Моисей - Петр Люкимсон

В сущности, все происшедшее можно истолковать проще. Как уже рассказывалось, в период перелета стаи перепелов и других птиц нередко покрывают огромные просторы Синая. Библия сообщает нам, что эти перепела не могли подняться над землей больше, чем на два локтя, то есть приблизительно на 90 сантиметров. И это явление тоже хорошо знакомо многим из тех, кто весной или осенью бывал в современном Израиле или на Синайском полуострове. Подчас после длительного перелета птицы так устают, что оказываются не в состоянии взлететь, чтобы убежать от преследующих их людей — они лишь перепархивают с места на место на высоте около одного метра, так что поймать их не составляет особого труда. Далее Библия сообщает, что евреи, собрав перепелов в огромных количествах, разложили их тушки вялиться на солнце и ели их затем в течение... двадцати девяти дней. Теперь остается добавить, что, как повествует мидраш, у большинства евреев после этого начался понос с кровью — и станет ясно, что речь идет об эпидемии дизентерии, от которой в ту далекую эпоху и в самом деле могло умереть множество людей. И дело тут могло быть не в том, что мясо перепелов было изначально отравлено, а в том, что оно попросту испортилось, лежа на солнце.

Напавший на израильтян мор несколько охладил страсти, заставив их думать о выживании, а не о своих претензиях к Моисею. Однако тут на пророка свалились неприятности с самой неожиданной стороны — в собственной семье. С обвинениями в адрес Моисея выступили, казалось бы, самые близкие ему люди — брат Аарон и сестра Мириам.

«И говорили Мирьям и Аарон против Моше по поводу кушитки, которую он взял, ибо жену кушитку взял он себе. И сказали: "Разве только с Моше говорил Бог? Ведь и с нами Он тоже говорил!" И услышал Бог. А человек этот, Моше, был скромнейшим из всех людей, что на земле.

И сказал Бог, внезапно обратившись к Моше, Аарону и Мирьям: "Выйдите вы трое к Шатру откровения". И вышли они трое. И сошел Бог в столпе облачном, и стал у входа в шатер, и призвал Аарона и Мирьям, и вышли они оба. И сказал Он: "Слушайте слова Мои: если и есть между вами пророк Бога, то Я в видёнии открываюсь ему, во сне говорю с ним. Не так с рабом Моим Моше: во всем доме Моем доверенный он. Из уст в уста говорю Я с ним, и явно, а не загадками, и образ Бога видит он. Как же не боитесь вы говорить против раба Моего Моше?!" И возгорелся гнев Бога на них и ушел Он от них. И облако отошло от шатра, и вот — Мирьям покрыта проказою, как снегом. И взглянул Аарон на Мирьям — и вот прокажена она. И сказал Аарон Моше: "Прошу, господин мой, не сочти нам за грех, что мы глупо поступили и согрешили. Да не будет она как мертвец, который выходит из чрева матери своей полуистлевшим!" И возопил Моше к Богу, говоря: "О, Всесильный, умоляю, исцели ее!"

И сказал Бог, обращаясь к Моше: "Если бы отец ее плюнул ей в лицо, разве не скрывалась бы она от стыда семь дней? Пусть будет она заключена семь дней вне стана, а потом придет". И была заключена Мирьям вне стана семь дней; народ же не отправлялся в путь, пока не вернулась Мирьям. А затем двинулся народ из Хацерота и остановился в пустыне Паран» (Чис. 12:1—14).

Существуют две основные версии, объясняющие этот отрывок.

Первая, безусловно, апологетическая, то есть призванная всячески обелить Мириам и Аарона и убедить читателя, что они вовсе не посягали на власть и авторитет Моисея, а были движимы исключительно беспокойством за свою невестку Сепфору, которая по происхождению не была кушиткой, то есть уроженкой Эфиопии, — просто евреи называли «кушитами» всех темнокожих людей. Согласно этому мидрашу, Мириам и Аарон, дескать, были возмущены тем, что Моисей отказал жене в интимной близости, мотивируя тем, что после этой близости человек считается ритуально нечистым, а разговор с Богом следует вести в состоянии ритуальной чистоты. По мнению Мириам и Аарона, объясняет мидраш, ни один человек, на какой бы высокой духовной ступени он ни стоял, не должен отказываться от радостей мирской жизни. И эта позиция, надо заметить, в целом согласуется с позицией иудаизма, не приемлющего института монашества. Таким образом, по этому мидрашу суть претензий Мириам и Аарона сводилась к тому, что Моисей пытается выставить себя в глазах народа «святее всех святых», то есть что он не в меру возгордился своей близостью к Богу.

Тогда-то Бог и обращается к Аарону и Мириам «внезапно», то есть в момент их близости с супругами, и призывает их на Свой суд. От того что Всевышний вступил с ними в разговор в столь интимный момент, сестра и брат Моисея, находящиеся вдобавок в состоянии ритуальной нечистоты, испытывают жгучий стыд. Тогда Бог объясняет им разницу между Моисеем и ними: Моисей — единственный человек на планете, к которому Всевышний может обратиться в любой момент, и в любой момент он должен быть готов к разговору с Богом, а потому и должен находиться в состоянии ритуальной чистоты. Таким образом, объяснил Господь, Моисей был прав, когда решил отстраниться от жены.

По другой, более жесткой версии, Мириам и Аарон неожиданно попытались оспорить то, что Моисей является более великим пророком, чем они («Разве только с Моше говорил Бог? Ведь и с нами Он тоже говорил!»), и пытались обвинить Моисея в том, что он сам не следует собственным законам. К примеру, он запретил евреям вступать в браки с другими народами, а сам женат не на еврейке. Да и не просто не на еврейке, а на негритянке, женщине другой расы! И Моисею, желал он того или нет, пришлось давать ответ на эти расистские обвинения.

Однако какая бы из этих двух версий ни была ближе к истине, читатель не может не обратить внимания на два момента вышеприведенного отрывка.

Во-первых, здесь Библия впервые говорит о том, в чем заключалось принципиальное отличие Моисея от всех пророков, живших до и после него: Бог передавал ему Свою волю не в видениях или во сне посредством неких образов или слов, смысл которых еще предстояло расшифровать, а говорил с ним явно, голосом, причем отвечая на любые его вопросы. Талмуд, объясняя различие между пророчеством, которое получал Моисей, и пророчествами других пророков, говорит, что они отличались друг от друга так, как изображение в гладком, идеальном и блестящем зеркале отличается от изображения в зеркале с не столь идеальной поверхностью и вдобавок чуть подернутом дымкой.

Во-вторых, и в этом инциденте Моисей предстает как человек, не помнящий нанесенных ему обид и оскорблений, не пытающийся никому мстить, а наоборот — молящий Бога за своих обидчиков. И это величие его духа, безусловно, не может не вызывать восхищения — насколько же он по своему характеру отличался от сотен и тысяч королей, царей, халифов, падишахов, президентов, премьеров и генсеков, прошедших по земле после него!