Лучезарная звезда - Ольга Романовская

— А ты настырная. Я думал, тебе будет страшнее. Ничего, сейчас станет страшно.

Резкая, невыносимая боль в глазах, нестерпимая, будто их выжгли каленым железом, — и свет. Она снова видела, но предпочла бы остаться слепой, чем свидетельницей этого кошмарного действа.

Стелла стояла рядом с Эвелланом и смотрела, как ее сестру ведут на эшафот. Старла была в одной рубашке, на лице, руках — следы от побоев. Гулко звякали кандалы, такие грубые, тяжелые для ее тонких исхудавших ног. Спутанные волосы, потухший взгляд…

Принцесса рванулась к ней, но невидимая сила отбросила ее назад.

— Смотри! — шипел голос.

Но она не хотела смотреть, не могла смотреть, как сестра поднимается по ступеням, останавливается перед палачом. Они даже не отрубят ей голову, они ее повесят!

— Старла, Старла! — в отчаянье кричала Стелла, безуспешно пытаясь преодолеть разделявшую их преграду. Она набивала синяки, но продолжала пытаться, в бессильной ярости скреблась о невидимую стену…

Старла обернулась к ней; девушке показалось, что она послала ей воздушный поцелуй. Палач молча указал, куда встать, хладнокровно накинул на шею веревку…

Принцесса не могла этого видеть, она закричала, упала, закрыла лицо руками.

— Отдай звезду мне — и она останется жива.

Девушка колебалась. Стоит ли жизнь сестры самоцвета?

— Не отдавай! — донесся до нее слабый голос Старлы. — Всеми богами тебя заклинаю, не отдавай ее им!

И внутри нее вдруг появился стальной стержень. Девушка встала, усмехнулась в лицо Эвеллану и одним ударом разбила разделявшую их с сестрой преграду. Она оказалась всего лишь стеклом, которое со звоном осыпалось ей под ноги.

Помост с эшафотом исчез, вместо него была пустота.

— Ничего, ты все равно отдашь ее мне, — эхом отозвались в голове слова Эвеллана, и она проснулась.

На небе влажно мерцали звезды, вставать было еще рано и, убедившись, что лошадь на месте, девушка перевернулась на другой бок, пытаясь забыть о кошмаре. Она закрыла глаза, задремала — и проснулась от собственного крика: там, в мире ее грез, прямо перед ней раскачивалось на ветру тело повешенной. Оно висело к ней спиной, но Стелла точно знала, кто это.

Лоб покрылся испариной; ее трясло, сердце учащенно билось.

Там, во сне, еще минута, и ветер развернул бы тело; она не хотела видеть это лицо.

Принцесса так и не смогла заснуть: боялась, что снова приснится кошмар, настольно реальный, что она принимала его за действительность. Это был не просто сон, в простом сне вы не чувствуете боли, вкуса собственных слез, ветра, солнца — в этом все это было. Пугающая альтернативная реальность, созданная для нее Шеком, а, может, и самим Эвелланом. Но он своего не добился — она еще больше укрепилась в решении противостоять им.

Утром, не выспавшаяся, разбитая, Стелла снова выбралась на дорогу. Умом она понимала, что в сложившейся ситуации нужно держаться подальше от дорог, но местность была ей незнакома, у нее не было никаких ориентиров, так что приходилось рисковать, держась ближе к обочине.

К обеду разыгралась жуткая головная боль, такая невыносимая, что не могло быть и речи, чтобы ехать дальше.

Принцесса съехала с дороги, направляясь к очередной деревеньке, гостеприимно раскинувшейся в пределах видимости человеческого взгляда. Ей нужно было какое-то лекарство, какая-то трава — что угодно, лишь бы голова перестала раскалываться на части. Да, жители могли выдать ее генрам, но уж лучше генры, чем эта боль.

У деревни разбили лагерь харефы. Появление незнакомого человека встревожило их; десятки испуганных глаз устремились на нее.

— У нее злой дух в голове, — вдруг сказала какая-то старуха. С трудом подойдя к принцессе, она велела ей: — Наклонись!

Девушке было все равно, и она наклонилась, надеясь, что не упадет, потеряв равновесие.

Прикосновение шершавой руки вызвало новый приступ боли, будто какой-то зверек завертелся у нее в голове.

— Достань курительницу, Джен, — прошамкала старуха. — Иди сюда и учись.

Молодая харефка, с опаской покосившись на Стеллу, поставила перед старухой курительницу и почтительно протянула огниво.

— Я уже стара нагибаться, — покачала та головой и, отвязав от пояса один из многочисленных мешочков, дрожащей рукой протянула ученице щепотку трав.

Ароматный дым окутал принцессу, и она почувствовала, как, постепенно проникая внутрь нее, он вытесняет боль.

— Все. Демоны не терпят асию.

Девушка потянулась за кошельком, чтобы отблагодарить врачевательницу, но старуха отказалась от денег:

— Я все делаю от чистого сердца.

Харефы показались ей дружелюбными и, воспользовавшись случаем, девушка расспросила о дороге в Дайану. Им можно было доверять, они никогда не сотрудничали с властями.

Они уже прощались, когда, ухватив ее за рукав, одна из харефок, указывая на дорогу, испуганно шепнула: «Генры!». Стелла обернулась и увидела то, чего боялась все эти тревожные часы.

— Сюда! — Харефка подтолкнула девушку к повозке и бросила ей старое одеяло.

Сидя в своем укрытии, с головой укрывшись одеялом, принцесса вслушивалась в биение своего сердца: ей казалось, оно стучит так громко, что его слышно там, на дороге.

— Уехали, — шепотом сообщила харефка. — Только Вам по дороге нельзя…

То, что ей нельзя ехать по дороге, она и так знала, а теперь лишний раз в этом убедилась.

Глава VIII

Однако, много хлопот доставила ей Селина! Похоже, она действительно нашептала что-то на ушко супофесткому губернатору, и целые полчища дакирцев шли по следам Стеллы.

Принцесса заметила странную особенность этих поисковых отрядов: если в них не было генров, ей удавалось беспрепятственно уйти, но если среди них появлялся хоть один генр, ей приходилось спасаться бегством. Похоже, существовала некая связь между магией и карнеолами наемников, во всяком случае, тогда все становилось на свои места.

Но генры тоже ошибались — значит, им не отдавала приказы какая-то высшая сила, а они сами, в меру своих способностей, иногда использовали медальоны в колдовских целях.

Так или иначе, девушка пересекла границу супофесткой и дайанской областей и оказалась посреди плодородной долины Трофенара; там ее уже никто не беспокоил. Странно, конечно, но, выгнав ее за пределы своей области, губернатор успокоился.

Немного успокоившись, Стелла вернулась к привычному способу путешествий: проторенным дорогам и постоялым дворам. Передвигаться так было, несомненно, удобнее и несказанно приятнее для нервов и желудка.