Холодная гора - Чарльз Фрейзер

— Нам нужно решить это сейчас, так как от этого зависит, брать ли с собой лопату и мотыгу, — сказала Руби.

Ада была как-то смущена тем, что Стоброд и его товарищ будут похоронены на горе в лесу. Это выглядело так, словно их зароют как собак.

— Мы не можем просто подняться туда, выкопать яму положить их и вернуться домой, — ответила она.

— Что изменится, если мы притащим их сюда и похороним здесь? — спросила Руби. — По мне, так я бы лучше оставила их на горе, чем где-то еще.

На это Ада не смогла ничего возразить. Ей нужно было идти в дом, чтобы приготовить обед для парня, но, прежде чем уйти, она обняла Руби для своего собственного успокоения, если не для чего-то еще. Ада сознавала, что это первый раз, когда они обнялись, и Руби стояла опустив руки, словно завязанная в узел руками Ады.

На кухне Ада положила на тарелку остатки их обеда: печеные яблоки, кукурузный хлеб, немного лимских бобов, которые варились так долго, что превратились в кашу. Холодные бобы застыли в горшке и цветом и консистенцией напоминали паштет. Так что, повинуясь некой прихоти, она вывалила бобы из горшка и отрезала два куска застывшего варева.

Когда она вышла и вручила парню тарелку, он некоторое время изучал блюдо. По его лицу было видно, что он ожидал найти что-то более существенное.

— Это бобы, — сказала Ада.

Парень посмотрел на них снова, затем вилкой отковырнул небольшой кусочек, чтобы проверить, правду ли она сказала.

— Там, откуда я родом, мы вообще такое не едим, — пробурчал он.

Пока он ел, Руби сидела на ступеньке крыльца и подробно описывала весь длинный путь вокруг Холодной горы. Ада сидела в кресле-качалке и наблюдала за ними — оба невысокие, темноволосые, настолько схожие друг с другом, что их можно было принять за брата и сестру Руби рассказывала парню, как идти, придерживаясь высоких хребтов и избегая больших дорог, тянувшихся по долинам вдоль ручьев. Она описывала все наиболее заметные ориентиры, которые понадобятся ему, чтобы найти дорогу: вверх к холму Холодный Ключ, затем к заделью Двойной Родник, потом по Медвежьему ущелью к ущелью Конский Скелет и Буковой лощине. Оттуда идти вниз вдоль какого-нибудь притока или ручья на юго-восток. По этой дороге плоская и жалкая земля его штата находится не больше чем в двух неделях ходьбы.

— Иди в темноте, а днем спи, не зажигая костра, — посоветовала Руби. — Думаю, если ты не будешь бежать всю дорогу, то придешь домой к Рождеству. Говорят, Джорджию можно узнать сразу, потому что, кроме красной земли и ухабистых дорог, там и нет ничего.

Руби отвернулась от него и, обратившись к Аде, стала планировать их путешествие. Времени у них было в обрез. По мнению Руби, поскольку дни становились все короче, так или иначе им придется провести ночь в лесу. Но это не такое уж большое дело. Так что им надо поспешить. Поэтому они с Адой оставили парня, который вытирал тарелку кусочком хлеба, пошли в дом, засыпали огонь в печи и быстро собрали по перечню, указанному Руби, снаряжение для ночевки в лесу Подстилка на землю, одеяла, посуда для приготовления пищи, еда, свечи, коробок спичек и наждачная бумага, чтобы их зажигать, а также сухие щепки для растопки, моток веревки, топор, ружье с порохом, пулями и пыжами, зерно для коня, мотыга и лопата. Они затолкали всю утварь в два мешка из конопли, связали их за горловины и взвалили на спину Ралфу, словно грубые тяжеловесные корзины.

Руби оглядела небо из окна, чтобы определить по облакам, будет ли снег; по всем приметам ожидалась снежная погода и похолодание.

Она спросила:

— У тебя есть какие-нибудь бриджи в доме?

— Брюки? — переспросила Ада.

— Шерстяные или полотняные, все равно. Две пары.

— Есть, моего отца.

— Нам нужно их надеть, — сказала Руби.

— Мужские брюки?

— Ты надевай, что хочешь, а я не хочу, чтобы зимний ветер поддувал мне под подол юбки. И потом, кто нас там увидит?

Они нашли две пары шерстяных охотничьих брюк, одну пару черную, другую серую. Сначала они надели длинные панталоны, а потом натянули брюки, подпоясавшись поясами, так что в талии собрались большие складки. Затем натянули шерстяные рубашки и свитера. Руби заметила на полке широкополые шляпы Монро и сказала, что эти шляпы защитят лицо от снега, так что они надели и их тоже. При более счастливых обстоятельствах, подумала Ада, это было бы похоже на их соревнование по сооружению причесок — игра в переодевание, при которой можно было бы держать пари, кто оденется так, чтобы больше походить на мужчину Взять ламповой сажи и нарисовать на лицах усы и бакенбарды, держать в руках зажженную сигару и изображать курение. Вместо этого Ада и Руби даже не обсуждали, как они одеты, обе были полны опасений по поводу того, что им предстоит сделать в ближайшие два дня.

Прежде чем уйти, они натерли воском башмаки, потом открыли дверь в курятнике, а также дверь в стойло коровы, бросив там сено на пол. Руби предполагала, что Уолдо будет мычать, так как у нее ко времени их возвращения наполнится вымя. Они дали парню еды и одеяла и велели поспать на сеновале до наступления темноты, чтобы идти в безопасности. Когда они уходили, ведя под уздцы лошадь, парень все еще сидел на крыльце между самшитовыми кустами; он помахал им на прощание рукой, словно хозяин, провожающий гостей.

Ближе к вечеру в лесу густо посыпал снег. Ада и Руби шли в слабом свете дня под пихтами. Они были лишь смутными темными фигурами, двигающимися через местность, где отсутствовали все краски, кроме различных оттенков черного. Ближайшие деревья еще были похожи на настоящие, но те, что стояли поодаль, выглядели лишь набросками деревьев, словно кто-то быстро очертил их контуры. Аде казалось, что вокруг нет никакого ландшафта, что она бредет в каком-то облаке и может видеть только то, что находится на расстоянии вытянутой руки. Все покрывал белый саван, за которым ничего нельзя было разглядеть. Это беспокоило Ралфа, он шел, крутя головой налево и направо, и прядал ушами, стараясь уловить звуки опасности.

Они долго поднимались вверх под густым пологом темных тсуг. Потом они пересекли низкий хребет и спустились в речную долину. Знакомая Аде местность давно осталась позади. По толстому пласту упавших иголок идти было мягко; снег, сухой, как просеянная мука, падал сквозь вершины деревьев и кружился по земле, наметая арки и завитки. Казалось, ему не хотелось ложиться на землю.

Через некоторое время они пересекли темный ручей, осторожно ступая по сухим спинам выступающих со дна валунов. Ручей обрастал тонкой корочкой светлого льда вокруг камней, вдоль берегов и возле упавших деревьев и комков мха; там, где вода покрылась льдом, течение замедлялось, но на середине оно по-прежнему было быстрым.

Там, где вода текла медленнее, было мелко, и потому ручей замерзал быстрее. Монро бы прочитал поучительную лекцию, увязывая это явление с другими, подумала Ада. Он бы сказал, что можно уподобить части этого ручья человеческой жизни, что Господь намеренно сотворил его, чтобы он служил символом. Все деяния Божии не что иное, как аналогия. Каждый яркий образ в видимом мире только тень божественного замысла, а земля и небеса, низкое и высокое, необыкновенно гармонируют по своей форме и значению, потому что они фактически подобны.

У Монро была книга, в которой можно найти все эти символы. Роза, с ее колючками и бутонами, — символ трудного и опасного пути к духовному пробуждению. Младенец, приходящий с плачем в мир боли и крови, — символ нашей несчастной земной жизни, снедаемой жестокостью. Ворона, с ее чернотой, воровской природой и стремлением пировать на падали, — символ темных сил, которые только и ждут, чтобы овладеть человеческой душой.

Так что Ада вполне естественно подумала, что поток и лед могут символизировать человеческое существование. Или, возможно, предупреждение ему. Но она отказывалась верить, что книга могла бы сказать, как это может быть истолковано или как применять это толкование. Что бы книга ни говорила, все равно в ее толковании будет отсутствовать нечто существенное, так что она так же бесполезна, как дверная петля без штырей.

На противоположном берегу ручья конь остановился и встряхнулся, так что котелки забренчали в мешках у него на спине, потом он вытянул шею и сделал мягкий и долгий выдох в этот мир в надежде на какое-нибудь товарищеское дыхание в ответ. Ада приложила ладонь к его бархатистым губам. Он высунул язык, и она взяла его пальцами и покачала тихонько; затем они пошли дальше.

Некоторое время они держались берега ручья, пока он стекал с горы, но дальше тропа повернула вверх, став плохо различимым ответвлением, и вошла в лиственный лес, где на дубах еще висели сморщенные остатки листвы. Это были старые, изнуренные дубы с вкраплениями омелы в ветвях. Снег повалил сильнее и теперь сквозь ветви падал на землю; тропа превратилась в слабо видимую стежку в лесу, которую легко потерять в наступающей темноте. Она стала не больше тропки, проложенной дикими свиньями, стала похожа на покинутую индейскую тропу, по которой давно никто не ходил, ведущую в поселения, которые больше не существуют.