Перед закатом Земли (Мир-оранжерея) - Брайан Олдисс

Поднявшись на ноги, Яттмур приняла из рук женщин Ларена и вложила в его рот сосок одной из своих набухших грудей, которую тот сразу же с жадностью принялся сосать, но тут же прекратил. Чувствуя, что сын с ней и находится в безопасности, Яттмур быстро успокоилась и престала дрожать.

Потом она наклонилась над Грином.

Когда она дотронулась до его плеча, он перевернулся на спину и обратил к ней свое лицо.

– Яттмур, – прошептал он.

Горячие слезы стояли в его глазах. По его плечам, среди его волос и по лицу змеились красные полосы с частыми белыми отметинами в тех местах, где щупальца сморчка проникали в его плоть для того, чтобы добыть оттуда себе пропитание.

– Сморчка больше нет? – спросил он, и Яттмур улыбнулась, слыша, что голос Грина снова звучит так же, как раньше.

– Вот он, твой сморчок – смотри, – сказала она мужу и наклонила к нему горшок, показав лежащий на дне гриб.

Грин долго рассматривал лежащий на дне горшка все еще живой гриб, теперь беспомощный и неподвижный, похожий на экскременты. По глазам Грина было видно, что он вспоминает пережитое – но больше с изумлением, чем со страхом – вспоминая тот миг, когда малая часть того, что превратилось теперь в огромный гриб, впервые в зарослях Безлюдья упало на его голову, после чего его жизнь превратилась словно бы в сон, в котором он путешествовал через сушу и океаны, совершая то, что и теперь было выше его понимания, и тем более превосходило все, что когда-то было доступно его свободному и неискушенному разуму.

Вспоминая все это, он прекрасно осознавал, что все, что случилось с ним, не могло случиться иначе как с помощью гриба-сморчка, который сейчас не более опасен, чем кусок горелого мяса на дне горшка; совершенно равнодушно он отдавал себе отчет в собственной ошибке, случившейся с ним, когда он впервые с такой готовностью и радостью принял помощь сморчка, объяснившего ему способы, с которыми Грин мог одолеть ограниченность собственного разума. И только лишь когда требования сморчка стали расходиться с собственными привычными запросами Грина, союз с грибом обратился в зло, он стал в буквальном смысле сам не свой и, действуя под полным контролем гриба, покусился на свою собственную кровь и плоть.

Но теперь все было кончено. Паразит побежден. Никогда больше он не услышит в своей голове зловещий звон сморчка.

Однако чувство одиночества, гораздо более сильное, чем триумф победы, затопило теперь его. С дикой поспешностью оглядывая коридоры и закоулки своей памяти, Грин говорил себе: «Он оставил мне и кое-что полезное: я могу теперь развиваться, я знаю как упорядочить свои знания и разум, я способен вспомнить то, чему Он научил меня – а Он знал так много».

Теперь, после всего прошедшего, Грину представлялось, что когда-то сморчок, проникнув в его разум, нашел тот в виде маленького заросшего пруда, а теперь, уйдя, оставил плещущее волнами озеро – и глядя на своего мучителя, лежащего на дне горшка, он заплакал.

– Успокойся, Грин, – услышал он над собой голос Яттмур. – Мы избавились от сморчка и теперь в полной безопасности. Ты поправишься.

Он тихо рассмеялся.

– Я поправлюсь, – согласно кивнул он. Его истерзанное шрамами лицо растянулось в улыбку, и он потер щеки ладонями. – Теперь у нас все будет хорошо.

Потом к нему пришла реакция на произошедшее. Опрокинувшись в обмороке на спину, он мгновенно уснул.

Когда Грин проснулся, Яттмур была занята тем, что купала в горном ручье Ларена, вскрикивающего от удовольствия. Татуированные женщины тоже трудились – из ручья они носили в горшках воду, выливая ее раз за разом на спину дельфина, покоящегося на своем валуне, в то время как великан-носильщик все еще стоял рядом в обычной неподвижности, вскинув вверх руки в привычном жесте готовности к служению. Толстопузые куда-то запропастились, их нигде не было видно.

Грин осторожно поднялся и сел. Его лицо опухло, но голова была удивительно ясной; однако что-то толкнуло его и разбудило, выдернув из сна. Краем глаза он заметил движение и, повернувшись в ту сторону, увидел как в ложбину скатился небольшой камень. Новый толчок и новые камни скатились со склона горы.

– Это землетрясение, – гулким голосом объяснил Содал-Йе. – Я переговорил с твоей подругой Яттмур и мы решили, что волноваться нечего, потому что никакой беды не предвидится. Конец мира приближается, как я того и ожидаю, но случится это еще не скоро.

– У тебя громкий и отчетливый голос, создание с рыбьим лицом, – сказал Грин, поднимаясь на ноги. – Что ты такое?

– Я тот, кто избавил тебя от жестокого гриба, маленький человек, и зовусь я Содал, Пророк Гор Ночной Стороны, где даже горы прислушиваются к моим словам.

Грин все еще обдумывал сказанное дельфином, когда к ним подошла Яттмур и проговорила:

– После того, как ты избавился от сморчка, ты очень долго спал, дорогой. Мы все тоже выспались и отдохнули и теперь должны подготовиться выступить в путь.

– Мы собираемся уйти с горы? И куда же мы отправимся?

– Я уже объяснял это твоей женщине и теперь объясню и тебе, – отозвался дельфин, вздрагивая всем телом от того, что его татуированная прислужница опрокинула на него горшок с водой. – Я посвятил свою жизнь странствованию между горами Ночной Стороны, оставив Светлый Мир Дневной Половины. Но пришло время, и должен вернуться к Щедрым Водам, где обитает мое племя, с тем, чтобы поделиться там накопленным знанием и получить новые инструкции. Щедрые Воды находятся на самой границе Ночной и Дневной половин Земли, в Сумеречной зоне; я отведу вас туда, а дальше вы сами сможете без труда добраться до вечнозеленого Леса, откуда вы происходите. Я буду вашим проводником, за что вы должны согласиться всячески помогать мне в пути.

Видя, как замешкался Грин, Яттмур подала голос:

– Ты понимаешь, что мы не можем надолго оставаться тут, на Большом Склоне. Мы не хотели тут оказаться, сюда нас принесли ходульники, на которые мы забрались по приказу сморчка. И теперь, когда у нас появилась возможность уйти, мы не должны ее упускать.

– Если ты так считаешь, то я тоже не возражаю, хоть я и устал от скитаний.

Земля снова содрогнулась. Невольно пошутив, Яттмур сказала:

– Мы должны уйти от этой горы, пока гора сама не ушла от нас, – после чего добавила: – А еще мы должны забрать с собой толстопузых, и если те не захотят идти с нами, нам придется гнать их силой. Если эти несчастные останутся здесь, то наверняка погибнут, либо от руки острозубых, либо от голода.

– О, нет, – вздохнул Грин. – От них слишком много беспокойства. Пускай эти несчастные создания остаются здесь на горе. Я не хочу брать их с собой.