Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы - Филип Фармер

Никто не возражал против условий Леблана. На планете с тридцатью пятью биллионами населения искать одного человека было все равно что выискивать на пляже одну-единственную песчинку. Француз был прав. Знание стоил дороже чего угодно в Мире Реки, включая и железо. И все единодушно проголосовали за включение его в экспедицию в обмен на сотрудничество.

— Шесть раз я умирал со Дня Воскрешения, — провозгласил Леблан, располагаясь поудобнее на полуюте. — По натуре я человек тихий и замкнутый. Я не люблю борьбу и любого рода насилие. Однако я также француз, и время от времени оказываюсь вынужденным выступать в защиту своего собрата по человечеству от варварства. Превыше всего я верю в свободу, равенство и братство.

— Почем мне так трудно вообразить, будто ты — ласковая ручная зверушка? — спросил Крокетт, ухмыляясь. — ты в этом уверен, Леблан?

— Возможно, годы проведенные в Иностранном Легионе, выдают меня больше, нежели мне хотелось бы, — сказал француз, и глаза его блеснули. — Уверяю вас, я без веской причины не срываюсь.

— Мы два сапога пара, Леблан, — сказал Крокетт. — В лучшем случае, я держу себя в руках часика два в неделю.

— Вот-вот, — признался француз. — Что и привело вот уже к нескольким моим насильственным кончинами в этом нецивилизованном мире. Но что важно для нас сегодня, так это моя самая последняя смерть всего несколько недель назад. — Приветливое лицо Леблана стало собранным. — Если, как многие предполагают, расположение цивилизаций на Реке следует историческому порядку, то я попал сюда из долины в нескольких миллионах милях от здешних мест. Там обитали индейцы из Южной Америки семнадцатого века. Во время моего пребывания среди них, эти обычно мирные туземцы бились не на жизнь, а на смерть с оравой захватчиков с севера, которые уже покорили дюжину соседних долин. Ко времени моей гибели в незначительной стычке с противником, с юга только-только прибыли большие подкрепления. По моему скромному разумению, назревала война покрупнее.

— Вероятно, одна из сотен, которые происходят у Реки, — вставил Боуи. — Воскрешение, разумеется, не изменило суть человеческой природы. По сравнению с нами, силы ада — ни рыба, ни мясо.

— Не то чтобы меня не занимали твои приключения, Леблан, — сказал Крокетт, — но как вписывается в эту картину Санта-Анна?

— К этому я и веду, — отозвался француз. — Армада захватчиков, а только это название и подходит, представляла собой флот с испанцами шестнадцатого века на борту под предводительством Филиппа Второго Испанского. Их требования к индейцам были недвусмысленными: принять католичество или умереть. Королю в его миссии содействовал бесславный глава инквизиции Торквемада.

Сократ вздохнул:

— Сколько слез, наверное, пролили боги над преступлениями, совершенными во имя их.

— Мои друзья-туземцы были беспомощны против захватчиков. Лишь своевременное прибытие сил с юга спасло их от уничтожения. И догадываетесь ли вы, кто вел подмогу?

Крокетт простонал:

— Санта-Аннушка. Он всегда хвастался, что он — человек народа. И брат индейцев.

— Этими войсками командовали три человека. Вы совершенно верно угадали насчет Санта-Анны. Двое других были — Симон Боливар, имя которого я помнил, и неизвестный мне человек: Че Гевара. Казалось, все они посвятили себя спасению индейцев от Филиппа и Торквемады.

— Вот так новости, — с горечью пробормотал Крокетт.

— Как я могу укокошить сукина сына, если он герой? Кроме того, прикончить его было бы без толку, коли уж он просто снова родится где-то в другом месте. — И техасский вояка поднялся на ноги. — Может, наше плавание было, в конце концов, не такой уж великой идеей. Может, какие бы дела мы ни оставили незаконченными на земле, о них стоит забыть.

— Ты предлагаешь прекратить плавание? — спросил Боуи.

— Не знаю, — пробурчал Крокетт. — Как-то это неожиданно, и я не шибко уверен, что нам стоит продолжать. Кроме того, если Леблан прав, Санта-Анна — в пяти миллионах миль от нас. А это порядочно.

— Мы должны плыть дальше, — тихо сказал Исаак. Его взгляд окинул всех собеседников и остановился на Боуи. — Ты понимаешь почему.

— Думаю, что да, — признался техасец, и печаль наполнила его голос. — Ты внимательно слушал, верно?

Исаак кивнул.

— Я был там. — Прошла минута, прежде чем он продолжил. Я был центурионом в римской армии и служил в Иудее под началом Понтия Пилата. Подразделение, которым я командовал, осуществляло казни врагов Рима. В тот судьбоносный день в Иерусалиме нам приказали предать смерти троих: двух воров и одного подстрекателя. Я был хорошим солдатом и все исполнил. Те трое были распяты. — Исаак поглубже вздохнул и, когда принялся продолжать, голос его то и дело спотыкался. — Я сам вбил гвозди в руки человека по имени Иешуа. Как в течение многих лет проделывал много раз. Только от того осужденного я услышал вместо проклятий или криков боли спокойный шепот: «Я прощаю тебя, сын мой. Ты лишь выполняешь волю Божию». — Слезы заструились по лицу Исаака. — А затем, когда мы подняли крест, взгляд его глазах… этот взгляд… эти глаза… — римлянин замолк на миг, не в силах продолжать. Никто не издавал ни звука. Никто бы нечего не мог сказать, чтобы уменьшить боль. — Я должен его найти, — сказал Исаак. — Он опять где-то снова живет в том мире. Только он может даровать мне мир. Вот почему я не могу прекратить поиски. И не прекращу их.

— Ну, — заговорил Билл Мейсон, с трудом подбирая слова, — я еще так и не нашел Джека Руби. И я хотел бы задать королю Ричарду Третьему несколько вопросов о Лондонском Тауэре.

— И не забудьте Ферма, — добавил Леблан. — Математика требует, чтобы я продолжил охоту.

— Возможно, месть — это не ответ, — сказал Крокетт.

— Но кто знает? Может быть, ко времени, когда мы повстречаемся с Санта-Аннушкой, генерал примется за старое. Забудьте все, что я говорил. Что значит миллион миль для Дэйви Крокетта, короля Пограничья?

Боуи ухмыльнулся.

— Целую минуту я почти что опасался, как бы вы, ребята, не приняли неверное решение. Рад видеть, что вы вовремя проснулись. Жизнь без вызовов ничего не стоит. А поскольку смерть — вне вопроса, полагаю, мы должны жить как можно достойней. А теперь хватит переживать. Зовем спартанцев на борт и отчаливаем.

Сократу, как всегда, требовалось сказать последнее слово.

— Может ли быть, — торжественно вопросил он, и слабое подобие улыбки выдавало его истинные чувства, — чтобы мы, люди, неверно понимали главную причину нашего воскрешения? Возможно, неведомая нам сила создала Мир Реки не для нашего исправления, но для своего. Наши зигзаги и блуждания могут быть отражением истинной цели куда более значительного начинания. Порой я подозреваю, что Властители Реки играют нашими судьбами ради своих собственных затей. И не являемся ли мы всего лишь актерами, стремящимися завершить для этих богов… их незаконченное дело?