Самый обычный день. 86 рассказов - Ким Мунзо

А вот этот человек, сидящий за столиком ресторана в компании, ведущей оживленную беседу, напротив, не произносит ни слова. Вот уже много лет, как он бесстрашно хранит молчание. Окружающие теперь уже привыкли к этому и относятся к нему с пониманием. Все с уважением позволяют ему молчаливо созерцать, как собеседники рассуждают, спорят и уточняют все детали, которые нуждаются в конкретизации. Им неизвестно, что молчун считает банальными все их рассуждения и уточнения, потому что он молчит, но они об этом догадываются. В целом его приятели чувствуют, что молчун не испытывает к ним какой-то особенной неприязни, и когда он оценивает их разговоры как банальные, в его мнении звучит скорее не порицание, а агностицизм. Он агностик в отношении остальных и самого себя. Молчун не протестует, ему просто все до лампочки. Он и себя чувствует совершенно ненужным и банальным существом и именно поэтому молчит. Ему не дано никакого права осуждать остальных за их вульгарность, если он и сам грешит вульгарностью. Впервые он замолчал однажды во время разговора, который вылился в рассуждение о степени влияния фанданго на появление гуапанго, когда неожиданно обнаружил, что ему нечего сказать. Бедняга ничего не знал ни о фанданго, ни о гуапанго; эти темы его никогда не интересовали, и, следовательно, принять участие в разговоре он не мог. Как ему следовало поступить, чтобы внести в обсуждение свою лепту и включиться в беседу, чего от него и ожидали его приятели? Придумать свое мнение и защищать его? Вместо этого — в первый раз в жизни — он предпочел промолчать. До этого дня он всегда с жаром отстаивал свое мнение во всякого рода разговорах и дискуссиях, и нельзя сказать, что его интерес был притворным. Несмотря на вытянувшиеся от удивления лица собеседников, он счел, что своим молчанием не наносит никому вреда. Оказалось к тому же, что молчать не так уж неприятно. Приятелей его поведение тоже, кажется, не слишком раздражало. Наш герой настолько привык отстаивать мнения, высосанные из пальца, что неожиданно испытал необычайное облегчение, позволив себе роскошь сидеть, не произнося ни слова. Он наблюдал, как остальные продолжали оживленно спорить о том и о сем, изредка поглядывая в его сторону — не изменит ли он поведение и не выскажет ли наконец свое мнение. По сути дела, его мнение не слишком-то их интересовало. Оно было им необходимо только как часть ритуала их вечерней беседы. Доказать это ничего не стоило: он мог произнести любую стандартную фразу из четырех ничего не значащих слов, и все сочли бы это вполне естественным! Никто не ожидал от него искреннего или хорошо продуманного ответа: самого шаблонного предложения им было бы более чем достаточно. И, напротив, его теперешнее молчание ставило под сомнение разговорчивость остальных, и на самом деле их раздражало именно это, а вовсе не его молчание. Он продолжал сидеть, точно набрав воды в рот, и с каждой секундой молчания чувствовал себя все лучше. Через три четверти часа и после неоднократных удивленных взглядов в конце концов кто-то из присутствовавших обратился к нему и поинтересовался, неужели ему нечего сказать. Наш герой лишь слегка отрицательно покачал головой. Остальные продолжили свою беседу, сочтя, что каждому человеку иногда хочется помолчать. Однако на следующий день он тоже рта не раскрыл и с тех пор никогда и нигде ничего не говорит. Ему известно, что некоторые считают его воплощением снобизма, думают, что он зазнался, что он асоциальный элемент. Сам молчун вовсе с ними не согласен. Просто ничего интересного он сказать не может и поэтому не произносит ни одного слова и просто слушает, как остальные оживленно беседуют.

Как, например, вон тот человек на противоположном конце стола — он треплется не переставая. Он самый неугомонный собеседник из всех, сидящих за этим столом, и не дает никому больше говорить. Болтун всегда старается вставить свою реплику первым, чтобы никто раньше него не произнес избитые фразы, которые следует произносить по поводу обсуждаемой в этот самый момент темы. А темы эти со страшной скоростью видоизменяются, исчезают, одна из них превращается в другую. Но у него готово мнение по любому вопросу, и он ни за что не допустит, чтобы кто-нибудь застал его врасплох, чтобы у него не нашлось заранее заготовленного суждения на какую угодно тему. Он разбирается (или делает вид, что разбирается) в экономике и живописи, в животноводстве и баскетболе. Нет такой темы, относительно которой этот человек был бы не способен сформулировать несколько коротких и обстоятельных фраз, порой даже весьма неглупых. Принимая во внимание, что количество вопросов, по которым он вынужден высказывать свое мнение, довольно велико, эти несколько фраз должны быть, как правило, взаимозаменяемыми, многозначными и пригодными как для одних случаев, так и для других, а также для разных тем одновременно. Было бы бесчеловечно требовать, чтобы у него всегда находилось оригинальное и новое мнение по каждой проблеме. Нетрудно понять, что готовые фразы, которые необходимо приспосабливать к самым разнообразным материям, не могут, по определению, отличаться тонкостью или остроумием. В этом мире ведется огромное количество разговоров, в которых наш неугомонный собеседник должен вставить свое слово. Ему постоянно приходится быть настороже, отслеживая любую возможность сказать хоть что-нибудь. Поэтому порой он смотрит на человека, который не раскрывает рта на противоположном конце стола, с сочувствием и недоумением. Как можно вести такое практически растительное существование и, видя, как жизнь проходит мимо, никогда не высказывать своего мнения? Ведь надо столько всего сказать! Кроме того, болтун не может избавиться от мысли о том, что молчун просто интересничает и показывает своим видом, насколько он презирает всех окружающих. А вот человек, разговаривающий сам с собой, расположившись за столиком, который для него уже накрыли, смотрит на молчуна не с сочувствием, а со смешанным чувством зависти (самодостаточность его очевидна) и уважения: для него это идеал, к которому надо стремиться.

Литература

Он печатает последнюю фразу, испытывая одновременно возбуждение и некоторое замешательство. Это первый из его романов, который завершается смертью героя, что следует особо подчеркнуть, потому что отсутствие смертей в его книгах являлось их постоянной и преднамеренной особенностью. Он отвергал этот дешевый прием, используемый так часто другими писателями, не умеющим достичь истинного драматизма повествования. Однако сейчас, впервые и под влиянием логики сюжета, ему пришлось нарушить свою обычную установку и убить главного героя. Автор вынимает лист из пишущей машинки, кладет его в самый низ стопки и перечитывает начало романа: «В полдень, накрывая на стол, он невольно опрокинул солонку, и соль просыпалась на скатерть. Это привело его в ужас».

У писателя заключен договор с издательством: он должен писать один роман в год. Прошло уже семнадцать лет с тех пор, как документ был подписан, и автор аккуратно каждый год, в январе, вручает новую книгу издателю. Выходит, что на его счету уже семнадцать романов. Писать книги не кажется ему таким уж сложным делом, и он всегда издевается над писателями, которые целое десятилетие корпят над одной-единственной книгой. Иногда собственное произведение нравится ему больше, а иногда — меньше. Порой сюжет увлекает его, он вдохновляется, слова льются рекой, и даже от правки автор получает удовольствие. В другие годы история получается вымученной, писатель воспринимает ее как неизбежную кару (потому что по договору должен закончить книгу, что бы ни случилось, до конца года) и правит текст мало и неохотно. Это никакого значения не имеет: никто не жалуется, если книга выходит слабой. Требования к качеству в его стране очень невысоки, об этом знают все, и его сограждане даже отпускают шуточки по сему поводу. Упорный труд, таким образом, дает ему средства к существованию: его жизнь полна лишений, но зато ему не надо каждый день вставать в восемь утра. Единственное, о чем он молит Бога, в которого не верит, — это чтобы никогда в жизни не испытать боязни чистого листа. Этого писатель себе не может позволить.

На презентации книги издатель сообщает ему приятную новость: его первый роман будет переиздаваться в новой серии. Поскольку книгу будут набирать целиком заново, если он захочет, то может перечитать ее и внести изменения, которые сочтет нужными. Автор берется за чтение. Он написал столько книг, что забыл точный сюжет первого романа и лишь весьма смутно припоминает некоторых персонажей. Речь в нем шла о писателе, который пишет роман, книга пользуется успехом, и это позволяет ему через год опубликовать второе свое произведение, а два года спустя — третье. Однако, перечитав роман от корки до корки, наш автор приходит в изумление. Сюжет и персонажи предрекают конкретные события его собственной жизни, случившиеся месяцы или годы спустя после публикации книги. По прошествии семнадцати лет он может с легкостью опознать это второстепенное действующее лицо, в которое влюбляется жена главного героя. Это не составляет для него никакого труда, потому что сразу после публикации романа он познакомился с точно таким человеком, а жена, которая в него влюбилась, была его собственной. И та борьба, которую герой ведет против недружественного ему окружения, была как две капли воды похожа на ту, которую пришлось вести ему самому, когда после первого успеха его окружили недоброжелатели.