Враг моего врага. «Песец» - Натали Р.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последние капсулы уходили с разваливающегося корабля. В коридоре было бы темно – освещение не работало, – если бы не пламя, то и дело прорывавшееся из горящих отсеков. Эти пожары уже не потушить, огонь будет пылать, пока есть воздух – а может, и без воздуха, смотря что горит. Епископа раньше не интересовало расположение ускорителей, топливохранилищ, арсеналов – он с людьми работал. Кто знает, что там, за переборкой, неожиданно утратившей надежность?
Зато Дьёрдь знал, где рубка. Короткими рывками между падениями – взрывы то и дело сотрясали коридор – он двигался к рубке, таща два скафандра. Еще один скафандр был на епископе. Ему было неудобно признаться самому себе в том, что он ужасно боится разгерметизации. Такое надо встречать в скафандре. Но шлем он не надевал до последнего, и дело было не в стремлении доказать неизвестно кому, что ему не страшно. Просто ему хотелось сократить пребывание в закрытом скафандре до минимума. Среди прискорбных несовершенств святого отца числилась и клаустрофобия.
Принц и Ассасин сорвались с мест в тот самый миг, когда радуга перехода погасла. Они сделали все, что могли, они продержались, пусть это и казалось нереальным. Корабль не сохранить – значит, пришло время уйти. Принц вытащил кота, забившегося под кресло, подхватил под мышку и рванул за Иоанном Фердинандом, прикрывая голову свободной рукой от сыплющихся сверху искр, кусков горящего пластика и обломков перекрытий. И, словно дождавшись их ухода, рубка раскололась, как скорлупа, под новым ударом. Сзади жахнуло горячей волной, затлели волосы и форменная рубашка на спине, за ботинками потянулись черные оплавленные следы. Фархад заорал, ругаясь на невообразимой смеси родного языка с английским, хантским и даже немножко на шитанн – любимую присказку Аддарекха про могильных червей выучили все, не только десантники. Пол под ногами проседал и тек, спасала лишь скорость.
За поворотом они чуть не сбили с ног епископа.
– Господин Галаци! – рявкнул Фархад. – Что вы тут делаете? Вы уже давно должны…
– Я знаю, что делаю, – перебил Дьёрдь и, забрав у него кота, сунул скафандр. – Одевайся скорее, юноша! И ты, сын мой, – второй скафандр достался Иоанну Фердинанду.
Пилоты – не епископы. Дьёрдь надевал и прилаживал скафандр несколько минут, в Академии учат делать это за шесть секунд. Мересанец тоже учился не в семинарии. Он облачился еще быстрее Фархада, который сбивал пламя с кудрей на затылке, а потом, завязав рубашку узлом на груди, размещал в ней кота.
– Для нас есть капсула, – сказал Дьёрдь. – Надо быстрее…
Они не успели. Взрыв вскрыл крейсер до самого нутра, и под ними разверзлась звездная пропасть. Дьёрдя замутило. Только бы не вырвало в шлем, подумал он, и тут же ощущение выходящего из легких воздуха и звон в ушах подсказали ему, что он без шлема. Чудом ему удалось захлопнуть шлем, пока не начало меркнуть в глазах. Когда кислород снова пошел в кровь, в мозгах прояснилось, и даже тошнота отступила. Он падал в пустоту, и за одно плечо его держала рука Иоанна Фердинанда, а за другое – Фархада, второй рукой все еще лихорадочно застегивавшего молнию на груди.
Давно ушли те времена, когда каждый, хоть раз летавший в космос, был знаком с невесомостью. И невесомость, и перегрузки для крупных кораблей остались в прошлом, когда вошли в обиход искусственная гравитация и гравикомпенсаторы. Ну, а как же? Без гравикомпенсаторов разве что рейсы до Луны летают да челноки на ближние орбиты. А чтобы допилить в разумное время хотя бы до Марса, не говоря уж о разгоне до субсвета, требуются такие ускорения, которые без компенсации просто не пережить. И если для тренированных пилотов ни невесомость, ни декомпрессия не были новостью, оба знали, что это и как с ними сладить, то Дьёрдь испытывал эти ощущения впервые. Конфуз случился, хотя и не тот, которого он ждал: стекло шлема осталось чистым, а вот белье слегка намокло.
Ему казалось, они целую вечность кружились в водовороте небес. На самом деле они провели в открытом космосе всего несколько минут. Осколки «Ийона Тихого» еще разлетались в стороны, а несуразная «Райская звезда», по паспорту экспедиционное судно, а по виду хеллоуинская помойка с ускорителями, расстреливала гъдеанский эсминец, когда их заметили с предпоследней капсулы, где находился Охотник, внимательный и спокойный, как кирпич. Капсулы крайне просты в управлении, а уж дипломированному пилоту вовсе не составило труда без суеты подойти и бросить трос кому-то в шевелящихся скафандрах.
И, разумеется, когда встал вопрос, к кому проситься на борт: к чфеварцам, добившим «Ийон», или на непонятную хреновину, взорвавшую гъдеанский флагман, выбор был сделан в пользу уродливой хреновины.
Посадка была жесткой. Собственно, ее и посадкой-то было не назвать: обгоревший центральный модуль триремы рухнул с небес, слегка затормозив об атмосферу. Миленич, непривычно молчаливый, сделал все, что от него зависело, совершил попросту невозможное, проведя плохо слушавшуюся управления консервную банку курсом, который не стал смертельным. Без навигационных расчетов – оборудование было разрушено, компьютер не работал, Баин прикидывала курс на пальцах. Зато со вторым пилотом, на что даже не надеялся. Он не ждал толку от слепого эасца, дал ему лишь подержать пульт, пока надевал скафандр. Но Согиро на удивление чувствовал свой корабль – не первый год пилотом на нем ходил, и небось, не резервным: расположение рычагов и кнопок знал наизусть, не промахнулся ни разу. На ощупь ввел пароль, но сервер не откликнулся: вернее всего, был уничтожен. Согиро держался, несмотря на боль, терзающую его не меньше, чем Миленича, скорее даже больше: эасцы хуже переносят боль. Пытался сделать что-нибудь, невзирая на увечье, которое многих заставило бы опустить руки.
Горящий болид ударился о заснеженную поверхность, с жутким грохотом и скрежетом, вздымая тучи снега и пара, проволокся по ней несколько сотен метров, теряя целостность. Кресла сорвало с креплений и вместе с пилотами покатило по полу, цепляя за выступы конструкций. Тех, кто не был пристегнут, начало швырять от стены к стене еще в полете, в рубке стоял вой и ругань, мешающие пилотам нормально работать. Но выгнать лишних было некуда: в коридоре за дверью рубки бушевал пожар, вот-вот грозящий проплавить стены, а огнетушители кончились. Дым сочился сквозь щели, дышать было невозможно; все понадевали скафандры, а кому не хватило – термокостюмы и дыхательные маски с перекисными патронами.
При ударе о землю Баин больно треснулась головой,
