Сильварийская кровь - Антон Орлов

Уже не уберегли. После беседы со светлыми эльфами, оставшись в одиночестве, консорт шепотом пробурчал ругательство. Пока никаких концов не нашлось. Бедные родственники Дафны ничего не знают, Ластипы ничего не знают. Шалопая-жениха разыскали по оберегам, с помощью подкупленных работников «Ювентраэмонстраха», и некоторое время за ним следили, но здесь тоже ничего: сыщики доложили, что парень завел себе любовницу и о невесте не вспоминает. С Дафниными друзьями из Пассажа вышла накладка: тех было двое, брат и сестра, но брат оказался слаб сердцем и прямо на допросе умер, из-за чего сестра озлобилась и отказывается сотрудничать. Впрочем, она, как выяснилось, тоже не в курсе, где прячутся беглянки.

И вот еще дилемма: когда Дафна с королевой найдутся, их надо будет устранить, как угрозу – но, с другой стороны, королеву надлежит беречь, чтобы не сыграть на руку алчущим траэмонского престола темным эльфам. Спрашивается, что же делать?

Подвал прачечной на улице Морских Камешков – место укромное, сухое и тихое, в то время как наверху литаврами гремят медные тазы и бурлят потоки мыльной воды. Низкий потолок с потрескавшейся штукатуркой. У стены топчан с войлочным тюфяком и одеялом, под ним обнаружился ящик с галетами, копченой колбасой, яблоками, двумя термосами, сменой чистого белья и запрятанной на самое дно пачкой денег. Окошек нет, зато со двора не видно, что делается в подвале, а ночника гномьей работы, в виде игрушечного стеклянного домика с тускло мерцающим магическим светляком внутри, для обладающего кошачьим зрением четвертьэльфа вполне достаточно.

О том, что здесь будет устроено убежище, отец написал в записке, которую молча сунул ему в карман перед «изгнанием из дома». Он все продумал, пока Марек собирал рюкзак, продумывать и рассчитывать он умел, не случайно ведь «Волшебная стирка» столько лет процветала. Пара строчек и постскриптум: прочитав, порвать на мелкие клочки, и никому об этом варианте не говорить.

Марек пришел сюда после драки с Сотрапезниками. Ключи от подвала и от комнаты нашлись в консервной банке под крыльцом, как и было написано в той инструкции. До утра отлеживался на топчане, потом выбрался наружу, купил темные очки, дико подскочившую в цене мазь от ушибов и новую расческу. В ходе драки его еще и за волосы оттаскали, кто-то из девчонок – то ли Пиама Флоранса, то ли Берта. С трудом удалось распутать колтуны. Мелькнула даже малодушная мысль постричься к ограм, чтобы не мучиться, но Марек не сдался и привел свою шевелюру в порядок, а то какой же он эльф без длинных волос? Заостренные уши будут торчать на стриженой голове совсем по-дурацки, как у гоблина. Это соображение помогло ему довести дело до конца.

Следующую ночь он провел здесь же. Ушел пораньше, чтобы не столкнуться с работницами прачечной, и весь день неприкаянно бродил по городу. Собирался заглянуть к Мугору, но передумал. После наступления темноты вернулся на улицу Морских Камешков. Все тело ныло: не полезно столько слоняться пешком, будучи битым.

Он уже устроился на топчане, пытаясь найти положение, при котором ушибы болели бы поменьше, когда послышались звуки, не имеющие отношения к затихающей рабочей возне наверху. Скрежет ключа в замке. Неспешные шаги на лестнице. Марек рывком сел, но тут же успокоился. Охотники из Сильварии подкрадываются бесшумно, как хищные тени. Эльф не стал бы так тяжело ступать и приволакивать ноги. И вообще, в приближающихся шагах было что-то хорошо знакомое, безопасное.

Дверь осторожно подергали. Он ее перед этим запер и ключ оставил в скважине. Тихий стук, потом из коридора спросили:

– Марек, ты здесь?

– Здесь!

Отец выглядел осунувшимся, как после тяжелой болезни. Плечи опущены, мешки под глазами набрякли сильнее обычного. Или это кажется из-за тусклого освещения? Он опустился на единственный стул, перевел дух, потом, расстегнув сюртук, потер левую сторону груди.

– Как у тебя дела? Откуда синяки?

– Подрался. Ничего особенного. Я для маскировки прибился к одной компании, и там вышла ссора. Со мной все в порядке.

– Здешний сторож сообщил, что в подвале появился жилец, у нас с ним был уговор. Решил тебя проведать. Погоди… Он вынул из кармана жилета коробочку, вытряхнул на ладонь пилюлю, положил под язык.

– Папа, ты болеешь? – с тревогой спросил Марек.

– Сердце. Пройдет… Оно и раньше пошаливало, а теперь, после этой неприятности, чаще дает о себе знать. Пройдет. Маме хуже досталось, у нее же почки совсем отказали – сначала отеки, потом кома… Ты когда в последний раз видел Дафну?

– Что?…

– Дафну, говорю, когда видел? -отец, и до того говоривший тихо, еще больше понизил голос.

– Давно, около месяца назад, – произнес Марек помертвевшими губами. – Что с мамой? Она дома или в больнице?

Ластип несколько секунд смотрел на него, устало моргая, словно силясь что-то осмыслить, потом пробормотал:

– Ох, и тугодум я стал… Если тебя на старости лет кидают в каземат, как вора или заговорщика, и обращаются, как с вором, тут все что хочешь отшибет. Мама поправилась. Я-то решил, что вы с ним уже встречались, а то он перед уходом сказал, что скоро увидитесь.

– С кем – с ним? – спросил Марек, усвоивший только одно: мама поправилась, и, значит, все не так страшно.

Серая подвальная комната показалась ему зыбкой, словно все тут сделано из загустевшего дыма. Приглушенный желтый свет гномьей лампы только добавлял окружающей обстановке нереальности.

– С твоим знакомым лекарем, – пояснил Альбер Ластип и, отметив, что никакого понимания нет и в помине, добавил: – Который назвался твоим должником и вылечил маму. Кого ты спас от смерти, сынок?

– Одного полугоблина, – пораженный тем, что родители, оказывается, уже в курсе, признался Марек. – На него машина чуть не наехала, он упал, а я успел его за шиворот оттащить.

– К нам приходил его отец.

– Не может быть! Мугор сказал, что его отец умер.

– Боги милостивые, так он, стало быть, с того света явился, чтобы отблагодарить тебя за добрый поступок? Верно написано в Книге Раданы: ни одно хорошее дело так или иначе не остается без воздаяния!

– Папа, расскажи, пожалуйста, все по порядку, а то у меня голова идет кругом. Ничего не понимаю.

– Что-то случилось с Дафной. Или не случилось, не знаю. Я так понял, что она ушла из дома, и сейчас ее разыскивают. За нами приехали люди норг Парлута. Вывели из дома, посадили в машину, отвезли даже не знаю куда – глухой забор, решетки на окнах. Два дня допрашивали с пристрастием: не приходила ли к нам в последнее время Дафна, и кого из ее знакомых мы можем назвать – их имена, адреса, и о чем она говорила, когда бывала у нас в гостях раньше. Обращались, как с преступниками. Заодно обвинили в сокрытии доходов… Это обычное дело – ради давления и чтобы что-то с меня взять. В конце концов пришлось согласиться на мзду. Они к тому времени уже поняли, что о Дафне мы ничего не знаем, и на третьи сутки нас отпустили, намекнув, что опять заберут, если не будет откупных. Что поделаешь, я перевел деньги им на счет. Мы беспокоились о тебе, вдруг тебя тоже арестовали. К вечеру Бетине стало плохо. Сначала водянка, потом она потеряла сознание – лежала вся побелевшая, опухшая, руки-ноги холодные. Я вызвал лекаря, но тот сказал, что ее уже не спасти, и прислал сиделку для последней помощи. Я тоже был около нее, в спальне, и мы не услышали, что в дверь стучат. Шнур звонка оборвали те господа, которые нас увозили. Разгром они устроили, словно орда диких троллей в доме побывала. Вот сидим мы около нее на втором этаже, и тут Иола прибежала – испуганная, в одной рубашонке, сказала, что кто-то с улицы стучится. Иола – это теперь твоя сестренка. Ей четыре года, из приюта взяли. Четвертьэльфийка, похожа на тебя – волосы каштановые, и глаза вроде твоих, то фиолетовые, как аметист, то темно-синие. Может, вы с ней и впрямь родственники по эльфийской линии. Мама как ее увидела, так и сказала: вылитый Марек! Дама из приюта начала отговаривать: мол, вы же знаете, они долго не живут, жалеть потом будете, лучше человеческого ребенка возьмите, а Бетина ни в какую – берем эту, и все. Тем вечером я Иолу спать уложил пораньше, а она услышала стук и прибежала сказать. Я решил, что это опять они или, может быть, ты пришел. Открываю – стоит за дверью незнакомый мужчина, высокий, светловолосый, осанистый. Говорит, я лекарь, проводите меня к больной. Я сказал, что господин Сенебер у нас уже был, поставил диагноз. А он в ответ: «Я ее вылечу. И насчет оплаты не беспокойтесь, я должник Марека и ничего с вас не возьму». Я спросил, что он имеет в виду. «Марек спас от смерти моего сына, и сейчас я пришел вернуть долг – жизнь за жизнь. Идемте к больной, время дорого». Знаешь, с виду совершенно живой человек, я бы и не подумал, что это покойник, спустившийся на землю из небесных чертогов Раданы. Нас с сиделкой он из комнаты выставил, закрыл дверь и начал петь – да не по-человечески, а по-эльфийски. Долго это продолжалось, а потом слышу – Бетина что-то говорит слабым голосом! Я так обрадовался, что сразу туда, и разрешения у лекаря не спросил. Ничего, он не рассердился, только опять меня выгнал. Усмехнулся на мои благодарности: мол, пока не вылечил, а вернул , лечение только теперь начнется. До утра от нее не отходил. И колдовал, и поил лекарствами, которые с собой принес. Настоящее чудо сотворил – в одночасье отеки пропали, почки стали работать, как положено. На прощание я ему низко поклонился и спросил, кого мне помянуть в благодарственной молитве Радане-Матери, покровительнице врачевателей, но он не захотел назвать свое имя. «Не благодарите, – улыбнулся, знаешь, с таким непонятным выражением, усмешливым и чуть-чуть грустным. – Просто я не люблю ходить в должниках. А с Мареком мы, наверное, в скором времени увидимся». Вот потому-то я и решил, что ты уже от него все знаешь. Кто бы мог подумать, что порог моего дома на улице Сушеных Слив когда-нибудь переступит святой человек! Он и мне травяной порошок оставил, велел заваривать и пить перед сном. Полегчало, а сперва после тех застенков было совсем худо, подняться на второй этаж без одышки не мог. Иолу он тоже успокоил: обхватил ее головку руками, что-то прошептал, и она перестала дрожать и плакать. Святой человек… Сын у него, говоришь, полугоблин? Ну, видно, так сложилось, не нам праведников судить…