Белинда - Энн Райс

— Господи! — простонала она, и слезы ручьем потекли у нее по щекам.

«Неважно, кто из них первым начал. Неважно, кто из них виноват. Я просто больше не хочу ее видеть».

— Чтоб я больше тебя не видел! Держись от меня подальше!

Но Белинда осторожно, очень осторожно приближалась ко мне.

— Джереми, — прошептала она. — Джереми, ну пожалуйста!

Как в замедленной съемке, я заметил, как поднимается моя рука, услышал звук пощечины, увидел, как она отлетает в сторону дверной рамы.

— Будь ты проклята! Будь ты проклята! — зарычал я и снова ее ударил.

Белинда пронзительно кричала и визжала. Она пошатнулась и чуть было не упала на пол, но я схватил ее левой рукой и ударил правой.

— Как ты посмела мне лгать?! Как ты посмела делать из меня дурака?! Как ты могла?!

Снизу послышался голос мисс Энни:

— Мистер Уокер!

Попытавшись вырваться из моих цепких рук, Белинда стукнулась затылком о стену. Она повернулась и стала слепо шарить руками, будто хотела пройти сквозь стену.

— Смотри на меня! — продолжал орать я. — А ну, отвечай!

— Отпусти меня, — всхлипнула Белинда, лягнув меня голой ногой.

— Обманщица! Обманщица! Так со мной поступить! Ради тебя я был готов на все. Пошел бы за тобой хоть на край земли. Единственное, что я просил, — сказать правду! — И тут я снова ее ударил.

Белинда упала на колени, а подоспевшая ей на помощь мисс Энни вцепилась мне в правую руку.

— Сейчас же прекратите, мистер Уокер! — увещевала меня эта крошечная женщина в домашнем халате.

— Отойдите от меня!

— Мистер Уокер, вы же ее убьете. Мистер Уокер, она медь совсем ребенок!

И тогда я повернулся и со всей силы ударил кулаком по дверной раме. Посыпалась штукатурка. Под обоями тут же образовалась трещина. Узор из роз и листьев обезобразила зияющая дыра. Мерзость запустения! Запахло сыростью, гнилью и крысами.

Я слышал, как мисс Энни приговаривает:

— Пойдем, деточка! Пойдем.

Я слышал их удаляющиеся шаги. Я слышал судорожные вздохи Белинды.

И тут я снова стукнул кулаком по дверной раме. Увидел капли крови на лакированном полу. Потом, слава тебе господи, услышал, как поворачивается ключ в замке двери ее комнаты.

30

Через пять дней после ее отъезда мне по почте пришел конверт, в котором лежала тетрадь.

Я пытался поговорить с ней после той жуткой ссоры. Но на душе у меня было пакостно. Мне было страшно заходить в ее комнату, говорить, что я раскаиваюсь, что прошу прощения, и слова застревали у меня в горле. На ее лице, плечах и нежных руках остались следы от побоев. Я сказал тогда, что мы справимся. Все проходит, и это пройдет. Надо поговорить. Ведь не может же все вот так кончиться. Но в ответ мне было только молчание. Ее привычное молчание, а еще мертвый, потухший взгляд, устремленный мимо меня на листву за оконным стеклом.

А на исходе ночи она ушла.

Я не спал. Я, как загнанный зверь, метался по комнате. И рядом со мной больше не было никого. Только время от времени заходившая ко мне мисс Энни говорила, что да, с ней все в порядке. Но правда состояла в том, что я боялся. Боялся, что не смогу ее остановить и буду беспомощно наблюдать, как она уходит, не в силах выдавить из себя ни слова или хоть что-то сделать.

Но я как мог боролся со сном.

Я даже не помню, как лег в постель. Помню только, что когда я проснулся в три утра, то меня разбудил не ставший уже привычным кошмар. А она ушла. Шкафы стояли пустые, ее вещи исчезли. Через открытые окна ее комнаты хлестал дождь.

Я обшарил весь дом в поисках записки от нее, но ничего не нашел. И только поздно утром я обнаружил на мраморной столешнице своего прикроватного столика видеокассету с фильмом. «Конец игры».

Должно быть, когда я спал, она вошла и положила кассету рядом со мной. Господи, ну почему я не проснулся тогда!

Затем пять дней спустя, после того как я позвонил Бонни, позвонил чертову сукину сыну Морески, позвонил Алексу, позвонил в Нью-Йорк Джорджу Галлахеру, с почтой пришла эта тетрадь.

Я сидел на канапе в маминой комнате и думал о том, как же здесь все безнадежно устарело, причем устарело и обветшало настолько, что восстановлению не подлежит. Через французское окно на галерею в комнату попадал дождь. Личный номер, что дала мне тогда Бонни, был недоступен. Да и на черта он мне! Морески сказал, что она теперь сама по себе. Впрочем, как и всегда. Нет, больше никаких детективов. Джордж обещал позвонить, если она объявится. Алекс умолял сказать ему, где я нахожусь, но я упорно отказывался. Я не желал никого видеть. Я хотел сидеть в разоренной комнате, в разоренном доме и слушать шум дождя.

Дует холодный ветер, впрочем, как всегда в конце сентября. Интересно, зачем она оставила мне «Конец игры»? Что она этим хотела сказать? Как она посмотрела на меня, когда оставляла видеокассету на прикроватном столике? Была ли в ее глазах ненависть?

Я посмотрел кассету раз тридцать, не меньше. Я выучил наизусть каждое движение, каждое слово, каждый поворот ее головы.

Больше меня ничего не интересовало. Только фильм и дождь за окном. И время от времени виски в моем стакане.

А потом по лестнице поднялась мисс Энни и отдала мне запечатанный коричневый конверт, который принес посыльный из почтовой службы. Мисс Энни сама расписалась на квитанции.

На конверте не стояло ни обратного адреса, ни имени отправителя. Но я сразу узнал ее почерк. Запомнил по той ее первой записке: «Приходила. Ушла. Белинда».

И, разорвав конверт, я обнаружил тетрадь в линейку — пятьдесят страниц, исписанных мелким аккуратным почерком. А на обложке стояли слова, ранившие меня в самое сердце: «ДЛЯ ДЖЕРЕМИ. ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ. С ЛЮБОВЬЮ».

II

И представляем Белинду

Ну, начну с того, что это не слезливая история моей жизни с матерью. Словом, не рассказ о том, как она пила или сидела на таблетках, о ее неадекватности и вообще о том, что она сделала или не сделала. Я пока не готова лечь на кушетку мозгоправа и обсуждать свое украденное детство.

По правде говоря, моя жизнь была сплошным праздником. Мы с мамой путешествовали по Европе, и я начиная с младенческого возраста снималась в эпизодах из ее фильмов. Положа руку на сердце, я могу сказать, что предпочитала жить в отелях «Дорчестер» в Лондоне, или «Бристоль» в Вене, либо «Гранд-Бретань» в Афинах, чем в каком-нибудь доме у дороги в Ориндже, штат Калифорния. Чего уж там душой кривить!

И я рада, что общалась не с детьми из закрытой частной школы или из голливудской средней школы, а со студентами колледжа, которые иногда путешествовали вместе с нами. Мне нравились эти ребята, которые приехали со всех концов света и обладали потрясающей энергетикой. И они могли дать мне больше, чем любая школа.