Умный маленький поросеночек(Сказки Венгрии и Румынии) - сказки Народные

— Здравствуй, сын мой. Откуда и куда?

— Из дома я, батюшка, да вот не знаю, откуда и куда отправился, где был, куда прибыл и куда дальше идти…

Поп, человек себе на уме, сразу смекнул, что имеет дело с дурачком-простачком, который сам не знает, чего хочет, и не ведает, где голову приклонить.

«Такой-то мне и нужен, — думает про себя поп. — И не отсюда он и не оттуда, а будет сидеть, куда посадят».

— Иди ко мне служить, сын мой, — говорит. — Работы немного, плата хорошая. Утром встанешь, конюшни почистишь, а потом сиди сложа руки. Поведешь скотину на водопой, дашь ей корму, и опять делать нечего. Наколешь дров, разведешь огонь на кухне и опять сиди себе. Потом коз на пастбище выгонишь и целый день заботы не ведаешь. Вечером, как вернешься, опять делаешь все, как утром, да еще кое-что, а потом сидишь себе и ничего не делаешь. И за все это я дам тебе в год семь коз с козлятами и козла рогатого, чтоб ты из дома моего ушел богаче, чем пришел.

— Что ж, послужу тебе, батюшка, — отвечает Петря.

Стал он у попа служить, чтоб хоть как-нибудь пристроиться.

Утром сделал Петря все, что полагалось, и хотел было отдохнуть, да некогда. Потом вывел он поповских коз на выгон, и тут началось…

Только привел их на выгон, козы разбежались, будто черти за ними гнались. Одна лезет на скалы, другая прыгает в яму, третья через плетень в зеленую капусту соседа. Не зря сам черт козу у ворот рая стережет. Бегает бедный Петря, высунув язык, за козами то вверх, то вниз, то в ту сторону, то в другую, не может собрать их в одно место.

— Ладно, — говорит он, измаявшись. — Не умней же вы волков. Сейчас вы у меня напляшетесь.

Вынул Петря волынку и заиграл. Как будто кто-то за веревочку потянул коз с козлятами да с козлами рогатыми к Петре. Собрались они вокруг и давай плясать, как только козы умеют. Где уж тут думать про голод и жажду!

От прыткой козы ни забора, ни запора. А тут успокоились они, пляшут, только бороды козлиные да уши трясутся. Сидит Петря весь день до вечера под широколистой липой, играет козам, а они ласково поглядывают на него и прыгают.

Только вечером, когда Петря перестал играть и вернулся со стадом домой, козы были до того голодны, что набросились, как саранча, на попову изгородь и всю обглодали.

На второй и третий день опять то же.

— Слушай, батюшка, — говорит попадья, добрая жена, из тех, что мужа сводят с ума, — нечистое дело с этим слугой. Не возьму в толк, что творится с нашими козами. Приходят они с поля голодные, все меньше дают молока и обглодали весь наш плетень.

— Сдается и мне, неладно что-то, — отвечает ей муж. Был он поп, жил в божьем страхе, вот и соглашался во всем с женой, лишь бы мир в доме царил.

— Последи-ка за ним и узнай, что к чему, — требует попадья.

Он говорит — нет, она говорит — да. Спорили они, спорили — только все равно вышло так, как хотелось жене. Да иначе и быть не могло. Рано утром встал поп и пошел на выгон. Спрятался он в кустах, чтобы выследить Петрю и поймать его с поличным.

Разнесчастная его головушка! Заиграл Петря на волынке, а козы с козлятами да с козлами рогатыми принялись плясать. Но пуще всех плясал поп, ведь душа-то у него человеческая. Трясутся козлиные бороды, но еще сильнее трясется попова борода. Колючки рвали рясу в клочья, царапали кожу и лицо. Жалко глядеть на бедного попа. Только не чувствовал он шипов, не сердился на Петрю, потому что чудесная волынка радовала и успокаивала его душу. Глядит поп на Петрю, прыгает все да приговаривает:

— Отдам за него, ей-богу, отдам!

Была у попа одна-единственная дочка, девушка красоты неописуемой, и решил он отдать ее за Петрю. Где же найти ему другого такого зятя!

Плясал поп целый день и не жаловался, хоть бы трое суток этот день тянулся.

А вот как вернулся он домой в разорванной рясе, со спутанной бородой и весь исцарапанный… начался тут другой разговор. Лучше бы и не вспоминать о нем.

— Взгляни на себя, какой же ты мужчина, какой ты поп! — ругает его попадья. — Выставил тебя дурачок на посмешище перед всей деревней. Дети и те над тобой потешаются!

— Да уймись ты, женщина, попридержи язык, — отвечает поп. — Ничего-то ты не понимаешь. Посмотрю я, каково тебе будет, как заиграет он на своей волынке. В церкви и то пустишься в пляс.

— Кто, я? — кричит попадья. — Как бы не так! Плясать, когда не хочется!.. Посмотрела бы я… Лопну, а не сдамся и в пляс не пущусь. Не такая я тряпка, как ты.

— Ладно, — говорит поп. — Посмотрим, какая в тебе сила. Вот вернется, попрошу его поиграть. Тогда и увидим, будешь ли ты так ерепениться.

Не смогла попадья отказаться. Решили они тут же попросить Петрю поиграть, как придет с козами домой. Хоть и была попадья уверена, что плясать не будет, да только чем ближе становилось к вечеру, тем больше кручинилась.

«А что, — думает, — если у этого дурачка какая-нибудь чертовщина? Не хотелось бы срамиться». Стала она подумывать, где бы спрятаться, а тут и стадо, слышно, идет. Куда же ей деваться? В бочку какую-нибудь залезть? Уж очень неудобно в бочке сидеть.

Поднялась она скорей на чердак, открыла сундук, где хранила пряжу, прыгнула в него и опустила крышку. Лежит — не дышит.

Да только и здесь настигла бедную женщину волынка. Как заиграл Петря на волынке, давай тут попадья ворочаться. Ворочалась она в сундуке, ворочалась что есть мочи, да так, что сундук запрыгал: трах-трах, бах-бах. Допрыгал сундук до чердачной лестницы и — бух! — свалился прямо в сени.

— Отдам за него, ей-богу, отдам, — кричит попадья, готовая выдать дочку за Петрю.

И устроили они знаменитую свадьбу, как полагается в поповском доме. Так стал Петря хозяином, со своим домом и двором; появились у него и дети.

А коли случалась в семье какая беда или что не так выходило, брал Петря волынку, принимался играть, и все опять налаживалось.

Тут и сказке конец. Кто ее дальше знает, тот пусть и продолжает.