Война послезавтра - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дик! — послышался голос старшего группы. — Сбей его!
Машина ещё раз свернула.
Рокот настигающего мини-вэн вертолёта стал приближаться, нарастать.
На бедро Афанасию наступили, чьи-то руки схватили с пола в конце салона длинную картонную коробку, вылущили из неё трубу ПЗРК российского производства — «Стрелу Дух». Точно такими же вооружили и экипаж «Ила», на котором группа Афанасия возила «Коршун».
Машина остановилась.
«Собьют, суки!» — мелькнула мысль.
«А вмешаешься — убьют!» — пришла вторая.
Третья была героическая: двум смертям не бывать!..
С визгом и стуком откатилась дверца салона. Вооружённый зенитно-ракетным комплексом здоровяк выскочил из машины, за ним ещё один, облегчая тем самым Афанасию задачу. Он уже разогнал сердце, настраиваясь на неравную во всех отношениях схватку, и с внутренним криком: р-ра! — взвился в воздух, сквозь боль в застывших мышцах и нежелание тела двигаться!
Всего в кабине микроавтобуса сидели шесть боевиков!
Двое выбрались из салона, двое следили за ними и за вертолётом, не отрываясь от окон фургона, ещё двое — водитель и старший группы по имени (или кличке) Джонс наблюдали за первыми двумя, забыв о своём бесценном грузе. Поэтому Афанасий, прекрасно обученный бою в замкнутом и тесном помещении, получил преимущество, о котором и не мечтал.
Первым огрёб своё длинноволосый боевик, сидевший рядом с Дуней, которая тоже приникла к окну с заклеенным скотчем ртом и связанными за спиной руками. Афанасий не щадил своих пленителей, зная, что бойцы такого уровня отлично держат удар. Его тычок сложенными вместе пальцами («копыто горного козла») в шею, в сонную артерию здоровяка, сделал своё дело: боевик даже не дёрнулся, заваливаясь лицом вниз, на плечо Дуни.
Второй, расположившийся на втором ряду сидений, лишь удивлённо повернул голову, вернее, начал поворачивать, когда ему в висок воткнулся кулак Афанасия, повёрнутый таким образом, что главным остриём атаки стали костяшки пальцев.
Парня бросило к окну, но Афанасий уже не следил за ним, счёт шёл даже не на секунды — на десятые доли секунды, и надо было успеть десантироваться из машины, чтобы не дать выскочившим ранее выстрелить из ПЗРК.
Деда он так и не разглядел, хотя показалось, что на заднем сиденье микроавтобуса и впрямь лежит чьё-то тело.
Джонс не успел отреагировать на его бросок. Он был занят происходящим снаружи не менее остальных и смотрел сквозь полуоткрытую дверцу кабины вверх, на метнувшийся к полю вертолёт; это был новейший российский «шестидесятый», способный летать со скоростью под четыреста километров в час и перевозить взвод солдат.
Первой мыслью Афанасия была: не успел, сбили!
Однако труба ПЗРК всё ещё была на плече стрелка, ракета из неё не вылетала, и вираж-пике вертолёта означал, что его пилоты поняли угрозу и выполняли противоракетный маневр.
Удар в плечо развернул стрелка чуть ли не на девяносто градусов. И хотя он успел выстрелить, огненная стрела ракеты пронеслась в стороне от садящейся на поле в режиме форс-мажора винтокрылой машины. В воздух поднялась туча листьев, вырванной с корнем травы и грязевых брызг.
Второй удар — в глаз! — отбросил стрелка на груду камней, лежащих на поле, выключив его окончательно. Но его напарник хоть и промедлил на секунду, моментально вытащил пистолет с глушителем, и Афанасий, заметивший этот момент, — зрение обострилось невероятно! — нырнул ему в грудь, сбивая с ног и пытаясь перехватить руку с оружием.
Противник оказался жилистым, сильным и быстрым. Драться он умел, демонстрируя перехваты класса «шаткий палубный настил» (парень, очевидно, служил в бригаде «морских котиков»), но ему мешало, как ни странно, наличие пистолета (отечественный «стечкин», надо же, отоварились где-то), который он пытался сохранить и выстрелить в противника, и Афанасий воспользовался этим, применив грубую силу: сжал руку боевика на рукояти пистолета с такой яростью, что буквально раздавил ему пальцы!
С тихим гортанным вскриком парень выронил пистолет, попытался отскочить, но Афанасий удержал его за отвороты куртки и крутанул вокруг себя, помня, что за спиной стоит машина и в ней двое наверняка вооружённых людей.
Он не ошибся. В спину боевика с противными мокрыми шлепками вошли три пули, он вздрогнул, переставая сопротивляться, но Афанасий продолжал удерживать его, уже мёртвого, ожидая продолжения стрельбы, но её всё не было, и вдруг мотор фургона взвыл, грохнула дверца кабины, закрываясь, и машина, буксуя в грязи, поползла через поле к белому вертолётику, готовому подняться в небо.
Афанасий отшвырнул тело боевика, бросился вслед за фургоном, увязая в рыхлой земле по щиколотки.
— …и-ир! — донёсся чей-то близкий крик.
Он оглянулся.
«Шестидесятый» стоял на поле в сотне метров. От него по полю к белому вертолёту и микроавтобусу бежала цепочка смутно видимых фигур.
— Командир! — снова прилетел тот же крик; это был Дохлый.
— Дуня! Там! — ткнул рукой в фургон Афанасий, продолжая бежать. — Дед!
Неизвестно, услышал его сержант или нет, но с поля донеслись звуки выстрелов, и микроавтобус, развернувшись, остановился.
— Не стреляйте! — изо всех сил крикнул Афанасий.
Финальный рывок был слишком трудным, зашлось сердце, но он гнал себя в последней надежде, что успеет, и наверно дал понять Джонсу, что не остановится ни перед чем, да и цепь высадившихся из «шестидесятого» бойцов была близко, и Джонс дрогнул. Выскочив из фургона, метнулся к своему вертолёту, нырнул в кабину, не дожидаясь водителя и бойцов в салоне автомашины, оставив их спасаться самим.
Лопасти «Ансата» закрутились быстрее, он оторвался от земли, косо пошёл к близкой лесополосе.
Стрелок из ПЗРК, пришедший в себя, вскочил, бросая взгляды вокруг, хлопнул почти неслышный выстрел, и боевик осел на кучу сопревшего сена.
Афанасий, преодолев приступ слабости, добежал до фургона одновременно с кем-то из команды «шестидесятого», первым ворвался в салон мини-вэна. Ему навстречу вскинулась рука с пистолетом, но сзади треснул выстрел, и рука исчезла. Второго боевика в кабине успокаивать не пришлось, он до сих пор лежал на сиденье рядом с Дуней и, похоже, уже не дышал. Девушка, не в силах избавиться от его присутствия, только спихнула его голову со своего плеча.
Афанасий одним толчком сбросил тяжёлое тело в проход между сиденьями, обнял жену, бормоча какие-то успокаивающие слова, осторожно снял с губ скотчевую наклейку.
Дуня всхлипнула, содрогнувшись:
— Фаня!
Кто-то сунул ему нож.
— Командир, держи.
Он разрезал на руках девушки ременную петлю, они обнялись.
— Всё в порядке, родная, всё хорошо! Цела? Руки-ноги? Тебя не били?
Она помотала головой, цепляясь за него из последних сил.
— Нет, только лапали.
— Командир!
Он вспомнил о старике.
— Выходи отсюда, там наши, сможешь?
— Только с тобой!
— Я деда посмотрю. — Он пробрался в конец салона, где на заднем сиденье лежал Геннадий Терентьевич, пристёгнутый ремнями за лодыжки и туловище.
— Жив, дышит, — сообщил Дохлый, отбирая у Афанасия нож и разрезая ремни. — Помоги вынести.
Старик был сух и лёгок, но с ним пришлось повозиться, пока на помощь не пришёл ещё один спутник сержанта, в котором Афанасий узнал бывшего сослуживца.
— Голубь?
— Кто ж ещё, командир? — весело ответил лейтенант. — Лихо ты завалил того кабана с трубой! Мы уж думали — пиндык!
Вынесли Геннадия Терентьевича, уложили на траву. В рассеянном свете прожекторов вертолёта стали видны фигуры остальных бойцов бывшей команды Афанасия. Он встрепенулся, расслышав удаляющееся лопотание вертолёта «Реанимация».
— Уйдёт!
— Не уйдёт, — уверенно возразил кто-то. — Его сейчас ведут костромские чекисты, через полчаса посадят.
— Кот!
— Ага.
— Кто с тобой ещё?
— Зуб, Сизый… плюс ваш опер.
— Бугай, — подсказал Дохлый, улыбаясь во весь рот. — Сам доложишь Семёнову или мне доверишь? Он мне награду пообещал.
— Трибунал, — хохотнул Зубков.
— Звони.
Дохлый взялся за телефон.
Афанасий крепче прижал к себе зябко вздрагивающую жену и подумал, что жизнь преподала ему блистательный урок — как не надо расслабляться в нынешние времена, потому что жив он остался только благодаря своим друзьям.
Полуостров Камчатка
11 октября, раннее утро
На Камчатском полуострове расположено свыше ста пятидесяти вулканов, извержения которых в древние и не очень древние времена оставили свои характерные следы. Самые крупные из них — Ключевской, Кроноцкий и Корякский, они активны до сих пор, хотя и не кровожадны в каком-то смысле: их катастрофические извержения, меняющие ландшафты полуострова до неузнаваемости, остались в глубоком прошлом.