Уплыть за закат - Роберт Хайнлайн

Я могла бы получить степень за год, но задержалась подольше, желая прослушать еще несколько курсов лекций. В юридическом же училище полагалось учиться четыре года, но я прошла у них кое-что еще в ту пору, когда там с тридцать четвертого по тридцать восьмой учился Брайан. Декан разрешил мне сдавать экстерном, лишь бы я полностью оплатила каждый курс училище было частное, и плате за обучение придавалось первостепенное значение.

Адвокатские экзамены я сдала весной пятьдесят второго <эти экзамены сдаются в адвокатскую коллегию штата, где намерен практиковать юрист> успешно, к удивлению своих соучеников и преподавателей. Помогло, возможно, то, что я в бумагах называлась "М.Дж.Джонсон", а не "Морин Джонсон". А раз я стала адвокатом, то с дипломом проблем уже не было: училище гордилось как раз тем, какой высокий процент его студентов получает право на адвокатскую практику – а это барьер потруднее, чем диплом юриста.

Вот так, вполне законно, я и получила четыре ученых степени за шесть лет. Но искренне считаю, что больше всех дал мне крошечный католический колледж, где я была только вольнослушательницей и не претендовала на степень.

В большой степени это относится к американского происхождения японцу, иезуиту отцу Тезуке.

Впервые в жизни мне представилась возможность выучить восточный язык, и я ухватилась за нее. Класс предназначался для обучения миссионеров, призванных заменить тех, кого уничтожила война, в нем занимались и священники и семинаристы. Меня, как мне кажется, приняли по той причине, что в японском языке, японских идиомах и японской культуре грань между мужчиной и женщиной еще резче, чем в американской культуре. Я служила наглядным пособием.

Летом сорокового года, которое мы провели в Чикаго, я воспользовалась случаем позаниматься семантикой <раздел языкознания, изучающий значение слов> у графа Альфреда Коржибского и доктора С.И.Хайакавы, благо институт общей семантики был поблизости от нас – только перейти Мэлл и пройти пару кварталов по Восточной Пятьдесят шестой. И в голове у меня застряли слова этих двух ученых о том, что любой язык – отражение определенной культуры и так тесно переплетается с ней, что семантологу требуется другой, отличный по своей структуре язык, "Метаязык".

А теперь посмотрим, что происходило в мире, пока я занималась японским. В ноябре сорок восьмого президентом избран Паттон, сменивший президента Баркли в январе сорок девятого.

Осакский мятеж вспыхнул в декабре сорок восьмого, между избранием Паттона и его инаугурацией… Новый президент столкнулся с тем, что в Дальневосточном доминионе, бывшей Японской империи, назрело открытое сопротивление и тайное общество "Божественный Ветер" готово до бесконечности менять десять японских жизней на жизнь одного американца.

В своей инаугурационной речи президент Паттон сообщил японцам и всему миру, что подобный обмен нас больше не устраивает. Отныне за убийство одного американца будет уничтожаться один синтоистский храм, и с каждым инцидентом цена будет все выше.

Глава 18

ХОЛОСТАЯ ЖИЗНЬ

Не в моей компетенции судить, как следует управлять завоеванной страной, поэтому воздержусь критиковать политику Паттона по отношению к нашему Дальневосточному доминиону. Мой дорогой друг и муж Джубал Харшо говорит, а история подтверждает, что в его параллели (код "Нейл Армстронг") к побежденному применялась совсем другая политика – скорее протекционистская, чем жесткая.

Но и та и другая тактика и в той и в другой параллели оказались губительными для Соединенных Штатов. С пятьдесят второго по восемьдесят второй мне ни разу не представилось случая применить свое знание японского. Но двадцать четыре века спустя, когда я перешла из клиники омоложения в Корпус Времени, Джубал дал мне одно странное задание. Исход долгой и жестокой войны между США и Японской империей оказывался гибельным для обеих сторон во всех параллелях, контролируемых Ближним Кругом, – и в тех случаях, когда "побеждали" США, и в тех, когда "побеждала" Япония – например, в седьмой параллели, код "Фэйракрс", где император и рейхсфюрер поделили наш континент вдоль по реке Миссисипи.

Математики Корпуса Времени под руководством Либби Лонга и в сотрудничестве с банком компьютерных симуляторов во главе с Майкрофтом Холмсом (компьютером, совершившим Лунную революцию в третьей параллели), поставили себе задачу: нельзя ли преобразовать историю так, чтобы американо-японская война 1941-1945 годов вообще не состоялась? И нельзя ли в таком случае избежать постепенного разрушения планеты Земля, неизменного следствия этой войны во всех известных параллелях времени?

Для решения этой задачи Корпусу требовались агенты, которых следовало заслать в период до сорок первого года и в Японию, и в Штаты. Со Штатами проблем не было: архивы Бундока изобиловали сведениями по американской истории, языку и культуре двадцатого века; кроме того, многие обитатели Терциуса ранее жили в Америке того периода: Лазарус Лонг, Морин Джонсон, Джубал Харшо, Ричард Кэмпбелл, Хейзел Стоун, Зеб Картер, Хильда Мэй Бэрроу, Дити Картер, Джейк Бэрроу – и прежде всего Анна, Неподкупная Свидетельница. Анну, я знаю, послали – возможно, послали и кого-то из других.

Однако обитатели Теллус Терциуса, знакомые с японским языком и культурой двадцатого века, представляли большой дефицит. Были два человека китайского происхождения. Донг Чжа и Марси Чой-Му, – внешне они походили на японцев, но не знали ни их языка, ни культуры.

Я в японки не годилась – рыжие японки встречаются не чаще, чем мех на рыбе, – зато умела говорить и писать по-японски, не в совершенстве, но как изучавшая язык иностранка. Поэтому приняли компромиссное решение: я отправлюсь в Японию как туристка – необыкновенная туристка, взявшая на себя труд выучить язык, обычаи и историю Ниппона перед тем, как ехать туда.

Турист, который не поленился всем этим заняться, всегда желанный гость в той стране, куда он совершает путешествие, если к тому же соблюдает местный этикет. Хотелось бы пожелать, чтобы все это знал каждый турист, но на деле подобные знания достаются трудно и стоят слишком много времени и денег. У меня просто талант к иностранным языкам и мне нравится их учить. К семидесяти годам я, кроме родного, знала четыре современных языка.

Остается еще около тысячи языков, которые я не знаю, и около трех биллионов человек, с которыми у меня нет общего языка. Выучить их все непосильный танталов труд.

Но на роль безобидной туристки, изучающей Японию в годы перед великой войной сорок первого – сорок пятого годов, я вполне годилась. И меня высадили в Макао, где взятка – норма жизни и за деньги можно сделать все.