Изабелла Прекрасная - Маргарет Барнс

— Негоже нам в такой святой день забывать о нашем пленном, — сказал Джон Геннегау. Происходившее так отличалось от того, что вдохновило его на участие в этом предприятии, что он начал мечтать о крестовом походе в Священную Землю!

— Орлетон, пошлите пленнику прекрасно зажаренного павлина, — спокойно заметил Мортимер. Его лицо разгорелось от доброго вина и еды. Он вдруг стал говорить с забавным уэльским акцентом. — Преступникам перед казнью дают хорошенько поесть!

Стало ясно, что он уже не так сильно ненавидит своего врага. Он пленил его и получит назад свои земли. Но даже смерть Деспенсера не вернет ее брак, и у Изабеллы уже не будет такой чистой и незапятнанной совести!

Она промолчала. Деспенсеру отнесли павлина, но он к нему не притронулся.

— Он отказывается есть с той поры, как мы захватили его, — доложил сэр Томас Уэйджер.

— Может быть, он боится, что королева приказала отравить его? — предположил Мортимер. Он здорово захмелел.

— Или он надеется, что сможет умереть без нашей помощи, — добавил Линкольн, вспоминая, какие муки пришлось пережить его отцу.

— Он никогда не был сильным мужчиной, какими были король и Гавестон, — заметил Уэйджер.

Увидев, как лицо королевы покраснело от ярости, он понял, какую допустил бестактность, и торопливо добавил:

— Милорды, я хочу сказать вам, что он находится в таком состоянии, что может не дожить до Лондона. Несколько дней и ночей они без еды болтались в той лодке. Потом был нанесен страшный удар по его гордости. Даже когда мои солдаты дразнят его, похоже, он на них не обращает внимания.

Изабелле показалось, что она слышит сочувствие в его голосе. Она увидела выражение сочувствия и на лицах нескольких присутствующих на празднике людей. Ей хотелось, чтобы Деспенсер выслушал все оскорбления от толпы на улицах Лондона. Именно там она больше всего страдала от него и его родственников. Увы, никогда нельзя получить всего, что хочешь.

— Я прошу вас, милорды, назначить день его суда на завтра.

— Суд! — икнул Мортимер.

— Зачем тратить время на то, чтобы судить эту собаку? — спросил Линкольн.

— Мы должны хотя бы сделать вид, что будем судить его, — холодно заметила Изабелла. — С позволения милорда епископа, мы будем судить его завтра, здесь в Херфорде.

На следующий день из маленькой Залы были убраны столы, за которыми прежде сидели пирующие, и состоялся мрачный суд.

Пленник скорчился на стуле. Он был слишком слаб, чтобы встать и выслушать длинный перечень обвинений. Они собрали все воедино и обвиняли во всем этом Хьюго Деспенсера — от того, что он разрушил брак короля и королевы, до его частичной вины в казни Ланкастера.

На него возложили и вину за бегство короля при Беннокберне. Но он почти ничего не соображал от голода и даже, кажется, не слышал приговора: «Подвесить, протащить по улицам, распороть брюхо и четвертовать». Он, конечно, ничего не слышал, потому что иначе постарался бы не отстать в храбрости от своего отца.

Только в самом конце, когда его выводили из Залы, казалось, в нем разгорелся огонек жизни.

— Жаль, Хьюго Деспенсер, что у вас не осталось времени приехать в Лондон и посмотреть, кто теперь правит в Вестминстере, — издевалась Изабелла, наклонившись к нему с трона, который она позаимствовала у епископа.

При звуках ее знакомого, чистого и звонкого голоса он встал, так что его цепи зазвенели, ударившись о кольчугу его внезапно остановившихся охранников. Ей почудилось, что его черные глаза под опущенными веками смотрят на нее уже издалека. Его бледные губы выплюнули с плевком обратно весь ее яд. До самого последнего вздоха он оставался ее заклятым врагом.

Огромным усилием он постарался повысить голос, чтобы остальные тоже могли услышать его последние злобные слова:

— Когда мы мучились в той проклятой лодке, Эдуард сказал мне, что если у него не будет оружия, он просто загрызет тебя.

Это начисто отметало даже намек на доброту Эдуарда, якобы исключившего ее, и сына, и Эдмунда из списка его лютых врагов. И убило последнюю надежду, что супруг все еще интересуется ею — если не как женой, то как матерью их детей! Она вышла из Залы и быстро ушла к себе в комнату.

Изабелла не представляла себе, сколько прошло времени, прежде чем Мортимер пришел к ней. Она взглянула на него и увидела, что под сильным загаром его лицо отчаянно бледное.

— Первая часть приговора приведена в исполнение, — сказал он. — Вы не пойдете посмотреть на него?

«И он туда же!» — подумала она. Как будто он ей предлагает какое-то жуткое жертвоприношение в честь их связи. Он будет считать ее неженкой, если она откажется последовать его приглашению. Она начала судорожно искать отговорки:

— Я слишком устала, чтобы спускаться вниз и идти сквозь всю эту толпу.

— Тебе не нужно будет это делать. Ты пожелала, чтобы его казнь надолго осталась примером для всех, и я приказал Уэйджеру построить помост высотой в 50 футов. Ты все можешь увидеть отсюда.

Он подошел к окну, отдернул занавеси одной рукой, а другую протянул ей. Изабелле не оставалось ничего другого, как подойти, иначе она проявит себя трусихой, которая не может быть ему партнером. Она встала, медленно прошла по комнате и выглянула во двор. Там были сотни поднятых лиц, обращенных к помосту, который окружали блестящие пики солдат. Над высоким помостом болтался повешенный Хьюго, без лат, со странно свернутой головой. Если бы не сильная и теплая рука ее любовника, Изабелла упала бы в обморок.

— Он уже ничего не чувствует, — сказал Мортимер.

Значит, он не почувствует, как они будут извлекать из него кишки. Когда к нему подошли с заточенными ножами, чтобы четвертовать, человек, чье тело так любил король, давно уже был мертв.

Изабелла без сил опустилась на каменную нишу. Широкие шуршащие юбки ее наряда раскинулись вокруг нее.

Казалось, что теперь, когда она добилась главного, и в жизни у нее уже не оставалось столь важного предназначения, силы покинули ее.

ГЛАВА 27

В ту ночь Изабелла спала прекрасно, как она не спала уже много месяцев. Она чувствовала, что перевернула одну из самых трудных страниц книги своей жизни, и надеялась, что ей не придется снова перечитывать ее. Проснувшись, она решительно вознамерилась расстаться с прошлым и смотреть только вперед, в будущее. Ее манила удача и одолевало тщеславие, и она уже видела себя в роли доброй королевы Англии. Она много узнала о том, как следует управлять государством у своих родственников и, уповая на собственные способности, должна была хорошо справиться с этим. Если нужно изменить законы, чтобы власть принадлежала ей и Мортимеру, она их изменит. Она желала, чтобы все было сделано честь по чести.