Воин - Дмитрий Колосов

Трапеза проходила при свете тридцати дюжин свечей, вставленных в разлапистые серебряные шандалы. Пирующие отдавали должное множественным блюдам из мяса и рыбы, фруктам и сладостям, пили великолепное хиосское вино. Особый восторг вызвала целиком зажаренная на вертеле лань — это животное нечасто встречалось в Беотии. Дождавшись, когда гости утолят голод, Леонтиад отослал слуг прочь и перешел к делу.

— Я готов выслушать вас, досточтимые господа.

Говорил Елмен, так как его товарищ плохо знал язык эллинов.

— Полагаю, нам не стоит представляться и почтенный хозяин понимает от чьего имени мы говорим.

— Отчего же? — Леонтиад хотел вести игру по всем правилам.

Галикарнассец не стал спорить.

— В таком случае я официально объявляю о том, что мы являемся посланцами великого царя Парсы и всего Востока Ксеркса.

— Чего же хочет от меня великий царь? — спросил Леонтиад.

— Великий царь, которому известны мудрость беотарха Леонтиада и та благожелательность, с какой он относится к Парсийской державе и лично великому царю, прислал нас со следующим предложением. Владыка Беотии Леонтиад делает так, чтобы беотийские полисы признали власть великого царя, а за эту услугу царь назначает Леонтиада своим эвергетом и сатрапом.

«Заманчивое предложение», — подумал фиванец, следя за тем, чтобы его лицо оставалось бесстрастным. Выждав несколько мгновений, будто размышляя, он покачал головой.

— Очень сожалею, но вы ошиблись. Я не владею Беотией.

— Но мы знаем, что беотарх пользуется значительным влиянием в Фивах.

— Фивы далеко не вся Беотия. Кроме них есть еще Орхомен, Феспии, Коронея, Танагра, Херонея, Копы. Вы правы, я пользуюсь определенным влиянием в этом городе, но это не означает, что фиванцы, а тем более беотийцы единодушно поддержат меня. Аристократы не желают воевать с Парсой, так как эта война не принесет им ничего кроме убытков. Аристократы не прочь признать власть умного и сильного правителя, который обеспечит спокойствие и сбыт беотийского ячменя и мяса. Но охлос, одурманенный патриотическими поветриями, долетающими с Аттики, настроен весьма воинственно. Чернь кричит о свободе, гражданском равенстве, о сопротивлении иноземным поработителям.

Елмен удивленно приподнял брови.

— О каких поработителях идет речь? Неужели кто-то думает, что мы, ионийцы, чувствуем себя рабами? Напротив, с тех пор как наша земля находится под властью парсийских владык, мы зажили спокойной жизнью. Мидийская мощь отпугивает, от наших городов как морских разбойников, так и грабителей, увенчанных коронами. Царские налоги необременительны, а взамен мы получили великолепные дороги, полновесную монету, охрану для наших торговых караванов.

— Не надо расточать передо мной свое красноречие. Лично я и мои друзья заинтересованы в том, чтобы Эллада попала под власть великого царя. Но еще раз повторюсь: у нас много противников. Наибольшее противодействие нам оказывает так называемая партия гоплитов, костяк которой составляют зажиточные крестьяне. Гоплиты занимают проафинскую позицию и пользуются влиянием в городе. Если мы поддержим мидийского царя, то гоплиты выступят против нас. Кроме того, в этом случае мы подвергнемся нападению Спарты, отразить которое Фивы не в состоянии.

Иониец терпеливо выслушал беотарха и продолжал гнуть свою линию.

— Царь и не рассчитывает на то, что вы немедленно объявите о признании его власти. Вполне достаточно вашего обещания, что фиванских воинов не будет в рядах эллинского войска, которое вполне возможно попытается занять горные проходы.

— Ну, об этом я могу позаботиться, — протянул Леонтиад. — Беотийское всадничество пойдет за мной, а это помимо всего прочего означает, что если царю покорятся и фессалийцы, то антимидийская коалиция останется вообще без конницы.

— Фессалийцы покорятся. Их вожди уже тайно принесли присягу на верность великому царю. Нас более всего интересует позиция беотян. Если покорится Беотия, то начнут колебаться аркадцы и ахейцы. В конце концов высокомерные Афины и гордая Спарта окажутся в одиночестве перед неисчислимым войском царя.

— Я слышал оно уже подходит к Геллеспонту? — поинтересовался Леонтиад.

— Оно уже переправляется через пролив. Это займет не один день. Не так-то легко собрать, а еще труднее привести на место такую огромную армию. Еще ни разу в истории человечества ни один государь не имел подобной силы. Одних мидян и парсов насчитывается более двухсот полков. А кроме них идут еще сорок народов!

Иониец торжествующе посмотрел на Леонтиада. Тот промолчал, а про себя подумал, что если Ксерксу удалось собрать хотя бы десятую часть сил, о которых столь восторженно говорит посланник, то Эллада обречена независимо от того на чьей стороне выступят беотяне. Но даже и в этих условиях Леонтиад не хотел брать груз ответственности за принятое решение лишь на себя.

— Мне надо посоветоваться с другими спартами.

— Сколько времени это займет?

— Несколько дней.

— Это слишком долго. Царь рассчитывает получить твой ответ через пять дней.

— Тебе хватит пяти дней, чтобы добраться до Суз?

Елмен усмехнулся.

— Ты верно забыл, что царь находится у Геллеспонта.

— Ах да, верно. — Леонтиад вернул ионийцу улыбку и взглянул на своего помощника. — А что думаешь об этом ты?

Трибил был тоже себе на уме, недаром он жил в этом доме уже девятый год, неизменно пребывая в милости. Он начал уклончиво.

— Конечно поддержать планы великого царя нам выгодно, но как отреагирует на это чернь?

— Ясное дело как! — Леонтиад взялся за края перепелиной косточки и переломил ее пополам. — Вот что с нами будет!

И в этот миг в разговор вмешался второй гость. Выяснилось, что он не так уж плохо говорит по-эллински.

— Мне странно слышать подобные речи. Ты царь или не царь в своем городе?

— Понимаешь… — пустился было в объяснения Леонтиад, но мидянин не слушал его.

— Если ты царь, то должен заставить своих слуг повиноваться, если нет, то зачем мы вообще ведем этот разговор?!

— Не горячись, Кадустат! — иониец пытался урезонить разошедшегося товарища, но тот не умолкал.

— Я считаю, что Елмен делает большую глупость, обещая тебе власть над Беотией, в то время как ты не в состоянии привести в покорность один город. Я так и скажу царю, что по моему мнению ты не сможешь оправдать возлагаемых на тебя надежд.

Елмен схватился за голову, услышав подобную бестактность.

— Замолчи! — Он начал быстро лопотать по-парсийски, объясняя, видимо, своему напарнику к каким последствиям может привести это оскорбительное для беотарха заявление. Мидянин постепенно успокоился и кивнул головой. Елмен повернулся к Леонтиаду.