Исследование авторитарной личности - Теодор Адорно

Трюк «Овцы» и «Козлища»

Следующий заимствованный Томасом у авторитарной ортодоксии трюк – это сильное проклятие грешника и идея, что границы между грешником и праведником установлены на все времена. Сектант, не говоря уже об еретике, всегда склонен верить в спасение грешника или через обращение, или через мистическое понятие греха как предварительное условие к спасению. Наоборот, ортодоксальная устоявшаяся религия мало занимается грешником, т. е. каждым, кто не отдался полностью институту веры; грешник рассматривается как заклейменный на все времена. Эту тенденцию, когда-то ассоциировавшуюся с организаторской властью церкви, Томас втайне имитирует своей собственной системой. Не столько природа его теологических концепций, которые он вообще и в особенности заимствовал из Нового Завета, сколько их выбор дает возможность увидеть его любовь к роли непогрешимого судьи. Почти все примиряющие признаки христианского учения, включая идею любви к ближнему, он оставил в стороне, но находится подчеркнуто на стороне отрицательных элементов, как, например, понятия зла и вечного наказания, поношения интеллекта и исключительности христианства по сравнению с другими направлениями веры, особенно иудаизма. Библейские цитаты он заимствует ради создания апокалиптической, мистической атмосферы предпочтительно из Евангелия Иоанна, которое лучше подходит, чем синоптики, для антисемитских маневров.

Эта техника выбора усиливает трюк «овцы» и «козлища» – трюк, который многие анализы фашистской пропаганды, как, например, упомянутое выше исследование Кафлина под названием «Name calling» и «Card sticking» [10] , выдвигают на первый план. Как говорит Гитлер в своей книге «Майн кампф», пропаганда, чтобы иметь успех, должна постоянно изображать противника как заклятого врага, а собственную группу как благородную во всех отношениях и достойную восхищения. Связанная с революционным дуализмом, эта техника получает у Томаса особый оттенок. Он предполагает трансцендентную борьбу между царством Бога и царством зла среди политических властей нашего времени и не признает никакого промежуточного процесса и никакой критики, чтобы иметь возможность осудить противника априори как проклятого и отсечь все аргументы. «Во что я должен верить? Что Иисус победил дьявола?» Эта дихотомия переносится на политическую сцену. Исход, говорит Томас, уже был предрешен в Новом Завете. «Ну, братья, битва в разгаре. Силы Господа и американизма, с одной стороны, и силы мрака и коммунизма, с другой стороны. Дьявол приходит сюда и начинает действовать среди людей и учреждений, как никогда прежде в мировой истории. Куда бы вы сегодня ни посмотрели, вы видите приближение темных туч. Куда бы вы сегодня ни посмотрели, вы видите антихриста из пророчеств. Сейчас имеются миллионы и миллионы мужчин и женщин там, внизу, в темной России, которыми владеет сущность антихриста, мои друзья. Бог говорит очень ясно».

Чтобы придать политической борьбе возвышенность конфликта, происходящего внутри абсолютного, Томас привлекает теологический дуализм. То, что коммунисты – дьяволы или что он является партизаном Бога, для этого он не приводит никаких доказательств, кроме того, что у него на устах все время имя Бога. Он полагается просто на различение своей и чужой групп. Хорошими являются те, кого он относит к своей собственной группе, а другие являются детьми дьявола. Аргументация только бы ослабила этот механизм. Вся пренебрежительная теология Томаса, его намеки на «те злые силы» взяты из языка теологического дуализма. Каждый пфенниг, который он собирает на свой крестовый поход, он объявляет снарядом для битвы у горы Армагеддон.

Не следует забывать своеобразную точку зрения трюка «овцы и козлища» Томаса, который придерживается христианских понятий, говорит о силе Бога в смысле внутренней, моральной величины, а не физической силы, но он в своих изотерических речах не может отказаться от того, чтобы временами не похвалить сильного человека (big boy), который обещал свою поддержку. Как он здесь запутывается, показывает следующая цитата: «Они вели свою игру с ревностью Иоанна, однако он был великим человеком не физически, а велик духом». Точно такие же слова употреблял закоренелый антисемит Штрейхер, который был очень маленького роста, чтобы интерпретировать свои представления о национал-социалистической величине. Не обязательно привлекать психологию Адлера, чтобы найти в таких выражениях четкие симптомы комплекса неполноценности органов, вызванных физической слабостью. В то время как Томас сам является здоровым человеком, он, однако, достаточно хорошо знает своих последователей, чтобы включить в расчет эту сторону их психологии.

Трюк «Личный опыт»

Расплывчатая идея «консервативной революции», о которой говорилось в разделе о методе Томаса, довольно конкретно выражается в его теологических спекуляциях. Манипулированная ортодоксия соответствует, как мы видели выше, консервативно-авторитарному элементу. Псевдореволюционный элемент проявляется в его опоре на пробуждение веры и сектантство.

То, что американские секты через нонконформизм, от которого они произошли, попали в оппозицию к централизованным организациям, таким, как «церковь» и «государство», превосходно подходит к фашистской идеологии. Бунтарство и радикализм, очевидный дух сект, связанный с авторитарными аскетическими и репрессивными тенденциями, находят известную параллель в структуре фашистского менталитета. Именно национал-социализм занял «антигосударственную позицию» и предпочитает такие понятия, как «нация», «народ» или «партия». Если государство рассматривается как простой инструмент, чтобы присвоить некоторые властные позиции, оно теряет всякую «объективность», которая могла защищать тех, которые должны быть подавлены23. Подхваченная американским фашизмом, из позиции, враждебной государству, возникает позиция, враждебная правительству, позиция, усиливающаяся сопротивлением реакционеров против Нового курса, и здесь возникает старый сектантский антицентралистский дух как прекрасное средство борьбы. Однако если бы фашисты достигли своей цели, то фактическим последствием этого было бы сильное усиление авторитета государства, что следовало бы разъяснить всем американским партикуляристам.

Такую общую генеральную точку зрения отражает антагонизм нацистов в отношении крупных государственных церквей. В речах Томаса он принимает форму нападок на крупные институциональные деноминации, такие, как, например, пресвитерианцев, методистов, епископальную церковь, которым он противопоставляет свои «субъективистские», «динамические» понятия пробуждения веры. Он уверяет, что стоит против институциональной религии, за живую веру, точно так, как в противоположность государству восхваляли свое движение нацисты, которые этими стимулами затрагивают глубоко укоренившееся недовольство всеми якобы «объективными» безличными учреждениями нашего общества24. Их объективность кажется тем не менее массам довольно проблематичной; современное возмущение институтами иллюстрирует борьбу против «бюрократизма». Целью является не столько восстановить справедливость, которая кажется в опасности благодаря институционализму, сколько мобилизовать те пылкие инстинкты, которые, сдерживаемые порядком закона и институтов, становятся, будучи освобожденными, инструментом удовлетворения жажды власти диктатурой клики. Монастырский порядок и секты, как часто утверждают, выражали первоначально еретические устремления и только позже были включены в христианство. Поэтому можно с полным правом предположить, что глубинные течения язычества, нехристианизированной, «естественной» религии составляют существенный элемент всякого сектантства, независимо от того, насколько аскетическим и христианским является его поведение внешне. Во всяком случае, Томас перенял традицию движения пробуждения и так ее преобразовал, что на первый план выдвинулись деструктивные и натуралистические моменты антиинституционализма. Скрывая христианские инстинкты, он посредством своей оппозиции по отношению к институциональной религии обращается в действительности к нехристианским инстинктам. Его религиозные иллюзионистские уловки можно поэтому считать шагом по пути к разложению религии, как неизбежный курс в направлении к тоталитарному режиму и поэтому является не более чем устарелым способом ловить отсталых людей. За его самодельной теологией таится химера имеющей успех доктрины, в которой во имя «Бога, Родины и Отечества» неуклюже объединены политика и идеология.

Основополагающим для фашистской манипуляции религиозным субъективизмом в политических, а в конце концов антирелигиозных целях является подчеркивание личного опыта по сравнению с объективированной доктриной, поддерживаемой, вероятно, эмфатическим усилением апокалиптического настроения. Следующие цитаты могут проиллюстрировать способы применения этих фактов Томасом: «Заметьте себе, что Иисус Христос выбирает слова… не в языке Ветхого Завета, и не в языке писателей, а свои слова… Ну, теперь я знаю, мой друг, что это правда. Я знаю это по нескольким причинам. Я это знаю из моего личного опыта переживания, который я имел около 20 лет назад с живым человеком, которого мы называем Иисусом Христом. Я знаю это, и я это говорю из личного опыта. Я верю в то, что сказал здесь Иисус Христос, т. е. я верю его словам, когда я жду его слова, которые я имею здесь и теперь в качестве современного достояния, как вечную жизнь. Я это знаю. Потому что моя жизнь сразу же изменилась. Вдруг я возненавидел вещи, которые я любил физически. Другими словами, вся моя жизнь и все мое сердце переменились до основания». Знаменательно, что подчеркивание личности Христа и последующего изменения индивидуума ясно противопоставляется Священному Писанию, и Ветхий Завет молчаливо осуждается как институциональная застывшая религия. Со времен гностиков через всю христианскую традицию сохранилось это воззрение. Ссылка на непосредственное, личное, религиозное переживание означает, кроме того, ослабление логического размышления, как его и представляют когерентные теологические учения. Томас упорно указывает на непосредственность своего личного отношения к Богу, чтобы исключить вмешательство извне. «Бог говорит очень ясно, что ни один человек не должен вас учить, так как у вас есть Святой Дух, чтобы вас учить. Я в своей жизни настаивал на том, чтобы меня вел непосредственно сам Бог». Здесь ясно показано, как легко религиозная мечтательность сект может превратиться в нападки на церковь и в конце концов на каждую организованную объективную религию. Желание быть ведомым «непосредственно самим Богом» можно удобно использовать как оправдание весьма произвольных решений индивида. Так, например, Гитлер указывал на свое «озарение», когда он совершил роковую ошибку в военном походе на Россию. Когда Томас приводит пример личного опыта веры, он с этим связывает антисемитские намеки: «Как я вчера утром вам говорил, членство в синагоге было равнозначно определенным общественным правам. Если ты не состоял в синагоге, то ты был никто. Ты был исключен из всего общества. Ты не имел никаких церковных прав, никаких прав веры, никаких гражданских прав и очень мало моральных прав. Вы не видите, что они хотели исключить всех других и что они имели единоличную власть над жизнью и душой человека того времени. Это дьявольщина в мире, если люди, принимая некоторых и исключая других, пытаются намеренно монополизировать власть и слово Бога».