Ведьма полесская - Виталий Кулик

— А што сразу Лявон? Разве нема тут никого другого? — обидчиво ответил дед, а сам удовлетворённо отметил, что к его персоне начинает подтягиваться народ. «Знать, в почёте ещё Лявон!» — важно подумал он и браво выпятил грудь.

— Здоров, дед… А чего это ты… это… припозднился, — вступил в разговор совсем опьяневший мужик Кузьма с неестественно сизым носом. Он явно горел желанием потягаться с дедом на словесном поприще.

— Ага, припозднился. Зато ты поспел. Веселье только началось, а ты уже и поспел… як слива, — бойко ответил Лявон, намекая на состояние мужика и на цвет его носа.

Когда до окружающих дошёл смысл игры слов, все взорвались дружным смехом. Но пьяный Кузьма по своей натуре был упрям и просто так ретироваться даже и не помышлял.

— Дед, да я ж… это… сурьёзно говорю: Прохор тебя… ну… ждал-ждал, да и не дождался. Он же хотел, это… тебя в шаферы взять, их-их-их! — заплетающийся язык и икающий смех Кузьмы вызывали улыбки у окружающих. — Ты не пришёл — довелось Игнатку дружком брать. А прикинь, дед, какие пары были б: жених с невестой и ты… с Любашей, их-их-их!

Уже во второй раз за сегодняшний день деду Лявону пророчили шаферство. Хоть и в порядке у Лявона было с чувством юмора, но насмехаться просто так над собой дед никому не позволял.

— Для Любаши и без меня пара найдётся, да и для тебя, як погляжу, тоже пара уже напрашивается, — хитро прищурив глаз, сказал он.

— Якая… их-их… пара? — удивился мужик, шатаясь и не переставая икать.

— А вон, у хлева, — дед Лявон, вытянув шею, бородой показал на вольготно валявшуюся в грязи свинью. — Давно уж тебя дожидается! Ну, ничего! Недолго ей осталось ждать. Ещё чарка — и будете вместе! Вдвоём-то вам всё веселее будет.

— Молодец, дед! — раздавалось со всех сторон.

— Что, Кузьма, съел?

— Кузьма, не томи хрюшу. Иди опрокинь ещё шкалик — и на место.

Насмешки неслись со всех сторон. Хотя и во хмелю был Кузьма, но на этот раз сообразил быстро, что лучше всё же скрыться. Махнув рукой, он неуверенной походкой быстренько засеменил обратно в хату, откуда его все равно вскоре выдворили на свежий воздух.

— Здорово, дед Лявон! Всё народ веселишь? — к хохочущей толпе подошли и Прохор с Марылькой.

— И вам здоровьица. Примите и мои поздравления.

— Благодарствуем, дедушка, — сказала Марылька.

— Дядька Мирон, — окликнул Прохор вышедшего из хаты свата. — Надо бы деда Лявона угостить. Уж кого-кого, а его непременно чаркой попотчевать надобно.

На деревенских свадьбах, если хотели угостить кого-то из посторонних, то обычно выносили бутыль или чарку с закусью. В хату приглашали лишь особо почитаемых на селе людей, по разным причинам не оказавшихся среди званых гостей.

— Для деда Лявона шкалик горелки у нас найдётся, — весело сказал Мирон, и осторожно положив руку на плечо старика, хитро подмигнул: — А пошли-ка, дед, в хату, за стол. Не пристало таким людям выпивать на ходу!

Польщённый таким предложением, Лявон гордо последовал за Мироном под завистливые взгляды остальных зевак.

На дворе зазвучали песни и мелодичные переливы жалейки. Начались забавы, танцы и потехи. Хмель поддавал гостям весёлого задору. Даже некоторые деды, тряхнув стариной, пускались в неуклюжий пляс. Скрипя костями и в одышке жадно хватая воздух беззубыми ртами, они косили завистливые взгляды на вёртких молодиц и изо всех сил старались показать, что есть ещё порох и в их пороховницах.

По хате сновали бабы, поднося миски с едой и убирая объедки. Лявона посадили за крайний стол, налили горелки. Дед Лявон обвёл взглядом хату и грустно вдруг подумал: «Вот как бывает… В этой хате отродясь не бывал, а тут и года не прошло, как уж во второй раз под этой крышей за стол усадили… Да-а… Дай бог благополучия в этих стенах».

— Что задумался, дед, давай компанию составлю, — сказал Мирон и присел рядом.

— Ну… за молодых. Чтоб в счастье и в радости дожили до глубокой старости!

Мирон рассмеялся и, чокнувшись с дедом, поддержал:

— Правильно, Лявон, ловко сказал. Пусть будет по-твоему.

Оба выпили. Закусили.

— На одной ноге, дед, не ходят, и одну чарку на свадьбе не пьют, — с этими словами Мирон налил по второй. Лявону полную, себе — треть.

— Что так?

— Мне ещё каравай делить, дед. Надобно в полном соображении быть, а не как вон Кузьма…

— Твоя правда, Мирон. Можешь пригубить только…

— Давай.

Чокнувшись, они опять выпили за жениха и невесту. Немного поговорив о том, о сём, Лявон выпил и третью чарку.

— Премного благодарствуем за угощение, но пора и честь знать, — подымаясь, сказал старик.

— Чего уж там… Ты вот всё и сам понимаешь, а иного так выталкивать пришлось бы. За это и уважаю тебя, Лявон.

Дед хитро улыбнулся:

— Как же не понять? Тут наука проста: не тот гость дорог, что засиживается до утра, а тот дорог, что знает время и порог. Так-то вот, Мирон Афанасьевич.

— Добрая у тебя душа, дед. Ладно, ступай с богом.

Старик вдруг замялся и как-то виновато глянул на собеседника. Мирон ухмыльнулся и в шутку погрозил деду пальцем:

— Э-э, дед, недооценил я тебя. Ладно уж, давай ещё чарку налью.

— Погодь Мирон, бог с тобой, якая чарка…

— Хм, — ничего не поняв, пожал плечами тот.

— Я вот што хотел сказать… Тут село слухами полнится, што на венчании…

— Да полно тебе, дед! Всё образовалось, всё добре! Не бери в голову…

— Так не о том я… Я тут намедни приказчика бачив… Носился як ошалелый. Ну, вот я и подумал, как бы какую пакость не учинил, с него станется… Молодым-то и так хватило переживаний.

Мирон внимательно и серьёзно глядел на старика. Честно признаться, такая мысль и у него проскакивала. Всё село уже знало о злобной нетерпимости Степана к Прохору.

Молча развернувшись, Мирон сгреб со стола краюху хлеба и ломоть запеченной баранины. Также молча сунув всё это Лявону в руки, он тихо сказал:

— Спасибо, дед. Ты всё правильно подметил, — и тихонько повернув деда к выходу, ещё раз повторил: — Спасибо. Никому больше не говори. А я уж постараюсь тут приглядеть. Ну, ступай, дед, с богом.

Вечерело. От речки потянуло сырой свежестью. Возле Марылькиной хаты народу столпилось ещё больше. Самые любопытные и бойкие селяне прямо-таки втыкались носами в неровные стёкла маленьких окошек. Всем хотелось посмотреть, как в избе начинался и проходил один из важнейших ритуалов свадьбы — деление каравая.

К свадебному караваю у селян особое отношение. Каравай является символом благополучия и счастья в будущей семье. Пекут его исключительно замужние женщины из хорошей и многодетной семьи. Предпочтительнее, чтобы это была крестная мать. Вдовам, бездетным и бабам, у которых никудышные мужья, никогда не поручат испечь свадебный пирог.