Времена не выбирают - Елена Валериевна Горелик

Дарья уже знала, с каким энтузиазмом был встречен подобный «пряник» — как крестьянами, так и землевладельцами. Если раньше детишек к попам в учение родители отдавали крайне неохотно, то теперь сами загоняли туда своих чад по воскресным дням, после молебна.

А на дверях избушек, где отроки и отроковицы постигали грамоту, с некоторых пор висели агитационные материалы. Чего стоила лубочная картинка — крестьянин с глазами, плотно завязанными тряпкой, уже готовился шагнуть в пропасть с усеянным камнями дном, но его за полы рубахи хватали сын-подросток с книгой в руке и мелкая дочка с каким-то письмом. И надпись крупными буквами: «Неграмотный — тот же слепой, несчастья ждут его яко камни острые»[47]. Были и лубочные плакатики, на которых крестьянина обманывали, пользуясь его невежеством, а грамотный сынок выводил жуликов на чистую воду. То есть предполагалось, что вскоре за детьми «аз, буки, веди» станут постигать хотя бы их папаши. С этим пока было очень негусто: некогда взрослым с буквами возиться, хлеб растить надо. Деньги на подушную подать сами себя не заработают.

Словом, эта Россия уже значительно отличалась от той, прошлой реальности. Не было снятия колоколов с церквей для переливания на пушки. Не было тяжёлого налогового пресса, который в той истории должен был возместить колоссальные затраты на возрождаемую с нуля армию и премии Августу, который затем в благодарность за всё хорошее заключил за спиной Петра тайный мир с Карлом и слил шведу победу русских под Калишем. Здесь брали в армию одного мужчину не с двадцати, а с тридцати пяти дворов, а с офицеров за потери личного состава в мирное время стали спрашивать весьма жёстко. А главное — здесь Россия несколько лет ни с кем не воевала. Мир с турками, мир со шведами, мир с поляками… Кое-кого в Европе — не будем тыкать пальцем — такое положение дел совсем не устраивало.

Все понимали, что мирная пауза весьма скоро прервётся, и готовились. Армия не только перевооружалась и реформировалась. Русские офицеры и солдаты целыми полками нанимались на службу в саксонскую армию и получали реальный боевой опыт на полях сражений. Именно нанимались и надевали саксонские мундиры, а не присягали Августу. И не присутствовали там под русским флагом, что могло быть сочтено как нарушение мирного договора. С наёмников какой спрос? Никакого. Но появление русских солдат в саксонской армии не могло не раздражать шведов. Формально с этим поделать они ничего не могли. Единственное, что им удавалось — это расстреливать русских, если таковые попадали в плен и бывали опознаны. Тут уже ничего не мог поделать Пётр: судьба наёмников в плену незавидна. Ответить он мог только выдавливанием офицеров-шведов из своей армии да распоряжением больше не брать на службу подданных «брата Карлуса». Отношения между странами, и без того не блиставшие теплотой, стали стремительно леденеть.

И здесь проявилось ещё одно отличие этой России от своего двойника из иной истории. Работа политической разведки, накрепко сплетенной с дипломатией, как правило происходила «под ковром», но тем не менее её результаты стали большим подспорьем для страны. И неприятным сюрпризом для тех, кто считал, что «ваньки» не умеют играть в серьёзную политику. У русских послов за рубежом, помимо обычного штата, появились молодые и ловкие секретари. А вскоре в европейских столицах некоторые местные граждане начали потихоньку подрабатывать, получая «пенсион» из рук этих молодых и ловких. Послы же, к своему крайнему неудовольствию, не имели права вмешиваться в тайную работу указанных лиц, и были предупреждены: любая попытка слить информацию об оных будет последним, что они сделают в этой жизни. Русские дипломаты видели, как создаётся нечто невиданное, вроде сетевой структуры образца двадцать первого столетия. Ничего даже отдалённо похожего они не видели ни в одной стране Европы. И, к своему ужасу, вельможи понятия не имели, кто стоит во главе сей организации. Этого вообще никто не знал. Кивали на государя, но тут явно поработал кто-то другой, более скрытный, терпеливый и опасный.

Если бы кто-то им сказал, что эту сеть в течение четырёх лет заботливо плела грозная, но прямолинейная, как клинок шпаги, солдат-девица Черкасова — не поверили бы.

Интермедия

…Он прибежал к пожарищу первым, вместе с друзьями — Гришей и Ксенией. Пожар. Причём, горело не что-нибудь, а государев домик. И кто-то «заботливо» подпёр входную дверь, открывавшуюся опять же на немецкий манер наружу, брёвнышком. Притом, сделал это так ловко, что то брёвнышко не вдруг заметишь в ночной тьме… За дверью безрезультатно бились о створку, кричали и рыдали женщины, слышался детский плач. Раздался звон выбитого стекла: кто-то изнутри начал орудовать стулом в попытке высадить крепкую раму.

Отца здесь не было — он куда-то уехал, пообещав вернуться на следующий день. Но тётя Даша и маленькие братья точно здесь. Алёша одним ударом ноги, как учили, выбил брёвнышко из-под двери. Створка тут же отлетела к стене, наружу стали выбегать полуодетые перепуганные дамы. Гришка не сплоховал: тут же начал раздавать команды сбежавшимся строителям — кому тащить вёдра с водой, кому покрывала и тряпки. Сам Алексей, не думая о себе, прорвался внутрь: где тётя Даша и дети? Ох, вот они, слава Богу! Мачеха, кашляя от застившего глаза едкого дыма, прижимала к себе двухнедельного братца Павлушу, крепко держала за руку Петрушу и пыталась пробиться к двери сквозь толпу обезумевших от ужаса женщин. Подскочил, схватил её за плечо и потащил всех троих наружу.

— Воды! — крикнул Алёша, едва они выскочили за дверь.

— Все… все выбрались? — закричала тётя Даша, как только к ней вернулся голос.

— Варвары нету! Сестрица наверху была! — послышался истеричный вопль одной из дам. Кажется, это была княгиня Меньшикова.

То, что произошло дальше, запомнилось Алексею на всю оставшуюся жизнь. Тётя Даша передала ему братца Петрушу, орущего благим матом младенца сунула в руки оказавшейся поблизости дамы. Оторвала длинную полосу ткани от юбки домашнего платья, намочила в ведре с водой. И не успел никто опомниться, как царица ринулась в горящий дом, по пути заматывая голову мокрой тряпкой.

— Куда?!! Стой!

Но юбка тёти Даши уже мелькнула на лестнице, ведшей на второй этаж, охваченный огнём. Алёша крепко выругался, сразу вспомнив все слова, коими при случае пользовались солдаты в егерской роте. Слава Всевышнему, не прошло и минуты, как мачеха снова появилась на лестнице, буквально таща на себе полубесчувственную женщину. Алексей видел, как она сорвала с головы начавшую исходить горячим паром тряпку: вместо подмоги та превратилась в опасность… Женщинам оставалось до выхода менее