Отмороженный - Фридрих Незнанский

Они испытующе посмотрели друг на друга. С надеждой и настороженностью. А также с уверенностью, что отныне их связывает нечто большее, чем связывало до сих пор.

Итак, решив одну проблему, мы вышли на другую, более глубокую и серьезную. Я всегда об этом догадывался, а банкир Савранский подтвердил мои предположения, что существует некая теневая власть, но вовсе не та, что обычно имеется в виду, власть денег и старых связей бывшей номенклатуры. Хотя она тоже есть и существует параллельно…

Я вспомнил тот эпизод, когда ходил со Светланой на конкурс красоты в «Россию». На сцене были одни красавицы, в зале – другие.

Первые были на виду, их освещали, снимали и осыпали цветами. Вторые в этом не нуждались. Они оставались в тени. И тем не менее удостаивались большего внимания, вполне заслуженного.

Так и в политике. Освещенные огнями рампы, публичные политики лишь отвлекают нас от тех, кто на самом деле крутит шестеренки и колеса государственной машины в ту или другую сторону и чьи идеи выдают за свои наши избранники.

Добраться до них законным образом невозможно. Они ни за что не отвечают. Они неприступны. Их не схватишь за руку. Они оставляют свои отпечатки пальцев только на папках с тиснением «На подпись», на дверных ручках, которые открывают перед своими патронами, но не на пистолетах, снайперских винтовках или на замках взламываемых сейфов. Весь наш арсенал борьбы с преступниками здесь бессилен. (Есть еще бухгалтерия. Но есть ли там их подписи?)

Так размышлял я, листая бумаги, оставленные погибшей журналисткой Женей Клейменовой. Потом передавал их Косте, тот Славе…

Они также молча листали, смотрели и так и этак, сопели и вздыхали. Переговоры вели с бандитами? Теперь их так не называют. Переговоры пошли по новому кругу. От войны все устали. Уже не бандиты, но пока еще не борцы за национальную независимость. Пока – сепаратисты.

Война, как было официально сказано, закончена. Проблемы, ее породившие, не разрешены. И думай, понимай как хочешь, что с этим делать.

– Так есть следственная перспектива или нет? – спросил Слава у Кости. – Или опять вмешается большая политика и все наши старания – псу под хвост?

Костя молчал, не поднимая глаз. Сам бы хотел знать…

– Стенограммы, конечно, интересные, – сказал он наконец.

– Но годятся, скорее, для шантажа в газетах… – пробурчал Слава. – Сплошь газетный компромат. Не одиннадцать чемоданов, но все-таки. Ни на что больше не тянет.

– И все же стоит попробовать, – сказал Костя. – Дело рискованное прежде всего для нашей репутации. Могут просто изгнать. Но проблема будет обозначена. Кто и как нами руководит.

Мы со Славой поняли: опять Костя собирается нас прикрывать. Уж сколько так было. Сколько раз он вот так рисковал, и мы изо всех сил старались успеть, пока не отстранили от дела, довести его до конца, чтобы в очередной раз восторжествовал принцип: победителей не судят! Но можем ли мы сегодня считать себя победителями? Преступника изобличили, но не поймали и не усадили на скамью подсудимых. Очередные эпизоды преступления – не предотвратили.

Так или примерно так должно рассуждать начальство, которое подталкивают под локоть все те же мальчики, помы и референты, стараясь снова уйти в тень. Заключения судебно-баллистической экспертизы пули, извлеченной из черепа киллера, убитого на крыше, еще нет, но уже ясно, что и это доказательство послужит дополнительным доводом, чтобы вывести нас из игры. Тягунов стрелял из второй винтовки. Он сам мне об этом сказал. Другой у него просто не было.

Значит, мы имеем дело с длящимися преступлениями. Новое дело связано с делом, возбужденным по факту убийства банкира Салуцкого. И ничего не попишешь. И лучше сразу самим отказаться от ведения следствия, не дожидаясь, пока нам об этом официально объявят…

– Просто руки чешутся! – скрипнул зубами Слава. – Готов участвовать на общественных началах во внеурочное время в разоблачении всех этих преступников, оказавшихся потерпевшими.

– Но ты, Слава, из МУРа. А такими экономическими делами занимаются в РУОП, – сказал Костя.

– Вопрос в другом: с какого конца за них взяться? – вмешался я. – Нужно добывать доказательства. Тягунов этого не понимал. Он действовал по-своему. Чтобы понять его, надо сначала побывать там, в этой кровавой бане…

– Мы постоянно должны думать о правосудии, – покачал головой Костя. – Чего бы это ни стоило. И не выходить за рамки правового поля. Иначе нам здесь нечего делать.

– Нам вообще нечего делать! – вскипел Слава. – То нельзя, это. А им, – он кивнул на потолок, – все можно! И они спускают нам сверху те законы, по которым их не поймаешь! Скользкие они, понимаешь? Не ухватишь… А когда этот мужик, вернее, парень стал просто расстреливать, чего они вполне заслужили, так сразу забегали!

– Выходит, правильно нас отстранили, – грустно сказал Костя. – С таким настроем лучше сразу уволиться. И воззвать к общественному мнению через прессу.

В этот момент в кабинет вошла, как всегда без стука, Лара. Мельком оглядела нас, остановившись в дверях.

– Кажется, я не вовремя, Александр Борисович? – прижала она ладонь ко рту, как бы спохватившись.

Я видел, как недовольно насупился Грязнов, а Костя непроизвольно накрыл локтем бумаги, лежавшие перед ним. Не в первый раз происходит подобное вторжение Лары в мой кабинет, но мои друзья из деликатности до сих пор никак это не комментировали. Но я всегда понимал, как это выглядит в их глазах. Наверняка они были наслышаны либо догадывались о прежних наших отношениях, но старались это не показывать.

– В чем дело? – недовольно спросил я.

– Там к вам дама просится, жена Тягунова, певица… Ну вы знаете. Находится в бюро пропусков. Вы же ее не приглашали?

Черт знает что такое… Лара явилась по делу, но что-то в ее тоне было свойское, не соответствующее моменту. Не так она должна разговаривать со своим начальником.

– Как раз приглашал, – сухо сказал я. – Выпишите ей пропуск.

– Она пьет чай, кофе? – спросила Лара, оставаясь в дверях.

– Она будет пить то, что пожелает, – сказал я. – Что попросит, то и сделаешь.

– И с баранками, если можно, – добавил Слава.

Лара вышла. Я старался не смотреть на друзей. Им-то все равно, что у меня за дела с моей временной сотрудницей, приданной мне лишь на пару месяцев для оформления следственных бумаг.

А вот дело от наших с ней личных отношений может вполне пострадать. Лара не успела «выстрелить первой», иначе говоря, опередить меня, сказав: «Между нами все кончено!» А такое не забывается. И не прощается.

Затаила на меня свой гнев и продолжает демонстрировать наши особые отношения, которых уже нет.

Об этом я подумал, когда стал собирать документы Клейменовой, чтобы положить их в сейф. Второй ключ от сейфа оставался у Лары. Не раз и не два я вручал ей его, когда просил купить для нас с Грязновым бутылку коньяка. И почему-то в последний раз не взял этот ключ у нее.

– Старик, – сказал Слава, наблюдая за моим состоянием. Мы с Костей давно хотели сказать… Словом, речь идет об утечке информации. Не подумай ничего плохого. Но лучше будет, если все яйца не станем хранить в одной корзине. Разделим эти бумаги на троих. Никто наверняка не знает, что именно досталось нам от погибшей. Распишем, кому что хранить у себя. Ты меня извини, но самое несущественное оставим у тебя. Дело есть дело. Только так мы узнаем, откуда утечка…

– Согласен, – сказал я. – Чего уж тут разводить политесы. Давайте, пока не пришла Светлова, так и сделаем. Только быстро! Самое важное ты, Слава, забери к себе.

Мы понимающе переглянулись. Кажется, все поняли всё. И когда Алла Светлова вошла в мой кабинет, мы уже управились. Теперь никто, кроме нас троих, не знал о нашем раскладе бумаг. Я запер свой сейф уже при Ларе, когда она внесла чай.

– Я бы предпочла кофе, – сказала гостья, – но пусть будет чай.

– Так что вы собирались нам рассказать? – спросил я, не обратив внимания на ее слова о кофе и положив перед собой чистый бланк протокола допроса свидетеля.

– Только представьте, мой бывший муж опять был у нас в театре! – сказала она. – И оставил мне у билетерши записку. Там кое-что есть и для вас. Вы будете читать сейчас или… – Она внимательно оглядела нас.

Наступила пауза, которая становилась все тягостнее и двусмысленнее.

– Я больше не нужна? – спросила меня Лара.

– Больше не нужна, – сказал я, едва сдерживаясь.

– Позовете, если что понадобится? – спросила она.

– Как всегда, – ответил я.

На ее глаза навернулись слезы. Что ж, сама напросилась.

– Такая красивая девушка… – покачала головой, прищурившись, Алла. – А вы так грубо ее отослали. Может, ей хотелось здесь побыть?

– Покажите, что он мне передал, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие.

Потом стал читать. Это была не записка, а скорее письмо или даже заявление.

– Интересный документ, – сказал я, закончив. – Я ознакомлю своих коллег с тем, что здесь написано.