На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич

12 декабря 1956 года, сразу после обмена ратификационными грамотами, в Токио официально заработало советское посольство, которое временно возглавил Сергей Леонидович Тихвинский. Но в предпоследний день уходящего года его неожиданно сменил Иван Федорович Тевосян, бывший тогда одним из самых жестких критиков промышленной политики Н. С. Хрущева. Конечно, для него поспешный отъезд в Токио стал неприкрытой политической ссылкой, но японцам очень льстило, что к ним приехал не рядовой дипломат, а легендарный «сталинский нарком», крупный государственный деятель, много лет бывший заместителем главы Совета Министров СССР. Чуть позже, в феврале 1957 года, в Москву прибыл и японский посол Суэмицу Кадоваки, занимавший пост заместителя министра иностранных дел. К сожалению, в должности посла И. Ф. Тевосян проработал чуть более года, поскольку заболел там раком и скончался в конце марта 1958 года. Причем, по свидетельству известного кремлевского эскулапа академика А. Л. Мясникова и В. И. Тевосяна (сына И. Ф. Тевосяна), уход из жизни этого выдающегося партийно-государственного деятеля был связан именно с данной ссылкой[535]. Новым советским послом был назначен кадровый дипломат и китаист, заместитель министра иностранных дел Николай Трофимович Федоренко. А в июле того же 1958 года в работе VII съезда Коммунистической партии Японии впервые приняла участие советская партийная делегация в составе члена ЦК КПСС академика М. Б. Митина, главного редактора «Правды» П. А. Сатюкова и сотрудника Международного отдела ЦК В. В. Ковыженко.

Долгое время советское руководство наивно надеялось на то, что в силу очень сильных антиамериканских настроений части японской политической элиты после истечения срока действия договора «О безопасности» с Вашингтоном Токио войдет в число нейтральных государств, что наконец-то создаст надежную правовую базу для заключения мирного договора двух стран. Однако в январе 1960 года японское правительство военного преступника Нобусукэ Киси, которого сами американцы с дальним прицелом «отмазали» от Токийского процесса, заключило с Вашингтоном новый «Договор о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности между США и Японией», который продлил неравноправный военный союз двух держав еще на 10 лет.

В этой связи 27 января, 24 февраля и 22 апреля 1960 года Москва направила в Токио целых три «Памятные записки»[536], где известила японскую сторону, что подписание очередного договора с США «находится в противоречии с Совместной советско-японской декларацией», и в этой ситуации прежнее обещание «советского правительства о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотана» выполнить, увы, невозможно. Более того, неуклюжая попытка японского правительства представить дело таким образом, что в «Совместной декларации стороны якобы договорились» в дальнейшем продолжить «обсуждение территориального вопроса, не соответствует действительности». Советское правительство со всей решимостью «отклоняет такое утверждение», так как подобной договоренности в действительности не было и не могло быть в принципе, ибо «совершенно надуманный территориальный вопрос между СССР и Японией» решен и «закреплен соответствующими международными соглашениями».

Между тем радость поборников прочного военного союза с США была недолгой. Как вспоминал известный советский японовед И. А. Латышев, работавший тогда в Японии спецкором «Правды», «насилия, учиненные в парламенте над депутатами оппозиции», которые выступали против договора «О безопасности», вызвали «бурю протестов в стране»[537]. Еще в конце января 1960 года в Токио начались массовые антиправительственные митинги и демонстрации, самая крупная из которых в 100 тыс. человек прошла у резиденции премьер-министра Н. Киси. С этого момента в стране наступил небывалый по остроте политический кризис, который полностью парализовал работу парламента, заседания которого стали бойкотировать социал-демократы, социалисты и коммунисты, настаивая на отказе от ратификации договора, который должен был произойти до 19 июня 1960 года — даты официального визита Д. Эйзенхауэра в японскую столицу. По замыслу организаторов визита, его приезд должен был «венчать новую эру» в отношениях двух стран, поэтому Вашингтон стал буквально «выкручивать руки» японскому премьеру. Накануне этого визита в Токио прилетал личный представитель президента, его пресс-секретарь Джеймс Хегерти с заданием выяснить, все ли готово к приезду заокеанского гостя. Однако этот визит вылился в известный «инцидент», в ходе которого его самого, а также американского посла Дугласа Макартура пришлось срочно эвакуировать на военном вертолете прямо из аэропорта Ханэда, где их машину не просто заблокировали, но и разгромили[538]. В результате президент Д. Эйзенхауэр, 15 июня уже прибывший на остров Окинаву для перелета в Токио, отменил свой визит, а премьер Н. Киси, с огромным трудом протащивший ратификацию договора через парламент, уже 23 июня ушел в отставку.

После этих событий советско-японские отношения, казалось бы, сошли на нет. Но временами казалось, что какая-то подвижка все же будет, особенно в сфере торгово-экономического и научно-технического сотрудничества, прежде всего в Сибири и на Дальнем Востоке. Именно с этой целью в августе 1961 года на открытие Токийской торгово-промышленной выставки прибыла советская партийно-правительственная делегация во главе с первым заместителем председателя Совета Министров СССР А. И. Микояном. В том же токийском аэропорту Ханэда ему была устроена просто грандиозная встреча, в которой приняли участие не только лидеры оппозиционных сил, в том числе председатели ЦК Социалистической и Коммунистической партий Каваками Дзётаро и Носака Сандзо, но и представители консервативных кругов, включая министра иностранных дел Косака Дзэнтаро и министра промышленности и торговли Сато Эйсаку. Такие же теплые и торжественные встречи прошли в Киото и Осаке, где А. И. Микоян встретился с одним из богатейших бизнесменов страны, с главой компании «Нэшнл» Мацуситой Коносукэ. Кроме того, в Токио, в советском посольстве, прошли переговоры А. И. Микояна с видными членами ЦК КПЯ Носакой Сандзо, Миямото Кэндзи, Сигой Есио, Хакамадой Сатоми и Касугой Сёити[539]. Забегая вперед, скажем, что в мае 1964 года А. И. Микоян вторично посетил Японию, но уже во главе парламентской делегации как председатель Президиума Верховного Совета СССР.

Между тем в том же 1964 году резко обострились межпартийные отношения в КПЯ. Как утверждают ряд авторов, «твердолобые руководители ЦК КПСС, будучи озабочены лишь тем, как бы сохранить КПЯ в орбите своего влияния и не позволить японским коммунистам примкнуть к КПК, прилагали все силы, чтобы «вразумить» ее лидеров, рассеять их мнимые заблуждения и убедить их в своем дружелюбии и правильности курса КПСС». Но идти в тот момент на сближение и дружбу с КПСС лидеры КПЯ в лице Миямото Кэндзи и Хакамада Сатоми упорно не хотели, так как это противоречило бы их внутриполитическим расчетам[540]. В результате в самой Москве было принято решение идти на создание новой параллельной Компартии, поскольку «старая» стала явно «крениться в сторону враждебного Пекина, обвиняя КПСС в ревизионистских грехах». В аппарате Международного отдела ЦК, которым без малого 10 лет руководил академик Б. Н. Пономарев, эту работу курировали новый зав. японским сектором доктор исторических наук полковник И. И. Коваленко и референт того же сектора А. Н. Романов. В самом же Токио этой работой занялся бывший зав. японским сектором, а ныне советник советского посольства отставной армейский полковник Василий Васильевич Ковыженко, обладавший «незаурядным умом, большой начитанностью, хорошим знанием японского и английского языков, «хохлацким» упрямством и отсутствием должной гибкости при общении с партийным начальством». Именно он организовал «раскол партии…признанной в международном масштабе, имевшей популярные печатные органы, свой большой электорат и депутатов в парламенте страны». Он сумел договориться с членом руководства ЦК КПЯ легендарным Иосио Сигой о выходе из партии и создании новой структуры, твердо придерживающейся просоветской линии.