Курчатов ЖЗЛ - Раиса Кузнецова

То, что первые лица государства доверили ему роль главного научного руководителя проекта, стало для Курчатова фактом неожиданным и, вероятно, не совсем желательным. Его переписка с женой дает основания полагать, что он на первых порах думал, что его участие в проекте будет временным и ограничится консультированием. Так, 28 октября 1942 года, уже после беседы с Молотовым, Курчатов писал жене в Казань: «Работы очень много… Дней на 10 задержусь в Москве»[404], а в письме от 8 ноября 1942 года сообщал: «Мои дальнейшие планы еще совершенно неясны… Из Совнаркома мне предложили пока что остаться в Москве и никуда не выезжать»[405]. 11 ноября, работая над докладной запиской Молотову, он пишет жене: «Думаю в Москве задержаться до 5 декабря; написал об этом Абраму Федоровичу с просьбой продлить командировку»[406]. Из контекста письма М. Д. Курчатовой мужу от 8 марта 1943 года в Москву следует, что Игорь Васильевич высказывал ей свои сомнения по поводу руководства проектом. Марина Дмитриевна, отвечая ему, пишет, что огорчилась, узнав о его назначении «начальником на работе», так как знала, что «ты этого не хотел»[407].

В течение октября — ноября 1942 года Курчатов по поручению Молотова занимался подготовкой «Записки» (справки) для ГКО о возобновлении ядерных исследований. За основу документа Курчатов решил взять свою предвоенную программу, но сложность состояла в том, что требовалось дать конкретный ответ на вопрос о возможности создания в СССР атомного оружия и о реальных сроках его изготовления. К разработке документа Курчатов привлек И. К. Кикоина, А. И. Алиханова, Я. Б. Зельдовича, Ю. Б. Харитона.

В «Записке», представленной Молотову 27 ноября 1942 года, содержался обстоятельный анализ отечественных наработок и зарубежных материалов (в том числе и разведданных) по заданной тематике. В заключение Курчатов сделал следующие выводы и предложения:

«1. В исследованиях проблемы урана советская наука значительно отстала от науки Англии и Америки и располагает в данное время несравненно меньшей материальной базой для производства экспериментальных работ.

2. В СССР проблема урана разрабатывается менее интенсивно, а в Англии и в Америке — более интенсивно, чем в довоенное время.

3. Масштаб проведенных Англией и Америкой в 1941 году работ больше намеченного постановлением ГКО Союза ССР на 1943 г.

4. Имеющиеся в распоряжении материалы недостаточны для того, чтобы можно было считать практически осуществимой или неосуществимой задачу производства урановых бомб, хотя почти и не остается сомнений, что совершенно определенный вывод в этом направлении сделан за рубежом.

5. Ввиду того… что возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба, не исключена, представляется необходимым широко развернуть в СССР работы по проблеме урана и привлечь к ее решению наиболее квалифицированные научные и научно-технические силы… Помимо тех ученых, которые… уже занимаются ураном, представлялось бы желательным участие в работе: проф[ессора] Алиханова А. И. и его группы, проф[ессоров] Харитона Ю. Б. и Зельдовича, проф[ессора] Кикоина И. К., проф[ессора] Александрова А. П. и его группы, проф[ессора] Шальникова А. И.

6. Для руководства этой сложной и громадной трудности задачей представляется необходимым учредить при ГКО Союза ССР под Вашим председательством специальный комитет, представителями науки в котором могли бы быть акад[емик] Иоффе А. Ф., акад[емик] Капица П. Л. и акад[емик] Семенов Н. Н.»[408]. На документе имеется помета: «Т[ов.] Сталину. Прошу ознакомиться с запиской Курчатова. В. Молотов. 28.XI»[409].

Отметим, что специальный комитет, предложенный Курчатовым, тогда создан не был: это произошло только в 1945 году, когда стало очевидно ключевое значение ядерного оружия для обороны страны, точнее — для ее выживания.

В этом документе Курчатов, помимо общей оценки проблемы, определил лидеров будущей команды создателей атомной отрасли Советского Союза — это его коллеги по школе Иоффе, ставшие ему реальной опорой и соратниками в решении задачи огромной исторической важности. Так последние месяцы 1942 года стали своеобразной точкой отсчета и в истории советского атомного проекта, и в жизни Курчатова.

Приводимые документы свидетельствуют также, что Курчатов был вовлечен в работу по урановой проблеме еще до своего официального назначения руководителем атомного проекта. В докладной записке вице-президенту АН СССР А. Ф. Иоффе «О состоянии работ в РИАНе по разделению изотопов методом термодиффузии» от 20 декабря 1942 года он пишет: «В связи с получением от Вас телеграммы от 15.12 с/г с поручением временного руководства работой, я ознакомился с ее состоянием у академика В. Г. Хлопина… Я считал бы желательным проведение всей этой работы, хотя для окончательного решения всей проблемы термодиффузионный способ вряд ли будет пригоден… работы по разделению подлежат более гибкой проработке, чем пока намечено»[410]. Далее он отмечает, что необходимо обратить внимание на диффузионный метод разделения, работы по которому получили широкое развитие за границей[411].

Как видно из цитируемого источника, Курчатову пока было поручено лишь временное руководство работой. В этот период он вновь работал в Казани, куда вернулся 2 декабря 1942 года из Москвы. По стечению обстоятельств именно в этот день в США под руководством Энрико Ферми впервые в мире была осуществлена цепная реакция деления ядер урана, открывшая путь к созданию атомной бомбы. Еще с лета 1942 года в результате соглашения между правительствами США (Рузвельтом) и Великобритании (Черчиллем) развернулась интенсивная совместная деятельность специалистов двух стран по использованию атомной энергии в военных целях.

Основная научно-исследовательская работа по американскому проекту «Манхэттен» была сосредоточена в Лос-Аламосе (штат Невада). Под научным руководством профессора Роберта Оппенгеймера к этому времени по проблеме ядерной энергии уже действовали исследовательские институты с многотысячными коллективами и несколькими ускорителями. К работам была привлечена большая группа беженцев из Германии и других европейских государств, а также английских физиков, работавших в комитете «Мод», в числе которых был и упомянутый выше Клаус Фукс, работавший на советскую разведку. Среди них было множество всемирно известных ученых: А. Эйнштейн, Н. Бор, А. Комптон, Э. Ферми, Д. Франк, Э. Лоуренс, Г. Юри, X. Бете, Э. Сегре, Дж. Чедвик, Г. Сиборг, Р. Фейнман, О. Чемберлен, Э. Вигнер, Л. Сциллард, Э. Теллер, Ф. Моррисон, Ф. Зейц, Э. Кондон, И. Лэнгмюр, X. Шепли, Г. Янг. В работе над проектом объединились англичане, немцы, итальянцы, венгры и даже русский, хорошо знакомый Курчатову талантливый физик-ядерщик Георгий Гамов, с 1933 года живший в США. Число привлеченных научных работников достигло в 1943 году семисот человек. Заказы Манхэттенского проекта были размещены в передовых отраслях промышленности США и знаменитых фирмах («Дюпон», «Дженерал электрик», «Юнион карбайд» и др.)[412], на него тратились огромные финансовые средства. При этом в США и Великобритании никто не опасался, что атомную бомбу может создать Советский Союз, напрягавший все силы и средства в борьбе с фашизмом. Основная угроза усматривалась со стороны Германии, что и стало главной движущей силой развернувшихся работ.