Сильварийская кровь - Антон Орлов

– Марек!

От чужого прикосновения он вздрогнул, и поймавшая его сеть в тот же миг разорвалась, истаяла. Его держала за руку Пиама Флоранса.

– Марек, пошли блевать.

– Не могу, у меня же ребра…

– Хватит врать!-предводительница Сотрапезников смотрела на него с нехорошим обличающим прищуром. – Как в постели кувыркаться, так у тебя ребра в полном порядке, а как для доброго дела -сразу больные! Я же вчера нарочно твои несчастные ребра коленями сжала, а ты даже не заметил, притворщик позорный!

– Доброе дело – это, что ли, клумбу заблевать? – огрызнулся разоблаченный Марек.

– А ты что-то имеешь против? Давай-ка, вываливай все, что схарчил, и пойдем на второй заход. Не будешь больше отлынивать!

– Не пойду.

– Пойдешь! – Пиама Флоранса жестко сузила глаза.

Остальные Сотрапезники молча стояли вокруг, словно стая взяла в кольцо вожака и непокорную особь.

– Как ты, интересно, меня заставишь? – Он тоже прищурился, начиная злиться.

– Пошли!

Пиама схватила его за локоть и потянула к оскверненной клубме. Марек вывернулся из захвата.

– Ах вот ты как?! – прошипела предводительница.

Он замешкался – ведь это же не враг, а девушка, с которой он спит! – и пропустил пощечину. Отступив на шаг, процедил:

– Теперь я тем более не стану делать то, что ты хочешь. Пиама Флоранса снова замахнулась. В этот раз он уклонился.

– Бей его! – с торжеством крикнула Евника.

Они набросились все вместе, причем Сегер и Арчи, как выяснилось, умели драться не хуже Марека. Наверное, тоже брали уроки.

Призрачный щит не спасал. Он умел закрываться щитом от единичной атаки, а если удары сыплются одновременно со всех сторон – один остановишь, три пропустишь. Сильварийская инициация предполагала и такие тренировки, но до них дело не дошло, Лунная Мгла вызволила его раньше. Он, как мог, уворачивался, особенно от Евники, так и норовившей полоснуть ногтями по лицу.

Били его впятером. Пиама Флоранса, оскорбленная тем, что ей не подчиняются, вошедшая в раж Евника, Арчи с Сегером, азартные и деловитые, как участники школьной драки, когда всем скопом колотят одного, и Берта, усмотревшая в этом еще одну веселую игру.

Мугор, совершенно растерявшийся, метался вокруг, уговаривал распалившихся товарищей помириться с Мареком и пытался оттащить свою подружку. Макрина стояла в стороне, на ее лице застыло обычное загадочно-печальное выражение, но брови время от времени неодобрительно сдвигались к переносице. Бурундук тоже не участвовал. Отошел за клумбу, нацепив незаинтересованную и слегка презрительную гримасу. У Марека мелькнула мысль, что не все высокородные такая сволота, как Довмонт норг Рофенси, попадаются среди них и приличные ребята.

Гости и слуги Фраклеса если и заметили, что в потемках, за шиповником, идет бурное выяснение отношений, вмешиваться не спешили: потасовка на свадьбе – дело житейское.

Он все- таки вырвался. Извернувшись, подсек Сегера, толкнул Евнику на испоганенную клумбу, пригнулся, уходя от сыплющихся ударов, проскочил мимо остальных -и бросился в гущу парка. У них не то зрение, чтобы преследовать его в темноте, а Мугор гоняться за ним не станет, еще и Берту постарается удержать.

Добежал до ограды, перелез, спрыгнул на тротуар и нетвердо зашагал по улице, на ходу утирая кровь, текущую из разбитого носа. Бока, спина и плечи болят, но ребра в этот раз не пострадали. На тыльной стороне ладони горят царапины от когтей белобрысой ведьмы. Очки потерялись. Левый глаз, похоже, подбит.

Но хуже всего то, что он опять остался один, и больше нет никакой преграды между ним и опутывающей сердце эльфийской тоской, сотканной из зачарованных звездных лучей.

Их пришло четверо. Одна белая, как драгоценный шуалезский фарфор, другой оливковый, и еще двое цветом кожи подобны нежнейшим бледно-розовым розам. Дивные волосы и одеяния, чарующие ароматы несравненных эльфийских духов, мелодичные голоса. Верховный маг Королевства Траэмонского Архицельс рядом с роэндолцами напоминал старую отощавшую жабу. Консорт, впрочем, догадывался, что сам он на их фоне тоже выглядит не то чтобы очень выигрышно.

Исполненную утонченного достоинства гармонию этой четверки диссонансом рвало нечто слабоуловимое, спрятанное в глубине нечеловечески прекрасных глаз, тенью сквозящее за произнесенными вслух словами. Страх, похожий на грязную ледяную воду на дне отравленного колодца.

– Следующей буду я, – сказала фарфорово-белая Ландри-Шиэнь, и тогда этот страх, до сего момента затаенный, просочился наружу.

– Вы говорите об этом как о непреложном факте, но откуда же вам известно, что именно вы? Быть может, несчастья удастся избежать?

Следуя совету верховного мага, Парлут изображал живое участие, которое сильнее дипломатического протокола – с целью вытянуть побольше сведений о сей таинственной проблеме. Не сказать, чтобы ему приходилось напропалую лицемерить. Обреченная на страшную смерть Ландри-Шиэнь по меньшей мере не уступала красотой невоспитанной Дафниной подружке, уязвившей консорта в самое сердце, а уж манеры у четырехсотлетней роэндолской чародейки всяко были приятней, чем у той сопливой разбойницы. Его сочувствие было ничуть не показным, а болтливость проистекала из плана, хитроумным Архицельсом придуманного.

– Они добрались почти до половины, – возразила светлая эльфийка. – Нас было шестнадцать. Я седьмая. Остальные девятеро сильнее меня. Темные изгнанники соблюдают принцип постепенности и движутся от слабейших к сильнейшим, это грамотное решение. Им уже удалось до некоторой степени ослабить наше заклятье: еще полвека назад их дети женского пола умирали, не достигая тридцатилетнего возраста, а теперь большинство доживает до сорока.

– Вот и удовлетворились бы результатом… Тем паче что женщины нашей расы, прошу прощения, плодовитостью намного превосходят прекрасных эльфийских дам, и если сильварийцы хотят восстановить былую численность своего народа, лучше им и дальше действовать, как сейчас.

– Вы, люди, не понимаете, – с сожалением улыбнулся один из розовокожих эльфов. – Они хотят вернуть утраченную гармонию. Без двуединства мужского и женского начала гармонии нет, и связи с женщинами чужой расы не могут восполнить потерянное.

«Ну да, ну да, старая эльфийская песня „людям этого не понять". Вы такие возвышенные, такие утонченные, такие сложноорганизованные… Только кто же тогда триста пятьдесят лет назад своих соплеменников почти под корень извел, ужаснув тем самым весь просвещенный мир? А теперь недобитки на вас охотятся и потроха вырезают -тоже куда как возвышенное занятие… Воистину, где уж нам, младшему народу, подняться до постижения столь дивных деяний!»