Княжна (СИ) - Кристина Дубравина

И без того дрожащие колени едва ли не выгнулись в обратную сторону.

Белов отрезал, как скальпелем:

— Лучше в контору заедь. Там Филу помощь нужна.

— Саня… — начал только Пчёла. Князева по тону поняла, что ещё две-три фразы, произнесенных с такой интонацией и взглядом — и, вероятно, не избежать ссоры серьёзной. А ей явно не хотелось становиться яблоком раздора для мужчин, каждого из которых любила одинаково, но любовью совершенно разной.

Аня на себя Витю потянула, останавливая парня. А потом прервала, тормозя и самого Белого:

— Подожди в машине, Саш. Я сейчас спущусь.

Белов почти отказал. Почти сказал Анне кончать базар, одеваться, в злобе, в которую перетекло шкалящее с самого утра напряжение; ему никто никогда не указывал — Белый не мог представить, чтоб кто-то условия для него ставил. Тем более вообразить не мог, чтобы этим «кем-то» оказалась его двоюродная сестра, для которой иногда было сложно сказать «нет».

И это Анино «подожди в машине» взбесило. Вплоть до рези в гландах.

Саша на Князеву взглянул, словно ослышался, но, наткнувшись на два одинаково тяжелых взора, решил, всё-таки, действительно уйти. Хотя бы для того, чтобы выпустить пар, затянуться сигареткой у подъезда Пчёлы и какие-то минуты подумать, что Анне говорить будет.

Как не взорваться, пока домой её отвозить будет.

— У тебя пять минут.

— Десять, — воспротивился Пчёлкин. У Князевой на миг рухнуло сердце.

Саня, в последний раз на парочку сверху-вниз посмотрев, поджал зубы чуть ли не до тупой боли в молярах и кинул сквозь сжатые челюсти:

— Семь.

Анна не помнила, когда так быстро собиралась. Наверно, в последний раз так торопилась, когда проспала пару философии, преподаваемую самим заведующим кафедры. Она наспех догладила платье своё и, пока ткань от утюга остывала, в спальне Витиной надевала бюстгальтер, расчесывала сырые волосы, зубчиками в спешке едва ли не вырывая пряди. Самого Пчёлу, одевающегося в свежую рубашку, чуть с ног не сбила, когда в нижнем белье кинулась к зеркалу и на шею брызнула духами из почти опустевшего флакона.

Князева застегивала молнию, спрятавшуюся сбоку, и так боялась задержаться хоть на секунду, словно думала, что Саша с пистолетом наперевес её встретит в случае опоздания.

Она, выдыхая через рот, как после хорошей кардио-тренировки, надела каблуки и приняла от Вити свои документы. И тогда, оказавшись вдруг зажатой между табуреткой, на которой обувалась, и телом мужчины, перевела, наконец дыхание так, что сердце кольнуло.

Дьявол, как не хотелось уходить!..

Аня на Пчёлу посмотрела снизу-вверх. Замерла от тепла ладони на своей щеке, что гладила трепетно, и встретилась взором со взглядом Вити, в котором грусть читалась, но печаль была какой-то… тёплой, что ли?

Руки дрогнули, сжимая потрепавшийся край папки до хруста.

— Пошли, — негромко сказал Витя и, захватив ключи с небольшой подставочки, на которой привычно хранил пару-тройку монет, сейчас не представляющих никакой ценности, кроме исторической, старую зажигалку с кончившимся газом и фантик от сосательной конфеты, направился к двери.

— Ты в контору собрался?

— Тебя до машины провожу. Потом вернусь, — ответил мужчина и, щёлкнув дверным механизмом, повёл Аню к лифту. Ладонь положил на поясницу Князевой.

Когда створки кабины открылись перед ними, и девушка нажала на кнопку первого этажа, Пчёлкин опёрся о стену, исклеенную объявлениями, на выдохе признался:

— Хочу тебя сам довезти.

— Не получится. Ты сам видишь, — повела плечом Анна в каком-то раздражении, непонятном даже ей самой; так ощущалась нежеланная, слишком ранняя разлука. Она на Витю взглянула, который в грязном свете жёлтых ламп казался уставшим, и произнесла, будто жалуясь — нехарактерно для самой собой:

— Саша вон какой злой.

— Он за тебя переживает просто, — махнул рукой Пчёла, говоря с улыбкой. Князева, если лицом к нему стояла, по уголкам губ, приподнятых в натяге, явно бы поняла, что Витя не пытался Сашу оправдать. Он сам невероятно злился на Белова за его излишнюю внимательность, интерес к Князевой.

Аня, следя за панелью, показывающей смену этажей, усмехнулась злобно и кинула:

— Нет повода беспокоиться, — а потом в глаза Вите посмотрела и совсем по-другому сказала: — Я же с тобой.

Кабина чуть шатнулась между восьмым и седьмым этажом на кривоватом тросе. У них синхронно что-то дёрнулось в районе левого предсердия. Такое простое признание разом в голову дало, пьяня сильнее коньяка.

Витя вздохнул; воздуха в лифте оказалось мало.

Захотелось неимоверно Анну в стену вжать.

— Дьявол, — шепнул, сдаваясь, и, не нажимая на кнопку с красным «STOP», поцеловал Князеву. Она от неожиданности сцепила крепко губы и глаза шире раскрыла, но свободной рукой за шею всё-равно обняла.

Прямо в поцелуй, больше напоминающий случайное твёрдое прикосновение губ, прошипела:

— Витя, нас Белый убьёт, если мы не спус-стимся!..

— Так мы же спускаемся, — кинул Витя и руками обнял за талию жестом уверенным, смятым лишь из-за тесноты кабины. Аня рассмеялась вдруг тихо, почувствовав, как её вверх потянули ласковые ладони, привстала на носочки. Она расслабила, наконец, губы, когда рукой с папкой документов между пальцами прижалась к щеке Пчёлкина.

Внутренние органы потряхивало ни то от поцелуя, привычного и нового одновременно, ни то от кабины лифта, спускающейся по железному тросу.

«И не поспоришь ведь — спускаемся…»

Князева глубоко вздохнула, когда Пчёла прижал её так, что изогнулась. Губы растянулись в улыбку широкую, и Анна обрадовалась вдруг, что забыла в сумку положить помаду, что не накрасилась, ведь иначе бы щёки и себе, и Вите испачкала.

И Саша бы, вероятно, взорвался сильнее Чернобыльской электростанции, когда увидел бы помаду, размазанную по бесстыдным лицам сестры и друга детства.

Лёгкий поцелуй, отличный от множества других, теснил рёбра эмоциями, от которых можно было улететь куда-нибудь в облака. Анна услышала, как ругнулся тихо Пчёла, и, усмехаясь в ответ, в ласке скользнула языком по нижней губе мужчины, сама приподняла колено, им притираясь к внутренней стороне его бедра.

— Чертовка, — шепнул в напускной злобе Витя. Он дыхание перевёл так, что Князевой стало жарко в кабине на четверых человек максимум, и ладони опустил, кладя их на ягодицы девушки.

Анна поклясться могла, что на бёдрах остались следы рук Пчёлкина, какие никто, даже она сама, не увидел бы, но какие чувствовать будет ещё несколько десятков минут.

Девушка скользнула от затылка мужчины к его шее, погладила и поняла, что могла бы пару-тройку верхних пуговиц расстегнуть. Но лифт остановился, вместе со своим движением останавливая и желание сжать в кулаках только что поглаженный воротник.

Они отошли друг от друга, отскакивая магнитами с одинаковыми зарядами, к разным стенам кабины