Институт экстремальных проблем - Саша Камских

Медведев уже не жалел, что уехал в Песчаное. Малолюдье – он был один в комнате на трех человек, тишина заснеженного леса и застывшего озера успокаивали нервы. Вадим никогда не был в санатории и опасался, что тамошний уклад напомнит ему больницу. Однако все было намного лучше, выдерживать распорядок дня оказалось совсем необременительным, свободного времени было предостаточно. Назначенные процедуры Медведев проходил в первой половине дня, а массаж успевал сделать еще до завтрака.

В массажном кабинете работали две медсестры. Вадим попал к женщине средних лет, своей миниатюрной комплекцией напомнившей ему Ирину Устюгову. Скептически глянув на нее перед первым сеансом, Медведев счел предстоящую процедуру напрасной тратой времени, но через пять минут понял, что массажиста нужно ценить не за силу, а за умение. Вадиму показалось, что маленькие ловкие руки перебрали его спину по косточкам, отдельно обработали каждую связку и мышцу; встав с кушетки, он почувствовал себя двадцатилетним и до конца дня наслаждался невероятной легкостью и гибкостью, вернувшимся к нему.

А на следующее утро Медведев еле поднялся с кровати – так болело все тело. Массаж превратился в пытку, спина, казалось, превратилась в один большой синяк, мышцы закаменели от боли, а от самого легкого прикосновения рук хотелось орать.

— Ничего-ничего, потерпите, боль через пару дней пройдет, — уговаривала его медсестра, чуть дотрагиваясь до Медведева. — У вас все просто срослось воедино, а я вчера разбила этот монолит, поэтому и больно. Сегодня я тихонечко вас помассирую и попрошу физиотерапевта дать направление на жемчужные ванны и сауну. Давление у вас нормальное?

— Наверное, — Вадим еле сдержался, чтобы не взвыть, когда ему начали массировать шею. — Никаких проблем на медкомиссиях не было.

— Вот и хорошо. Завтра придете ко мне после сауны; хорошо разогреетесь там, массаж не таким болезненным покажется, а уже потом пойдете на ванны, если врач по-другому не скажет.

Жемчужные ванны чрезвычайно понравились Вадиму. Сначала, правда, его немного смутила необходимость снять с себя все, но пожилая медсестра лишь добродушно усмехнулась: «Никакие плавки не нужны. Закройте защелку и раздевайтесь спокойно, никто сюда не войдет. А старой бабушки стесняться нечего».

Струи пузырьков воздуха, бившие из решетки на дне ванны, приподнимали ставшее почти невесомым тело к поверхности воды, нежно массировали спину и расслабляли мышцы. Врач-физиотерапевт назвала эти ванны йодо-бромными; в теплой воде были растворены какие-то соли, видимо, от них помещение было наполнено запахом моря. Десять минут, отведенных на процедуру, пролетели совсем незаметно.

— Подольше нельзя? — поинтересовался у медсестры Медведев. — Так приятно, очень хорошо успокаивает, я чуть не заснул.

— Нет, нельзя, эти ванны достаточно сильно действуют на организм, — покачала головой медсестра. — Вы сейчас ни на какие процедуры примерно полчаса не ходите, просто посидите в коридоре и отдохните.

Вадим машинально кивнул головой, недоумевая про себя, от чего ему нужно отдыхать, но послушно устроился на диванчике сразу за дверью. Он прислушался к собственным ощущениям и удивился – сердце колотилось с каждым мгновением все чаще, его удары стали настолько мощными; казалось, что тело пульсирует как одно большое сердце. Медведеву стало жарко, хотя в коридоре было довольно прохладно. Постепенно жар уменьшился, сердце успокоилось, а в тело вернулась свобода движений.

Через несколько дней массаж перестал причинять неприятные ощущения, но никакие процедуры не могли унять боль, которая терзала душу.

«Зачем я послушал Ирину? Нужно было поговорить со Светой! Сесть на коврик около ее двери, как бесприютному псу, и сидеть, ждать, когда она придет!» – такие мысли то и дело одолевали Вадима. Потом он начинал думать, что Ира все-таки была права – уж очень сердита была на него Светлана и могла разозлиться еще больше. Медведев неоднократно набирал ее номер, но каждый раз с одним и тем же результатом – несколько длинных гудков, а затем короткие. «Видит, кто звонит, и дает отбой, — с горечью думал Вадим, — не хочет со мной разговаривать». Он отправлял SMS-ки десятками, уже не ожидая ответа на них. Один ответ, однако, пришел. «Оставь меня в покое, или я сменю номер», — прочитал Вадим и в отчаянии решил воспользоваться Ириным советом. Он сел писать письмо с желанием вывернуть на бумаге свои сердце и душу наизнанку в надежде, что Светлана прочитает, поймет его и простит.

Выполнить задуманное оказалось невероятно сложно. Пока Медведев, бродя по лесным тропинкам, думал о Свете, слова приходили в голову сами собой, но только он, вернувшись в корпус, брал ручку, того, что оставалось, едва можно было наскрести на очередную SMS-ку. Он записывал все подряд, рассчитывая потом отредактировать получившееся и переписать начисто, но в глубине души понимал, что на это у него не хватит духу.

«Светочка, милая моя, любимая, как мне вымолить твое прощение? — Вадим в муках подбирал слова. — Свет не видывал такой безмозглой скотины, как я. Еще летом я заподозрил, что люблю тебя, а когда ты приехала в полевой лагерь, убедился в этом окончательно. Я понял, что дико ревную тебя ко всем, что готов, если не убить, то искалечить любого, кто станет между нами. Вполне возможно, что я мог бы сделать это, если бы ты только намекнула, что я тебе не противен. Но я догадываюсь, что ты испытываешь ко мне одно лишь отвращение. Так и должно быть, если вспомнить мое отношение к тебе и раньше, и теперь. Я сам вколотил последний гвоздь в крышку гроба, где лежат мои надежды на то, что ты сможешь простить меня. Петрович был прав – ты не должна прощать меня после того, что я тебе наговорил».

Вадим плохо помнил случившееся, но то, что осталось в его памяти, вызывало содрогание. Если бы кто-то при нем подобными словами оскорбил женщину, то недосчитался бы нескольких зубов в разбитой челюсти. А тогда он сам поступил так, причем в отношении той, кто ему дороже всех на свете.

«Наверное, это свыше всех человеческих сил простить такого подонка, я не имею никакого права даже мечтать о снисхождении, но умоляю, извини меня. Я вел себя гнусно, мне нет оправдания. Честное слово, я не знал, что твоих родителей уже нет в живых, я никогда не посмел бы сказать в их адрес что-либо плохое! Низко и подло оскорблять того, кто не может дать тебе ответ. Этого вообще нельзя делать никогда! Мне только сейчас пришло в голову, что я могу обидеть человека, с ним потом вдруг что-нибудь случится, а я не успею попросить у него прощения и никогда не смогу этого сделать!»

Вадим прочитал последнюю фразу, ужаснулся своему косноязычию и хотел было густо зачеркнуть ее, но мысли перескочили на другую тему.

«Светочка, прекраснее тебя нет женщины на земле! Все вокруг сразу поняли это, и только такой тупица, как я, мог сравнивать тебя с куклой. Я был слеп, я был не просто глуп, я был безумен. Иногда я пытаюсь представить себе, как все сложилось бы, если бы тогда в апреле я подошел к тебе и сказал: «Привет, Светлана! Сколько же лет мы с тобой не виделись? Какая же ты красавица стала, просто глаз не отвести!» Вот так, по-простому, сказать и улыбнуться, не боясь уронить свой авторитет и разрушить репутацию крутого мачо и убежденного холостяка. А ты вдруг улыбнулась бы мне в ответ и тоже сказала бы что-нибудь, пускай совсем пустяковое! И все пошло бы по-другому, но я напортил сразу же и после этого только вредил самому себе, не замечая, как я нелеп».

Исписав за три дня пять листов неровным крупным почерком, Медведев, не глядя, сложил их в конверт, запечатал его и бросил в почтовый ящик. Перечитать написанное он не смог себя заставить, потому что боялся, что не отважится потом отправить Светлане свою писанину. Он догадывался, что у него получилась сумбурная маловразумительная смесь из извинений, признаний в любви, нелепых мечтаний и жалких попыток оправдаться, но надеялся, что Света поверит в его искренность. Всю ночь его опять мучили кошмары – Вадим видел Светлану, бежал к ней со всех ног, но когда приближался к девушке, то оказывалось, что это всего лишь тающий на глазах призрак.

На следующий день Медведев начал сочинять новое письмо. Он уехал на лыжах далеко в лес и, устроившись на поляне, стал обдумывать, что написать. На солнце за ветром было так тепло, что Вадим скинул куртку и, скатав в валик, сел на нее. С собой он прихватил карандаш и бумагу, рассчитывая, что в одиночестве и тишине у него получится более связно изложить свои мысли. Медведев хотел, чтобы Светлана узнала, как он жил все эти годы, насколько изменился, и поняла, что с ним происходило в последнее время. Он пытался рассказать ей, как тяжело ему было привыкнуть к жизни без родителей, взять на себя ответственность за Вику, на которой он женился не по любви, как ему тогда казалось, а поддавшись общему поветрию – почему-то на пятом курсе все стали создавать семьи. Не прошло и года, как они с Викой поняли свою ошибку и развелись, но это тоже далось ему непросто. Потом Вадим к огромному недоумению родных и знакомых бросил работу и ушел в армию. Он не стал в письме описывать никакие подробности, только постарался объяснить Свете, как пришлось ломать себя самоуверенному лейтенанту, получившему погоны после обучения на военной кафедре гражданского вуза, чтобы заслужить уважение рядовых и офицеров.