Альманах «Мир приключений». 1969 г. - К. Домбровский

Неудачливый ученик доктора Трири тем более не мог предвидеть засады.

Оба одураченных соотечественника не знали да и знать не могли, что в двух шагах от каюты Миму надежно укрылся небожитель Альдо Усис, вооруженный четырьмя багряными огнетушителями с белой раковиной фирмы «Shell». Из такой раковины когда-то, как говорят, родилась Венера. Но что все радости этой богини по сравнению с минутой, когда на спины и затылки врагов обрушится белопенная Усисова струя. Тугая струя, которая заглушит сладострастный шепот: «Пожар!..»

— Они убьют тебя! — крикнула Миму. — С ними нельзя шутить, Дик, никак нельзя!

— Нельзя, — беспечно откликнулся захмелевший кладоискатель.

— Слушай, Дик, я тебе дело говорю. Они страшные люди. Я их рассмотрела, пока они здесь торговались. Тот красавчик-гринго настоящий убийца, я таких знаю, я их за версту чую! Ему человека шлепнуть, что муху задавить.

— Они не догадаются.

— Как же, надейся! Платить такие деньги, да чтоб не проверить товар? За кого ты их принимаешь? Дик, они убьют тебя! — Она рыдая бросилась к нему на грудь.

«Дик, они убьют тебя, и ты будешь лежать холодный, деревянный, такой страшно незнакомый и чужой, а я буду биться возле тебя, буду звать тебя, не слезы, а кровь польется из моих глаз, и тогда я умру снова, и на этот раз уже навсегда. Я буду считаться живой, я буду числиться среди живых, я буду притворяться живой, но ты знаешь, что я умру с тобой».

Рыдания сотрясали се, как сейсмические толчки.

— А что делать? — Рибейра нахмурился. Он бестолково утешал Миму, пытался оторвать ее от себя, поскольку грудь его уже была мокрой.

— Нужно спрятаться, — вдруг твердо сказала женщина и перестала рыдать.

— Я это уже делал. Ничего хорошего, как ты знаешь, не получилось. Как спрятаться на этой посудине?

— Я знаю одного человека, — медленно произнесла Мимуаза, — он... хорошо ко мне относится. Я пойду к нему. Я попрошу его. Я стану умолять. Он сделает все, что нужно. Он спрячет тебя на «Святой Марии».

— Миму, а деньги?

— Что деньги?

— Их ведь тоже надо куда-то спрятать?

— Возьмешь с собой.

Дик покачал головой и улыбнулся.

— Нет, девочка, нет. Ни за что. Ты же сама говоришь, что мои клиенты могут устроить мне срочное свидание с господином Богом. К этому следует подготовиться. Меньше всего я хочу, чтобы деньги возвратились к своим хозяевам. Держи их у себя, так будет верней... Пока они не вернут своих паршивых денег, они не убьют меня.

— Где, где я могу их держать? — Миму только развела руками. — Замки наших кают сами отскакивают, стоит только посильнее нажать. В баре всегда полно народу, на кухне ни одного укромного местечка. Нет, Дик, нет. Ты возьмешь их с собой. Здесь такая куча денег, мне даже страшно...

— Самое лучшее, — сказал читавший в молодости романы мистера Ика золотоискатель, — хранить такие вещи на виду. Не совсем на виду, но так, чтобы никто не мог догадаться. Например, в этой твоей старой сумочке, которую ты везде таскаешь с собой.

— Они и до меня доберутся. — Миму покачала головой. — А впрочем, возможно, ты прав. Я сделаю так, как ты хочешь, Дик.

Дик смотрел, как его подруга набивала ридикюль банкнотами. В голове кладоискателя, пошатываясь, бродили добрые хмельные мысли.

«Все будет о'кей, Долли, не робей, девочка. Удача, как и беда, не ходит в одиночку. Теперь дела Дика Рибейры сильно двинутся в гору. Кое-кто еще погрызет ногти от досады и зависти».

— Дик, поклянись, что будешь послушным и спрячешься куда надо.

— Клянусь, — торжественно заявил Дик и подмигнул, — тебе ни в чем не могу отказать.

Когда Миму покидала каюту, он остановил ее:

— Скажи, сколько там осталось у Хуанито банок с немолотым кофе?

— Когда я там была, будто четыре. Сейчас не знаю. А что?

— Ничего, ничего. Я так.

Оставшись один, Дик запер дверь каюты и, как всегда, растянулся на ковре.

«Видишь, как получается, оказывается, не в твоей карте дело, не в золоте, — им уже золото не нужно, они на другое бросаются. Теперь, парень, думай, вовсю думай. Удачу нужно подогревать, если хочешь слопать ее в теплом виде. Эта банка мне очень пригодится. Если уж теперь за нее платят такие бешеные деньги, то в Штатах, я надеюсь... одним словом, думай, парень, соображай, у тебя секунды на счету. Банку нужно вернуть, и это, видно, нетрудно сделать — Хуанито я знаю: а зерна бонц, если сравнить с натуральным кофе, рядышком их положить... разницу все же можно уловить, всего четыре банки. Двигай, Дик, топай, не валяйся здесь, как старый кайман; встал, пошел, ну!..

А вдруг я уже продал кому-нибудь из них настоящие зерна? Я был глуп, я был расточителен, я швырял эти банки им в лицо, я загребал деньги, получил тысячи, а мог иметь миллион, нет, я не лучше Толстого Педро, я никогда не научусь делать большие деньги, всегда срываюсь.

Кто из них наиболее опасен? Живчик с Ленивцем не в счет, с ними и разговора не будет; молодой гринго слишком труслив; самый опасный — ох права Миму! — американец, спортсмен этот, убийца от бога, от дьявола, у него зерна не получишь, да и зачем получать, коли платит он лучше всех, больше всех, быстрее всех?

Ну, Дик, давай, встал, пошел, ну!.. Сначала Хуанито, затем — остальные!..»

Дик надел очки, темные анодированные стекла от солнца. Он нахлобучил широкополую шляпу, закрывшую лицо почти до подбородка. Он опустил в карман потертых брюк старенький верный кольт и ринулся назад по следу.

Его видели на узких трапах «Святой Марии», его видели на нижней палубе, его видели в камбузе. Там он задержался надолго и, только выяснив, что все кофе у Хуанито уже разошлось, и очередную партию банок нужно теперь получать со склада, и что, кажется, сам Хуанито работает сегодня в баре наверху вместо Мимуазы, которая не то заболела, не то отпросилась у шефа, и что еще, кажется, Хуанито забрал в бар последнюю банку, и что... но Дик, не дослушав, заложил крутой вираж и понесся вскачь, планируя на палубных просторах и сбиваясь на рысь в коридорах «Святой Марии».

На подступах к бару Мимуазы дорогу Дику загородила возбужденная толпа. Смех. Выкрики. Аплодисменты. Все это относилось к человеку в черном, который медленно вышагивал, высоко поднимая согнутые в коленях ноги. Его руки, прямые, неподвижные, точно деревянные, были простерты вперед и чуточку вверх, а глаза горели каким-то потусторонним огнем.

Дик, тяжело дыша, остановился, наткнувшись с разбегу на неожиданное препятствие. И вот что он услышал:

— Как только вышел из бара, сразу и начал... — Так и сказал? — Он много кое-чего сказал, в том числе и это! — Может быть, пьян? — Не похоже, идет-то как, идет... — Не скажите, это совсем не показатель. — Я знал одного... — Оставьте, ради бога, разве не ясно, что человек болен! Я бы позвал врача, у него температура! — Может, вы и правы, солнечный удар порой проявляется в самых неожиданных формах! — Никакого врача не надо, он мертвецки пьян, пусть выкупается, в такую жару только на пользу... — Господа, ну смешно же, это же самореклама, типичная самореклама, проповедник Трири решил поддержать свою падающую популярность небольшим скандалом... — Может, вы и правы, щепотка экстравагантности, так сказать... — Разумеется, щепотка экстравагантности все равно что щепотка соли в пресное блюдо! Но все же... — А вдруг? — Вы думаете?! Может, вы и правы... — Ради бога, смешно же... — Господи, а вдруг? — Ну, знаете! — Да, конечно, было бы забавно, но все же... — Может, вы и правы... — Нет, нет, господа, а вдруг он действительно как Христос пойдет по водам? — Ну, вы уж... — Нет, нет, нет, а вдруг? — Что затвердил, ей-богу! — Нет, нет, нет, нет, господа, а... как же тогда мы, как же мир, человеческий опыт, мироздание? — Вот идет он по морю, шагает себе спокойно, а все, все вокруг летит к дьяволу, в тартарары! Вы это себе представляете? — Ради бога, успокойтесь, он пока еще на твердой, очень прочной палубе, и мы сейчас все увидим, а кроме того, большинство явлений легко объяснимы современной наукой, и любой физик... — Оставьте, с человеком бог знает что делается, а мы стоим, смотрим, и никому не придет в голову оказать помощь... Его уже уговаривали... — Может, вы и правы, но все же...

Потом ослепленный Дик прозрел и увидел южное небо, затянутое белесой, туманной дымкой. Дремотный, ленивый, весь в испарениях океан. Палубу, блиставшую надраенными деревянными рейками. Ослепительно черного доктора Трири с меловым лицом и сатанинскими глазами. Людей, образовавших вокруг проповедника подвижное полукольцо. Дверь, ведущую в бар Мимуазы.

Цель была отделена от преследователя десятком шагов, но Дик не мог двинуться с места. Завороженно и почти любовно он следил за доктором.

«Господи, а вдруг это правда? Вдруг ему дано, и он пойдет? Вдруг это случится здесь, сейчас, на глазах у всех? Он пойдет, и все станет на свои места. Все будет, как написано в святых умных книгах. Справедливость. Любовь к ближнему. И не надо бояться смерти, потому что есть тот свет. Есть правда, есть вера, есть то, о чем когда-то в незапамятные времена говорила моя старая больная мать. Почему-то она вспоминается только старой и больной. И воздастся ее обидчикам, и воздастся обиженным. Господи...»