Умный маленький поросеночек(Сказки Венгрии и Румынии) - сказки Народные

Нашелся наконец и настоящий покупатель. Стал он вертеться около быка, обошел его со всех сторон, осмотрел ему грудь и говорит:

— Красивая грудь!

Взглянул на загривок:

— Загривок редкой красоты.

Потом полюбовался головой и рогами и говорит:

— Вот это я понимаю — голова, вот это — рога! Сколько же тебе дать за него?

— Одну лею, одну денежку и одну монету, — отвечает Петря. — Больше скостить не из чего.

— Скажи толком, — отвечает тот, — брось шутки шутить. Слишком уж хорош твой бык, чтобы продать его за гроши. Или ты меня принимаешь бог весть за кого?

«Так вот оно что, — обрадовался Петря. — Вот почему никто не покупает быка: слишком он красив. Все боятся, как бы не нажить себе дома таких же неприятностей, как у меня».

— Придешь после, — говорит он покупателю, — договоримся.

Пошел человек своей дорогой. А Петря тут же ухитрился — рог быку обломал. Теперь поди скажи, что бык красив собой.

— Хорош бык, — говорит один прохожий. — Только жалко, одного рога нет.

И опять изловчился Петря, налег и быку второй рог сломал. Пусть не бросается в глаза людям.

Ведет он дальше безрогого быка. Сам шагает гордо, задрав нос, вот, мол, какое дело сделал!

А путники теперь идут своей дорогой, не спрашивают больше, продает ли он быка и за какую цену. «Не по вкусу им уши быка, — думает Петря, — их за версту видно». Подумал, да и отрезал быку правое ухо, потом левое, а затем и хвост, чтобы у быка ничего не висело.

Жалко было смотреть на бедного быка, так он его искалечил. А Петря все выше задирает нос, шагая за скотиной.

Теперь никто не скажет, что бык красив, не будет из-за него ссоры да драки. Все так, только никто уже не спрашивал Петрю, сколько он за быка просит.

Надоело бедному Петре плестись за быком.

«Грехи мои тяжкие, — думает он. — Принесла нелегкая этого быка на мою голову. Стукнуть бы его разок, а потом чему быть — тому быть, только бы конец».

Стукнуть-то он не стукнул быка, да решил дело иначе поправить. Пыхтел-вертел, пока не ухитрился сломать быку заднюю ногу. Бедная скотина захромала, еле ноги передвигает.

А проселок, как всякая дальняя дорога, шел то полями, то садами, то по лугам, а то по рощам и лесам. Долго ли, коротко ли — приходят они в дремучий лес. Остановился тут бык под старым суковатым деревом, опустился на землю — ни с места!

— И на том спасибо, — говорит Петря. — Устал я, да и спешить некуда. Всегда оно так, когда в город отправляешься: идешь, пока не остановишься, потом опять идешь и опять отдыхаешь. Времени много, когда у человека нет другого дела.

А время клонилось к вечеру. Поднялся тут такой ветер, что весь лес зашумел.

Сидит Петря под старым, суковатым и, должно быть, дуплистым деревом, а оно скрипит да поскрипывает. Скрипит — и кажется, словно в дупле кто-то мошной с деньгами позвякивает. Прислушался Петря. До того ему хотелось от быка отделаться, что он готов был его продать хоть первому попавшемуся дереву.

«Диво какое, — думает Петря. — А вдруг это дерево заколдованное? Вдруг не скрипит, а по-человечьему говорит?»

— Эй, дерево, может, купишь у меня быка, раз он тут остановился! — прокричал дурак.

— Скрип, скрип, — отвечает дерево и качается под ветром, а из дупла опять слышится, будто кто-то мошной с деньгами трясет.

— Как, как ты сказало? — переспрашивает Петря. — В среду, в среду? Купишь быка, а деньги отдашь в среду?

— Скрип, скрип, — снова отвечает дерево.

— Ладно, в среду так в среду, — соглашается Петря. — Бывает, отдают же люди товар в долг. Невелика беда, подожду до среды. Слово мое закон: за быка причитается одна лея, одна денежка и одна монета. В среду приду должок получить.

— Скрип, скрип, скрип, — отвечает в третий раз дерево.

Теперь Петря мог спокойно воротиться домой. Так он и сделал. Идет не спеша, как всякий, кто дело справил, теперь ему и заботы нет.

И попало же ему от братьев!

Слов нет, старшой сначала был доволен, что средний не видит быка, а средний, что старшой перестанет на него любоваться; а кроме того, оба радовались, что не видать его больше и Петре, а тот радовался, что ссоре конец.

Но когда братья узнали, кому Петря продал быка, они накинулись на него как бешеные.

— Слыханное ли дело! — кричат. — Шут гороховый! Прямо как дурак в сказке. Поговорил с деревом у дороги, бросил эдакого быка и твердит, будто пропал.

— Положитесь на меня, я знаю, что делаю, — отвечает им Петря, уверенный, что получит за быка ровно столько, сколько запросил.

Вот и отправился он в следующую среду за деньгами.

А дерево все твердит свое: скрип, скрип. Вокруг валяются бычьи кости — волки его, стало быть, съели.

— Что ты говоришь? — спрашивает Петря. — Опять в среду, на той неделе? Быка, я вижу, ты сожрало, одни косточки остались, а денег все не платишь. Ну, хорошо, пусть будет по-твоему. Подожду еще, раз уж сговорились, что отдам быка в долг. Только в будущую среду приду не с пустыми руками, а с топором. Так и знай! Отдашь деньги — хорошо, не отдашь — уложу тебя за милую душу, словно никогда ты и на ногах не стояло.

Сказано — сделано. Приходит он в следующую среду с топором, да еще с каким! А дерево все скрипит да поскрипывает. Затянул тут Петря пояс потуже, засучил рукава, размахнулся — и бух топором по дереву. Что же! Кого слова не берут — с того шкуру дерут.

А в дереве было дупло. Какой-то богатей, бог весть почему скрываясь от своих врагов, спрятал в этом дупле свое золото, так как не мог унести его с собой. Надеялся, должно быть, вернуться незаметно и забрать его, да только не пришлось. Треснуло дерево под ударами топора, и посыпались тут золотые монеты, блестящие, новенькие. Сверкают, будто только что отчеканены.

— Вот это другой разговор, — сказал Петря, — глядишь, и столкуемся. Плохо только, что мелочи у тебя не видно, да ладно, как-нибудь разойдемся.

Взял он из кучи один золотой и отправился к дому; думал разменять его, отсчитать себе одну лею, одну денежку и одну монету и честно возвратить сдачу.

Онемели от удивления братья, старшой и средний, услышав про деньги. Догадались, что в дупле был клад и что Петря по глупости своей взял только один золотой.

— Господи, ну и дурень же ты! — говорит старшой. — Дерево-то с тобой не торговалось, оно велело тебе прийти в среду и забрать все деньги, какие найдешь.

«Должно быть, так», — подумал Петря. Ведь дерево и впрямь с ним не торговалось.

— Там денег хоть пруд пруди, — пояснил он братьям.

— Много ли, мало, сколько будет — все наше, — решил средний брат. — Бык-то один, его не разделишь. Мы тебе и отдали его, на счастье, а счастье — вот оно и пришло. Теперь мы поделим золотые по-братски, как наказал отец, царство ему небесное: «Один мне, один тебе, один ему».

Согласился и Петря: «Как наказал перед смертью отец, так тому и быть».

Запрягли братья быков и отправились за кладом. У каждого воз, чтобы погрузить свою долю.

Едут они шагом — на быках, ничего не поделаешь. Наконец приехали. Стали считать да все поглядывают, чтоб друг друга не обмануть и в дураках не остаться. Потом передохнули, словечком перекинулись. Вечером отправились, а чуть свет, глядь, возвращаются домой с полными возами.

Стали попадаться им навстречу люди. Видит старшой — целая вереница телег навстречу едет.

— Заметят, не приведи господь, наши деньги, убьют и отберут все. Не будем же дураками; если спросят, ответим, что в телеге кукуруза, просо либо ячмень для птиц.

— Так и сделаем, — согласился средний.

Подъезжают они к путникам, здороваются, те спрашивают, куда, мол, едут и что везут.

— Кукурузу, — соврал старшой.

— Просо мелкое везем, — соврал средний.

Петря — тот в жизни не врал и врать не умел. Вот и молчит, не знает, что ответить: братьев ведь тоже боязно сердить. И сказал он, как та дуда, что и туда и сюда.

— Везем мы изрядные деньги, только старшой велел говорить, будто это ячмень для птиц.