Дикари - Роже Мож

Хотий на этот раз улыбнулся, показав все свои зубы:

— Да, хозяин. Тогда я останусь с удовольствием и сделаю много костров...

— Ну что же, это возможно, — объявил Лепид. — Только при условии, что ты сделаешь для меня много детей. Мне нужны трое живых детей в ближайшие шесть лет... Сможешь?

Хотий снова довольно улыбнулся.

— А в этом смысле он здоров? — Лепид адресовал свой вопрос Гонорию.

— Я... я не знаю, — сказал адвокат.

— Тогда посмотрим! Нужно следить, чтобы венерические заболевания не распространялись, если такая болезнь появится, то невозможно будет ее остановить. Это будет дорого стоить и принесет большие убытки хозяйству. Я всегда обращал на это большое внимание. Покажи-ка свой член, мой друг!

Хотий повиновался, подняв тунику и вытащив этот орган из-под ткани, которая проходила между ягодицами, завязывалась поясом и служила штанами.

Лепид наклонился, чтобы рассмотреть его получше:

— Пожалуйста, отведи назад кожу...

Угольщик покорно обнажил головку члена. Лепид взял ее двумя пальцами и надавил.

— Прекрасно, — сказал он, выпрямляясь и растирая что-то между пальцами. — Этот раб абсолютно здоров. А так бывает не всегда, далеко не всегда... — И шутливо добавил: — У тебя счастливая рука, мой дорогой Гонорий, если можно так выразиться в подобных обстоятельствах...

Глава 27

Металла у бестиариев

Металла подошла к входу в подземные помещения амфитеатра, предназначавшиеся архитекторами для бестиария и для содержания мужчин и женщин, которые должны были погибнуть на арене, растерзанные зверями.

В одинаковых кожаных одеждах, украшенных шкурами леопардов, служители бестиария, вооруженные длинными крюками, с помощью которых они управлялись со свирепыми хищниками, перегоняя их из клетки в клетку, окружили непобедимую возницу, всегда внушавшую им восхищение. Руки и ноги большинства были отмечены когтями и зубами животных, но это были ранения, которые не дали гангрены и позволили им выжить.

— Металла! — вскричал один из них. — Какую честь ты нам оказала, спустившись в наши подвалы!

— Я знал, что ты не устоишь перед удовольствием подышать изысканными запахами мочи наших львов! — радостно бросил другой.

— А карфагенянка — ты убьешь ее, да? — закричал третий. — Я все поставил на тебя. Не заставляй меня потерять последние штаны!

Услышав их голоса и отпускаемые шутки, управляющий бестиарием, который сидел в своей конторке у входа в помещения с дикими зверями, вышел навстречу Металле.

— Ave, Мезий! — сказала возница.

— Ave, Металла! Я думаю, что ты пришла повидаться с Суллой?

— Да, Мезий.

— Это справедливо! Так как ты его вольноотпущенница, ты в долгу перед ним, ты должна была сюда прийти... Ты, — приказал он одному из бестиариев, — отведешь Металлу в камеру к галлу! По закону, — сказал он, обращаясь к вознице, — он содержится отдельно. А мы здесь все уважаем закон.

Он подошел к молодой женщине поближе.

— Не так много среди нас тех, кто считает его виновным в захвате наследства Менезия, — доверительно сказал он.

Следуя за своим провожатым, Металла прошла мимо мощных решеток, за которыми находились медведи, львы, пантеры. Она чувствовала движение воздуха, которое обеспечивала сложная система аэрации, иначе животные и ухаживающие за ними смотрители не выжили бы в подобном месте.

Одни решетки сменились другими, за которыми уже содержались те несчастные, которые должны были через несколько часов или дней погибнуть ужасной смертью под радостные крики толпы.

Человек в леопардовой шкуре свернул в коридор, ведущий к камерам за массивными металлическими дверями, снабженными небольшими окошками, через которые можно было следить за узниками. Провожатый заглянул в несколько камер и наконец обернулся к вознице:

— Он здесь. Посмотри!

Металла заглянула в глазок. Сулла действительно был там, он спал на откидной койке, служившей кроватью. Немного света доходило сверху из колодца, вокруг которого были расположены все камеры.

— Ты разбудишь его, — с сожалением сказал охранник.

— Да, но я должна с ним поговорить. Открывай!

Тот отодвинул три больших засова. Металла вошла, потом обернулась к своему провожатому, не успевшему закрыть дверь:

— Через три четверти часа я хотела бы поговорить с Мезием, прямо здесь. Скажи ему, что я прошу его прийти...

Суллу, который спал повернувшись к стене, разбудил скрежет закрывавшейся двери. Сначала он не понял, кто к нему вошел.

Возница приблизилась к откидной койке и встала перед ней на колени, чтобы оказаться на уровне лица галла.

— Прости, что разбудила тебя, — сказала она.

Сулла чуть заметно улыбнулся. Возница нашла руку того, кто теперь являлся ее патроном[83], сжала ее, приникла губами, чтобы поцеловать.

— Я принесла тебе что-то, что ты любишь больше всего. — Она лукаво улыбнулась и протянула маленький мешочек, заполненный веточками калины и завязанный ленточкой.

— Действительно, мне этого не хватало, — сказал он.

Он взял мешочек, а она прижала свои губы к его губам.

— Я думаю, что тебе еще кое-чего не хватает... Я пришла, чтобы принести и это, — прошептала она. — Не хочешь ли заняться любовью?

Сулла опять улыбнулся.

— И ты не можешь теперь меня высечь, — продолжала она тем же ласковым голосом.

— Но если бы ты мне это так вежливо предложила, как делаешь сегодня, то я бы не стал тебя сечь...

— А ты бы согласился?

— Не сразу. Я бы заставил некоторое время себя упрашивать... Ты же знаешь, что я человек принципов.

— Сегодня, пожалуйста, не заставляй себя упрашивать. У нас не так много времени. Я сказала охраннику, чтобы он вернулся через три четверти часа.

— Так рано? Ты меня недооцениваешь, — сказал он, продолжая игру.

Она потянула руку Суллы к своим бедрам. Сулла почувствовал ее наготу.

— Важно не то, что даешь, — прошептала она, прижимаясь к его устам, — а то, что намереваешься сделать...

Пальцы галла уже трогали увлажнившиеся места молодой женщины.

— Как ты видишь, я не теряю времени...

Они обменялись долгим поцелуем. Он был счастлив забыть о том положении, в котором находился, а у нее не было мужчины со дня неожиданной кончины Менезия. В этом поцелуе она ощутила необходимость мужественного члена и обнимающих ее сильных рук. Одновременно она поняла, что ее любовь к Алии была скорее любовью сердца, чем любовью тела.

Послышались тяжелые шаги по камням, устилавшим коридор, засовы были открыты, и в камеру вошел Мезий.

— Спасибо, что пришел, — сказала Металла, сидевшая на полу, скрестив ноги около откидной койки, на которой лежал Сулла. — Я хотела поговорить с тобой так, чтобы никто ничего не слышал, — добавила она, как только металлическая дверь закрылась за ним.