Повелитель гроз. Анакир. Белая змея - Танит Ли

— Но, — возразил Джарред, — ты же любишь его.

— Да. А как же иначе? Теперь я не смогу полюбить никого другого. Он превратил меня в ту, другую женщину. В Аниси. Он возродил ее — в моем теле. Не нарочно — просто так случилось, когда я очутилась в его сознании.

— Это нелепо, — сказал Джарред. — Откажемся от этого брака. Пусть женится на какой-нибудь из дочерей Сорма.

— На восьмилетней девочке? Нет. Он должен оставить свое семя здесь, в этой земле, когда покинет ее. Думаю, он никогда больше не вернется назад. Нет, Джарред. Я хочу выносить его дитя. Это хоть что-то. О, хотя и не слишком много. Ах, эта земля! — сказала она. — Она сделала нас последним этапом его пути — всего лишь обломком, средством.

Появилась луна, вынырнув из листвы дерева и облив сад своим светом.

— В лунном свете есть что-то жестокое, — сказала Сульвиан. — Он стирает все тени. Ох, Джарред, когда все будет кончено, останемся ли мы с тобой, или неумолимый свет сотрет и нас тоже?

Где-то на заросших развалинах террасы запела ночная птица. Когда она замолкла, над Пеллеа повисла тишина. На пляжах бескрайней страны единственным, что нарушало ночную неподвижность, было море.

Змея пробуждается

19

Приблизившись к городу, он увидел дымки, поднимающиеся над ним и сливающиеся в красное марево раннего зимнего заката. Несмотря на дым, повсюду витала атмосфера разрухи и запустения; городом уже владела тьма. Яннул заметил над воротами обрывок знамени — черный дракон Дорфара. Так значит, расплывчатые слухи, ходившие по Равнинам, оказались правдивыми и город действительно был занят. Развалины жили недоброй, чуждой жизнью. Яннул немедленно вспомнил о некоторых колдунах, горных шарлатанах, которые клялись, что могут оживлять мертвецов, вселяя в них демонов и заставляя их есть, пить, совокупляться и плясать.

Он негромко выругался, но его спутник ничего не сказал.

До последней деревушки каждый из них ехал на своем зеебе. После нее, вот уже примерно двадцать миль, Ральднор шагал пешком, а Яннул ехал верхом. Это было вполне логичным выражением их предполагаемых взаимоотношений — висский хозяин и невольник с Равнин. Однако же «невольник» казался полностью поглощенным своими мыслями, тогда как Яннулу было не по себе, все его тело было напряжено. Такая роль не вполне ему подходила, или, возможно, он просто слишком долго путешествовал с этим человеком с тех пор, как шансарский корабль высадил их на берегу темной серповидной бухты. Они добрались дотуда по другому пути, ведшему из далекой страны желтоволосых людей — пути, обозначенному на их древних картах, свободному от огненных гор и пылающей воды и испещренному крошечными островками. Яннул играл в кости с пиратами, откалывал шутки, пил и травил байки. В первобытной бухте на краю Равнин — почти не посещаемой, поскольку она находилась слишком близко от входа в море Эарла — он очутился один на один с человеком, который больше не был человеком в том смысле, который обычно в него вкладывают. Он чувствовал безмерную преданность этому существу. И сострадание, восхищение и даже желание служить ему — ту древнюю дань, которую, по легенде, собирали истинные короли. Но все же былой симпатии и дружбе пришел конец. Яннулу нелегко было путешествовать в этом безмолвии и трепете по холодным и  одиноким Равнинам к городу отчаяния.

У ворот стояли солдаты.

Он снова выругался. Они казались здесь совершенно неуместными, и эта угрожающая неуместность подействовала на него словно удар хлыстом. Яннул сплюнул, чтобы избавиться от тошнотворного привкуса гнева во рту.

Они подошли к разрушенным стенам. Два часовых выступили вперед и прищурились, разглядывая их сквозь тусклую багряную мглу.

— Въезжай, путник. Что тебе здесь нужно?

— Не мне, моему хозяину. У него дела с оммосцем, Йир-Даканом.

— Правда? Не повезло тебе, парень. И кто твой хозяин?

— Киос из Зарависса, — ответил Яннул. Он вытащил из кармана фальшивое письмо с печатью.

— Твой хозяин что, не слышал о том, что Повелитель Гроз запретил всю торговлю с Равнинами?

— Я же уже говорил вам, сэр Дракон. Он ведет дела с оммосской свиньей.

Солдат расхохотался.

— А это что еще за обезьяна с тобой?

— Мой раб, — сказал Яннул, снова сплюнув, на этот раз под ноги Ральднору. — Дополнительное вьючное животное.

Солдат, все так же ухмыляясь, отошел в сторону.

— Проходи. Да хорошенько приглядывай за своей иголочкой в доме этой свиньи.

Ворота остались позади. На ланца обрушилась тяжесть лет и неизмеримого одиночества, но он тоже ухмыльнулся, довольный своей игрой.

Терраса и мостовая за воротами были склизкими и воняли гнилыми фруктами. Товары торговцев, отважившихся нарушить новые торговые законы Амрека, вываливали прямо у ворот. Драконы забирали все, что хотели, а остальное оставалось гнить. Сквозь эту вонь пробивался холодный, слабый, могильный запах — запах обреченного города.

На длинных неосвещенных улицах не было слышно ни звука, кроме цокота копыт его зееба. Яннул не заметил ни одного огня. Где-то в отдалении поднимались дымки — похоже, откуда-то из одного места. Это место, заключил он, было дорфарианским гарнизоном.

Нехотя загудел колокол.

— Здесь мы с тобой расстанемся, Яннул, — впервые за все время подал голос Ральднор. — Не забыл, как добраться до оммосца?

— Я помню. А ты? Что будет, если они поймают тебя на улицах после того, как отзвонит колокол?

— Здесь недалеко до дома Орвана, — ответил Ральднор.

Он развернулся и пошел по улице, превратившись в одну из многочисленных теней. Яннул поехал влево, по пустынным каменистым дорогам. Колокол замолк. Даже луна не спешила выйти, чтобы разогнать тьму.

Дом Орвана.

Светильники не горели. На ступенях темнели осколки разбитого глиняного сосуда.

Высокий человек кулаком постучал в дверь. Тишина, царившая повсюду, точно стала еще тише — человек с бешено колотящимся от страха сердцем прислушивался. Еще раз стучать он не стал: вместо этого он послал внутрь свой разум.

Наконец чья-то рука отодвинула засовы. Темная фигура чуть приоткрыла дверь и поманила его внутрь. Дверь за ним немедленно захлопнули и снова заперли на засовы, не пропустив ни единого.

Фигура, подавая гостю мысленные сигналы, в кромешной темноте пересекла круглый зал, поднялась по лестнице на второй этаж. Там в подсвечнике мерцали две или три свечи, разбавляя тьму слабым, почти призрачным сиянием. Его хватило гостю, чтобы разглядеть лицо хозяина — лицо глубокого старика.