Лик в бездне (сборник) - Абрахам Меррит

— Чарлз с самого начала возненавидел меня. Чарлз — это его брат, он на пятнадцать лет моложе. И жена Чарлза тоже меня ненавидела. Видите ли, у Мартина, кроме Чарлза, никого не было, пока не появилась я. Если бы Мартин умер, все деньги доставались Чарлзу. Они и не думали, что он женится. Последние десять лет Чарлз управлял делами: шахтами, инвестициями. Я не виню Чарлза за его ненависть ко мне, но он не должен был убивать Мартина.

— Медовый месяц мы провели на ранчо Мартина. Знаете, у него бассейн и сад такой же, как у вас. Тоже прекрасно, но горы вокруг покрыты снежными шапками, они не такие каменные, с зелеными полями. И у него большой бронзовый сосуд, как у вас. Он рассказал мне, что скопировал сад, в котором у голубой пагоды живет Ю Чин. И что у сосуда есть двойник в Храме Лис Ю Чина. И он… рассказывал мне… о вас…

— Потом ему пришла мысль вернуться к вам в ваш храм. Мартин оставался мальчишкой, желание захватило его. Мне было все равно, раз уж это делало его счастливым. И мы отправились. До Нанкина нас сопровождал Чарлз. И ненавидел меня — я знала — на каждой миле этого пути. В Нанкине… я сказала Мартину, что у меня будет ребенок. Я знала это уже несколько месяцев, но не говорила ему, боялась, что он откажется от путешествия, и это разобьет ему сердце. Но больше я не могла держать в тайне. Мартин был так счастлив! Он рассказал Чарлзу, который еще больше возненавидел меня. И Мартин написал завещание. В случае его смерти Чарлз, как и раньше, будет исполнять обязанности доверенного лица, управлять состоянием, его доля даже увеличится. Но все состояние — а это миллионы — переходит ко мне и ребенку. Было также завещательное распоряжение на полмиллиона в пользу Чарлза.

— Мартин прочел ему завещание. Я присутствовала при этом. И Кенвуд тоже, секретарь Мартина. Я видела, как побледнел Чарлз, но внешне он казался довольным, озабоченным только тем, чтобы ничего не случилось с его братом. Но я догадывалась, что у него на сердце.

— Кенвуду я нравилась, а Чарлз нет. Однажды вечером в Нанкине, за несколько дней до нашего выхода в Юнань, он пришел ко мне. Старался отговорить меня от участия в путешествии. Насчет причин он не распространялся, говорил о моем состоянии, тяжелом пути и так далее, но это ведь нелепо. Наконец я прямо спросила его: в чем дело? Он сказал, что Чарлз тайно встречался с Ли Конгом, известным китайским деятелем. Я ответила, что у Чарлза есть право выбора знакомых. Кенвуд сказал, что Ли Конга подозревают в связях с преступниками, действующими в Сычуани и Юнани, в том, что он получает и реализует их добычу. Кенвуд сказал: «Если вы с Мартином умрете до рождения ребенка, Чарлз унаследует все. Он ближайший и единственный наследник, потому что у вас никого нет». Кенвуд сказал: «Вы отправляетесь в Юнань. Как легко известить одну из этих банд. И тогда братец Чарлз получит все. Конечно, бесполезно что–нибудь говорить вашему супругу. Он верит всем, а Чарлзу больше всех. Все кончится только моим увольнением».

— И, конечно, он был прав. Но я не могла поверить, что Чарлз, несмотря на всю ненависть ко мне, так поступит с Мартином. Нас было двое, да еще Кенвуд и приятная шотландка, мисс Маккензи, которую я отыскала в Нанкине и которая согласилась сопровождать меня, так как мне нужна будет помощь. А всего в группе было двадцать человек, остальные китайцы, все очень хорошие и надежные. Мы медленно, неторопливо двигались на север. Я сказала, что в Мартине жил мальчишка. Нет надобности говорить о его отношении к вам. И он любил Китай, старый Китай. Он сказал, что старый Китай теперь сохранился в немногих местах, и прежде всего в Юнани. И он хотел, чтобы наш ребенок родился… здесь…

Она посидела молча, потом рассмеялась.

— Так оно и будет. Но не так, как мечтал Мартин… — Снова помолчала. Сказала слегка удивленно: — Не по–человечески… смеяться в таких обстоятельствах! — Потом спокойно продолжала: — Мы двигались медленно. По рекам в сампанах, меня несли в носилках. Всегда медленно, осторожно… из–за ребенка. Две недели назад Кенвуд сказал мне, что слышал, будто на нас нападут в определенном месте. Он много лет провел в Китае, знал, как добывать информацию, и я знала, что с самого нашего выхода он наблюдал, и улещивал, и угрожал, и подкупал. Он сказал, что организовал контрнападение, и нападающие попадутся в собственную ловушку. Он ужасно ругал Чарлза, говорил, что Чарлз стоит за всем этим. Сказал, что если бы мы добрались до Ю Чина, то были бы в безопасности. Потом он сказал, что, должно быть, ему подбросили ложные сведения. Контрнападение не понадобилось. Я ему говорила, что у него слишком разыгралось воображение.

— Мы продолжали двигаться. И попали в засаду. И не из–за выкупа. Им нужно было уничтожить нас. Они не дали нам ни одного шанса. Должно быть, мертвые мы для них были дороже живых. Я поняла это, когда выбежала из палатки и увидела, как зарубили Мартина, как падает бедная Маккензи. Кенвуд мог бы бежать, если бы не я… но он умер, чтобы дать мне возможность убежать…

— Ю Чин, что вы со мной сделали? — сонно спросила Джин Мередит. — Я видела, как убили моего мужа… Видела, как человек отдал за меня жизнь… и все же я чувствую не больше, чем если бы они были тростинками под серпом… что вы со мной сделали, Ю Чин?

Он ответил:

— Дочь, если вы мертвы… и все ныне живущие мертвы, имеет ли это значение?

Она сказала, качая головой:

— Но… я «не» мертва! И не мертвы те, что живут сейчас. И я предпочла бы быть человеком, Ю Чин. И страдать.

Он сказал:

— Это невозможно, дочь моя.

— Я хотела бы испытывать чувства, — сказала она. — Добрый Боже, как я хотела бы чувствовать…

Потом продолжала:

— Вот и все. Кенвуд бросился передо мной. Я прибежала на эти ступени. Поднималась по ним — все выше и выше. Увидели лису, потом на ее месте была женщина…

Он сказал:

— Ты видела тибетца, полукровку, который, завывая, как бешеный пес, набросился на тех, кто преследовал тебя. Видела, как тибетец пал под ножами своих людей. Я со своими людьми подошел раньше, чем он умер. Мы принесли его сюда. Я просмотрел его умирающий разум. Он сказал, что глава ханг–худзе Шенси нанял их, чтобы они полностью уничтожили ваш отряд. И что ему пообещали не только все ваше добро, если вы все будете убиты, но и тысячу таэлей серебра. И когда он спросил, кто гарантирует получение этой суммы, тот, что его нанял, спьяну проговорился, что Ли Конг.

Она обхватила рукой подбородок, посмотрела на голубую пагоду и на бассейн. Наконец сказала:

— Значит Кенвуд был прав. И я тоже. Это Чарлз…

Потом сказала:

— Я почти ничего не чувствую, Ю Чин. Но чувство, которое я испытываю, не приятно. Это ненависть, Ю Чин…