебницей, ты подключил юриста… бухгалтера-эксперта… полицию… ты организовал все с больницей… Ты просто золото, Сэм.

Вместо ответа Сэм наклонился и нежно поцеловал ее в кончик носа. Потом, обняв ее и притянув к себе, начал целовать ее шею.

– Послезавтра мне снова на работу, – негромко сказал он.

Клер отстранилась – мягко, осторожно, но в душе ее все так и вспыхнуло. Да как он смеет – пользоваться ситуацией, чтобы соблазнить ее! Однако, несмотря на все возмущение, несмотря на то, что мозг подсказывал, как ей надо бы повести себя сейчас… тело ее не повиновалось голосу рассудка.

Сэм снова притянул ее к себе, поцеловал в лоб между бровей и обнял еще крепче. Мало-помалу сопротивление Клер ослабело. Вдохнув такой знакомый запах его тела, вспомнив, как когда-то впервые ощутила влечение к нему, она почувствовала, что ее тянет к Сэму так же неудержимо, как булавку к магниту. Она вспомнила ощущение спокойствия и надежности, испытанное ею, когда она впервые оказалась в кольце его сильных, мускулистых, а сейчас покрытых синяками рук. Слабость и ярость боролись в ее душе. Почему нет этого магнетизма между нею и Дэвидом – человеком, который намного лучше, чем Сэм, намного внимательнее и по-настоящему заботлив? Как она может даже разговаривать с Сэмом, прекрасно зная, как больно было бы Дэвиду, если бы он увидел ее сейчас?

Ведь, возможно, в этот самый момент Дэвид забирает Джоша из уорминстерского церковного клуба. А завтра он собирался помочь ее сыну разобраться с материалом, пройденным его одноклассниками за те два дня, на которые он опоздал после рождественских каникул.

– Я ненавижу тебя, Сэм! – прошипела Клер. – Вечно ты норовишь любой ценой добиваться своего.

– Да, детка, – ответил Сэм, целуя ее в лоб, у самой линии волос.

– Пусти меня, мерзавец! – Клер начала отбиваться.

Сэм рассмеялся и крепко поцеловал ее в губы.

На какое-то мгновение в памяти Клер всплыли три с половиной года, исполненных страданий и лишений, на которые обрек ее Сэм; но это воспоминание померкло, когда она снова ощутила исходящую от него силу, энергию, спокойную уверенность – все то, что когда-то привлекло ее к нему. Ей больше не хотелось ни независимости, ни самостоятельности: ей хотелось припасть головой к его крепкой волосатой груди, почувствовать, как вокруг нее смыкается кольцо его рук, и знать – хотя бы на несколько минут, – что ей больше ни о чем не нужно беспокоиться, потому что обо всем позаботится Сэм.