Времена не выбирают - Елена Валериевна Горелик

— Кто их на войну пустит, — хмыкнул Гриша. — А вот мы — другое дело.

— А готовы ли вы? — похолодев от нехорошего чувства, тихо спросила Дарья. — Меньше всего на свете я хотела бы, чтобы вы воевали.

— Четыре года ж готовились, тётя Даша. А кое-кто и больше. Теперь это и наша война…

Интермедия

— …Алёшку словно подменили. Живой человек, а не аллегория глупости. Ты постаралась, Дарьюшка?

— Нет. Его друзья, Гриша с Ксенией. Но как только у Алёши сменится окружение, что неизбежно, поменяется и он. Снова. И я не знаю, как это предотвратить.

— Зато я знаю.

5

— Это ещё что за машкерад? Катька, в уме ли ты?

— Это, братец, новая версальская мода, — Катя поправила пышные кружева, одёрнула рукава сверкающего от драгоценной вышивки белоснежного кафтана с золотыми пуговицами, изящно переступила ногами, обтянутыми шёлковыми мужскими чулками и обутыми в дорогущие башмаки с бриллиантовыми пряжками. — Самой противно, но что поделаешь — надо.

— Ещё парик нацепи, чтоб уж совсем на пугало походить, — недовольно сказал Пётр Алексеич, окинув её хмурым взглядом. — Бог с тобой, хоть в рядно вырядись, лишь бы дело было. Уверена, что тебя там никто в лицо не знает?

— В этой Польше я никогда не бывала.

— Алексашка из Полоцка курьера прислал. Велел передать — слишком много подозрительных людишек там объявилось. Езжай через Данциг[50], от греха подальше, — государь снова с лёгким презрением окинул взглядом её маскарадный костюм. — Да не в этом тряпье хотя бы.

— Конечно не в этом, — вздохнула Катя. — Я ещё с ума не сошла — такие дорогие тряпки в дорогу надевать. Зато когда приеду… Вернее, когда пан Владислав вернётся в цивилизацию из этой ужасной, дикой, варварской Московии, обязательно сменит платье и поищет, где в том захолустье можно купить отличные парижские одеколоны. Хотя, что они понимают в моде, эти провинциалы… Душераздирающее зрелище.

Она заговорила по-польски и с таким непередаваемым мечтательно-томным выражением, что Пётр Алексеевич расхохотался. Зато ей было не до смеха.

Роль, которую она решила на себя примерить, оказалась непростой. Молодой человек, пойманный, по сути, на безделице — попытке передачи пары секретных писем шведскому посланнику — оказался вовсе даже не простым курьером, а одним из тех посредников, кто в будущем вполне мог дорасти до резидента. Это было его первое серьёзное задание. И на нём он «засыпался» с треском.

На вопрос государя, как этого парня раскололи, Катя ответила просто: «Пить меньше надо». Способ Петра Алексеича — дружескую попойку — включили в арсенал Тайной иностранной канцелярии, а в штате были неглупые ребята с могучей печенью, которые могли перепить кого угодно. Пожалуй, кроме самого Петра Алексеича. Вот и в этот раз поляка, за которым из Версаля притащился хвост подозрительных знакомств, эти парни взяли в оборот. Выпили бокал, другой, а там пана Владислава Запольского развезло. Он «поплыл» и, отвечая на ловкие вопросики собутыльников, начал выдавать полезную информацию. В итоге парень помимо воли слил место и время передачи писем шведу, и его решили брать немедля.

Для шведского посланника разыграли спектакль: мол, эти местные увальни сами спугнули посредника с письмами, и тот, естественно, ушёл. На самом деле поляк уже сидел в бывшем Преображенском приказе, а ныне Канцелярии розыскных дел — и пел как соловей: пыточную оттуда убирать не стали, равно как и Фёдора Юрьевича, и один их совместный вид действовал на слабонервных весьма устрашающе. Мелкие курьеры со шпионской эпистолярией были в его ведении. Выяснилось, что юнец — а ему и вправду было всего восемнадцать лет — уехал в Версаль три года назад. За это время успел обратить на себя внимание кое-кого из весьма высокопоставленных лиц — что, учитывая его ориентацию, звучало двусмысленно. Не худшим образом проявил себя в небольших дипломатических миссиях, и в конце концов удостоился личного поручения маркиза де Торси. В багаже пана Владислава, доставленном сюда же, нашли томик сонетов Ронсара, до дыр зачитанного исключительно на определённых страницах. Ключ к шифру, коим было скрыто истинное содержимое писем, оказался несложным, корреспонденцию прочли. И едва это произошло, Фёдор Юрьевич сразу же велел сообщить об этом госпоже Черкасовой, где бы та ни обреталась. Вероятнее всего, Ромодановский даже обрадовался, что спихнёт это дело, пахнущее большой политикой, на руки неприятной девице и забудет о нём.

Катю вытащили аж из Смоленска, где она занималась обучением егерской полуроты местного городского полка. Но было дело и более деликатное, тайное — она отслеживала связи московской аристократии с Польшей. Точнее, с польской прошведской партией, поддерживавшей закадычного друга Карла Двенадцатого — Станислава Лещинского. Ей на зуб уже попался кто-то из людей Долгоруких, и в этот момент явился взмыленный не меньше своей лошади курьер со спешным письмом из Москвы. К письму были приложены расшифровки писем, и едва Катя с ними ознакомилась, немедля передала дело здешнему офицеру тайной канцелярии и, бросив всё, ринулась в столицу… Словом, на пути она вчистую уделала героя Дюма с его двенадцатичасовым вояжем от побережья до Парижа и загодя приготовленными подменными коняшками. Сменяя лошадей на почтовых станциях через переплаты, «мать-перемать» и угрозы применить силу, уделив сну не более трёх часов за всё время, она преодолела полтысячи километров за двое суток с небольшим. Предпоследняя лошадь рухнула замертво, когда на горизонте уже поблёскивали купола московских церквей. Как не свалилась рядом сама Катя, оставалось загадкой. У неё хватило сил дойти до деревни, вломиться на постоялый двор, бросить на стойку золотой червонец и каркающим хриплым голосом потребовать свежее средство передвижения. Насквозь пропылённый, смертельно уставший, похожий на злого чёрта сержант лейб-гвардии перепугал всех, немедля получил требуемую живность, вскочил в седло и был таков… Для человека, который на лошадь впервые сел в возрасте двадцати четырёх лет, это был подвиг.

Словом, поляк даже с мыслями толком собраться не успел, а им уже без перерыва на поспать с дороги занялась солдат-девица Черкасова. Разве что умылась и перекусила. И именно тогда Фёдор Юрьевич своим замечанием — мол, вы часом не родственники? похожи, словно зеркало поставили — подал отличную идею. Пан Владислав Запольский возродится из небытия и вернётся к тайной дипломатической деятельности. Благо, удар держать юнец ещё не научился и сдал всё, что знал. Проверку устроили на днях, когда Катя, переодевшись в его шмотки, в запасной условленный день лично провернула передачу шведскому посланнику давно прочитанные письма. Швед ничего не заподозрил. Проверка прошла успешно, а значит, операция под кодовым названием «Зеркало» началась.

Теперь выполнивший свою миссию пан Владислав