Соотношение сил - Полина Дашкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Запутать! – Старик хрипло хохотнул. – Передай своему начальству: не надо делать из Вернера дурака. Он догадается легко и вот тогда, скорее всего, заподозрит провокацию, потому что знает: по доброй воле я врать ему не стану.
У Мити похолодело в животе.
– Лучшая подсказка тем, кто занят бомбой, – тихо, жестко продолжал старик, – если что-то случится с Вернером. Даже несчастный случай может привлечь внимание к его работам, не говоря уж об убийстве или похищении. Ты меня хорошо понял? Вот это тоже передай своему начальству.
– Марк Семенович, ну я же объяснил, никто его пальцем не тронет…
– Митя, я объясняю, а ты слушаешь и не перебиваешь. – Профессор нахмурился. – Вернер вряд ли станет возиться с ураном. Совершенно другая область физики. Резонатор открывает множество интереснейших перспектив. Луч можно использовать в производстве чего угодно, от самолетов до микроскопов, в будущем, наверное, даже в медицине.
– Не станет возиться с ураном? То есть вы считаете, что Брахт не участвует в работе над урановой бомбой? – медленно, почти по слогам, спросил Митя и затаил дыхание.
– Проблема не в том, участвует или нет. Я уверен, что нет. Но если ему удастся собрать резонатор, он точно не спрячет его от своих коллег.
– Вы спрятали. – Митя прикусил язык, понял, какую глупость сморозил.
– Меня спрятали. – Старик хмыкнул. – В ярославскую одиночку. Вряд у Вернера был подобный опыт.
– Конечно, не было, это уж точно, – выпалил Митя и опять прикусил язык.
«Почему я уверен? Мы оба уверены. Почему? Там заслуженных профессоров не сажают. Только у нас. Так, что ли?»
Встретившись глазами с Марком Семеновичем, он вздрогнул. Показалось, профессор догадался, о чем он сейчас подумал. Грустная усмешка скривила запавший беззубый рот. Митя быстро отвел взгляд. Мазур покачал головой:
– Я молчать вынужден, под пятьдесят восьмой живу, публиковать меня все равно не будут. Думал, доведу игрушку до ума, авось что-то изменится, обвинения снимут. Вот тогда уж… В общем, я решил молчать и не рыпаться до лучших времен. К тому же весь основной путь мы с Вернером вместе прошли. Публиковать, не упоминая его имени, я не вправе. Упомяну немца-соавтора – сам знаешь, что будет, при моей-то статье. Только девять граммов обогащенного урана сумели развязать мне язык, и то лишь потому, что я уверен: Вернер не эмигрировал, живет и работает в рейхе.
– А если бы он уехал в Англию или в Америку? – спросил Митя. – Тогда вы бы не…
Он осекся. Вопрос был скользкий. Вряд ли стоило его задавать. Старик ничего не ответил, отвернулся, смотрел в окно, бормотал задумчиво:
– Делить изотопы облучением – ну, это как штангенциркулем строгать колбасу. Вернеру в голову не придет. А вот если игрушка окажется в руках тех, кто занят урановой бомбой, они догадаются и обязательно попробуют. Колбасы у них навалом, а ножа под рукой нет.
– Вы сказали, настроить луч для урана очень сложно, – напомнил Митя, – у вас не всегда получалось.
– Да, непросто. Но у них другой уровень возможностей. – Профессор выразительно развел руками.
Лаборатория выглядела убого. Небольшая комната, отгороженная фанерной перегородкой от аудитории. Облезлые шкафы, голая лампочка под высоким закопченным потолком, полукруглое окно в разбухшей облупленной раме. Правда, стекла вымыты до блеска. И в шкафах идеальный порядок.
«С далемскими институтами смешно сравнивать, земля и небо. К тому же там большая команда, сплошь мировые светила. Догадаются, попробуют, добьются своего», – подумал Митя и упрямо пробормотал:
– А все-таки не факт, что у них получится.
– С резонатором их шансы значительно увеличатся. Если Вернер уже собрал его, тогда привет от Гёте: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
– Подождите, но он бы опубликовал, просочилась бы информация…
– Они прочухали, сразу засекретили, – перебил профессор и махнул рукой, – все бесполезно, обсуждать нечего. Спокойно ждем конца света. Ну, что ты побледнел? Самый худший вариант не обязательно самый вероятный. А теперь представь: ученый десятилетиями бьется над задачей, которую большинство его коллег считают невыполнимой и даже абсурдной. И вот у него получилось. Он нашел решение. Это не просто победа, это… – профессор зажмурился, оскалил розовые десны, помотал головой, – смысл всей жизни. Первое его желание какое?
– Поскорей опубликовать? – неуверенно пробормотал Митя.
– Правильно. Пятьдесят восьмая над ним не висит, он свободный человек. Конечно, ему тоже не просто публиковать без моего имени. Но с другой стороны, если он сделал резонатор, значит, на последнем этапе обошелся без меня. Научные журналы, не только немецкие, но и английские, американские, напечатают с радостью, а уж там он спокойно назовет имя соавтора-еврея. Как же его остановить?
Митя молчал, хмурился, кусал губы.
– Нет у тебя ответа. – Профессор вздохнул. – Ладно, я скажу. Единственный способ остановить Вернера – предупредить его о возможных последствиях.
– Предупредить? – ошалело прошептал Митя.
– Да, – кивнул профессор, – и чем скорее, тем лучше. Он должен знать: публикация в Германии – урановая бомба у Гитлера. Публикация в Англии, в Америке… Вряд ли он захочет, чтобы урановая бомба упала на Берлин.
– Подождите, но если он узнает от вас… – Митя судорожно сглотнул. – У него будут основания считать, что урановую бомбу скоро сделают в Советском Союзе, он…
– Поспешит отдать резонатор в Далем? – Профессор усмехнулся. – Не волнуйся. Есть надежная страховка.
– Какая страховка?
– Правда.
– Я, п-простите, не понял вас, Марк Семенович. – Митя помотал головой.
– Что же тут непонятного? Напишу Вернеру правду, врать не буду. У нас ведь пока не чешутся. Урановых разработок не начинали. Это правда?
Митя молча кивнул.
– Мои девять граммов передадут комиссии во главе с папой Иоффе. Поскольку урана нет, провести фундаментальные эксперименты невозможно. Как у нас заседают комиссии, как относится ко мне папа Иоффе, Вернеру объяснять не нужно. – Профессор взъерошил Мите волосы. – Да успокойся ты. Ну, не понравится твоему начальству письмо – просто не отправят его, положат под сукно или сожгут, и все.
Митя на ватных ногах подошел к раковине, включил воду, стал жадно пить из-под крана, умыл лицо. Профессор протянул ему полотенце.
– В общем, договорились, сразу после занятий сяду писать. А насчет заявки – нет. Не проси.
– Формальность, ерундовая бумажка, но без нее никак! – забормотал Митя и подумал: «Такое письмо Брахту ни за что не отправят, хотя бы заявку привезу, а то вообще получается – вся поездка без толку».
– Бумажка с печатями… – Профессор шлепнул пальцами по краю лабораторного стола. – С номерами входящими-исходящими, пойдет по инстанциям, от чиновника к чиновнику. Любой из них в любой момент может прихлопнуть меня как муху.
Мите пришлось потратить еще минут пять на уговоры, мол, в заявке ничего опасного нет, ни по каким инстанциям она не пойдет, тихо ляжет в сейф к надежному человеку. Он имел в виду Проскурова. Имени, разумеется не назвал. Марк Семенович вроде бы кивнул, но как-то неопределенно. Послышался топот, гул голосов, задребезжал звонок.
– Не прощаюсь! – крикнул Митя и помчался сквозь толпу студентов к выходу.
Глава девятнадцатая
Каждый раз, попадая в Швейцарию, Ося чувствовал себя как взрослый на детском празднике или как грешник, нелегально проникший в рай. Швейцария благоухала шоколадом, марципанами и магнолиями. Маленькое нежное сердце Европы билось спокойно и ровно, будто не было никакой войны.
Задрав голову, Ося щурился на ослепительные альпийские вершины. Снег еще не сошел. По склонам скользили крошечные фигурки лыжников. Внизу, на балконах многоярусных шале, цвели фиалки. Игрушечная Арктика с ледниками, мхами, лишайниками легко и быстро, как картинки в волшебном фонаре, сменялась акварельным пейзажем европейского севера. Сосны, туман, моросящий дождик. Комфортабельный поезд Цюрих – Лозанна мчался по высокому сводчатому мосту, нырял в туннель.
Чашка вкуснейшего кофе с куском энгандинского орехового пирога, шорох газет и странное ощущение от того, что читаешь газету на немецком, а в ней нет нацистской пропаганды. Не успеваешь заполнить клетки кроссворда, а поезд уже выныривает в солнечных тропиках, среди пальм и виноградников. Тропики тоже игрушечные, без ядовитых циклопов, малярийных комаров, изнуряющей жары и затяжных ливней.
Пансион находился на берегу Женевского озера, между Лозанной и городком Веве. Небольшая вилла конца девятнадцатого века была выстроена в стиле классического альпийского шале. Первый этаж из грубого камня, второй деревянный. Под массивными скосами черепичной крыши – мансарда. Этажи повторяли ступенчатый абрис виноградных террас.
Высокий седовласый хозяин говорил по-английски без акцента, носил очки в роговой оправе, просторный твидовый пиджак поверх джемпера и походил на оксфордского профессора. Фамилия Ансерме звучала вполне типично для жителя франко-язычного кантона Во, но Ося знал, что хозяин пансиона вовсе не месье, а мистер. И такой же Ансерме, как он – Касолли. За границей агенты «Сестры» обычно пользовались псевдонимами.