Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков - Елена Лаврентьева

В чайхане, 1933

Июнь 1933 г., Самарканд

<…> Через полтора часа добрались до стоянки — в высшей степени оригинальной — в мусульманском медресе, в Регистане. Внутренний двор состоит из ряда отдельных келий, в которых раньше жили обучавшиеся софты (будущие муллы). Сейчас здесь выбеленные, сравнительно чистые комнаты. Каждый сводик — ниша в стене и ход в отдельную келью. Мы с Самойло <Самойло Михаил Владимирович — геолог, минералог, петрограф, арестован в 1935 г., отбывал заключение в Норильлаге, где работал по специальности, вторично арестован в 1937 г. и расстрелян. — А. Х.> в одной из них, в другой — остальные, в третьей — наш склад. Ночью все это имело очень мрачный вид, днем же очень своеобразно. Надеюсь все это тебе показать в виде снимков (пластинок здесь оказалось сколько угодно). Кельи все в распоряжении базы ОПТЭ. Через две-три минуты по выходе из комнаты можно очутиться на базаре, где, как двадцать три года назад, мало что изменилось, та же азиатская сутолока, как и во времена Тимура. Медресе и мечеть сильно разрушены, кое-где реставрируются, но очень слабо. Голод здесь сильный, и цены на все невероятные. Питаемся пока довольно приблизительно. Когда получим наряды, уедем в район Кара-Тюбе. Осмотрели конский базар — мало лошадей, все почти старые и дорогие, очевидно, придется их искать в других местах.

Спал две ночи в комнате, сегодня, думаю, во дворе — все равно и в комнате и во дворе одинаково кусают москиты, других насекомых нет. Двор охраняется очень хорошо, вообще все спокойно и тихо. По вечерам рядом с Регистаном — масса туземных оркестров, вот бы послушать В. А. и Фере! <В. А. — бабушкин брат, композитор Владимир Александрович Власов, был в то время председателем Комиссии национальной музыки в Союзе композиторов, вместе с композитором В. Фере в 1930-е годы поднимал музыкальную культуру Киргизии. — А. Х.>.

Несмотря на голод, в чайханах полно народу. <…> Цены на все такие, что никакое воображение не могло себе представить. И так как у нас нет основной вещи — хлеба, — то дело складывается очень плохо. Я увеличил всем суточные до 20 р., но и это недостаточно. Одних телеграмм разослал во все концы рублей на 150, но толку мало. Головотяпство здесь на каждом шагу потрясающее. Утром мы покупаем на базаре хлеб, фрукты (жиров у нас никаких), огурцы и редко-редко мясо (возможно, ишачье или лошаковое). Поэтому приходится тратить и консервы из нашего запаса, который конечно же нужно было бы оставить для работы в горах.

<…> Жизнь удобнее всего наблюдать вечером, когда все чайханы полны народом, играют дутары и другие инструменты. Народ, и так по природе тощий, сейчас еще более, чем прежде, производит впечатление полного истощения. Нищих на каждом шагу очень много, валяются в пыли и воют с утра до вечера не умолкая. Однако общее настроение очень оживленное.

Вчера был в местной библиотеке и кое-что нашел из того, что не успел сделать в Москве. Между прочим, случайно обнаружил книгу, из которой Мстиславский <Масловский-Мстиславский Сергей Дмитриевич (1876–1943) — революционер, советский писатель. — А. Х.> украл целые страницы для своей «Крыши мира».

В среднеазиатском кишлаке, 1933

3 июля 1933 г.

<…> Завтра едем в кишлак Аман-Кутан (на юг от Самарканда, по дороге на Шахрияб, немного не доезжая перевала Тахта-Карачи), где и устроим базу. Место, говорят, хорошее — там находится та военно-санитарная станция, о которой упоминал Масальский <?>. Мы пополнили наш хозяйственный инвентарь — чайники, кастрюли, здесь их немало на рынке — все из-за голода тащат, что придется, на барахолку. На днях было у нас неприятное происшествие: днем забрались в наш склад и стащили целый мешок мануфактуры, к счастью, удалось вора остановить и отнять мешок обратно. Главную массу вещей мы берем завтра с собой. После получения муки предстоит еще закупка лошадей — это тоже дело невеселое — цены поднялись еще больше, а качество лошадей весьма невысокое, может быть, придется купить больше ишаков и одну арбу.

4 июля 1933 г.

<…> Сидим на чемоданах и ждем автомобиля. Предстоит путешествие сквозь лессовую пыль часа на три, одеваю очки!

Близ кишлака Аман-Кутан.

<…> Место здесь превосходное и очень здоровое, но добраться сюда могут только вполне выносливые путешественники: большая часть пути идет проселком, грузовой двухтонный автомобиль переполнен вещами — мы сидим наверху и иногда не видим соседей из-за клубов мелкой лессовой пыли. Один раз встретили еще песчаный смерч, высотой в шести, семиэтажный дом, он пересек нам дорогу совсем близко. Дорога, правда, ровная, без тряски. Миновали полосу садов — они издали имеют вид моря или, вернее, большого морского залива. Затем въехали в Кара-Тюбинские горы, абсолютно голые. По долинам много садов и виноградников, по склонам гор в более высокой области есть лес, преимущественно ореховый. Предварительно нам совершенно не удалось осмотреть местность и выбрать квартиру, так что ехали на авось. Однако я не ожидал, еще в Москве наметив этот район, что мы здесь, в тот же вечер, превосходно устроимся. Сначала мы заехали в местное лесничество и там узнали, что через три-четыре километра ближе к перевалу Тахта-Карача есть пчельник, при котором есть пустующие постройки какой-то лаборатории, изучавшей эфироносные растения. Отправились туда и обнаружили превосходный уголок для базы: долина полна растительности, отличные родники, речка, в которой есть места, подходящие для купания, и т. д. Невольно я вспомнил Вишневые горы и Сунгуль, вспоминал, сколько у нас с тобой уже прожито и пережито, почувствовал тебя близко-близко. Было уже поздно, и потому пришлось поставить койки прямо в саду около ульев. Ночью пчелы ведут себя тихо, но днем гуденье страшное, ульев больше ста, новейшей системы — большие. Мед здесь удастся достать, сахар прибережем для выездов на работу. Следующий день потратили на расстановку палаток на площадке на десять — пятнадцать метров выше пчельника. Палатки такие маленькие, что каждому пришлось занять отдельную (вообще многое в нашем снаряжении имеет бутафорский характер). Лабораторию и столовую устроили внизу, мимо пчел ходим редко — есть обходные пути. Но меня уже раз укусила пчела в подбородок, я сейчас же вытащил жало и через десять — пятнадцать минут забыл об укусе. Одного же из наших сотрудников укусили в нос, и он распух ужасно. Климат здесь для Туркестана просто исключительный: днем, правда, жарко, но часов с пяти с хребта тянет совсем прохладный ветер, а под утро в палатке делается иногда даже холодно, и я тогда закутываюсь в бурку — спальный мешок служит у меня вместо тюфяка.