Записки космического контрразведчика - Николай Рыбкин

Чего нам только ни пришлось услышать, ведь все они худо-бедно знали русский язык. Сомалийцы уговаривали высадить их либо в Карачи, либо в Адене, но чаще всего — угрожали убить нас и съесть по прилету в Могадишо. Нам же нужно было довезти до конечного пункта их всех, так как сколько человек туда доставишь, столько своих, советских, оттуда и заберешь.

Ил-18 летит долго, но во время посадок и заправок выходить нельзя; в Карачи было жарко и влажно; в Адене вообще было такое пекло, что к самолету без перчаток не притронуться. Но вот, трудности перелета закончились. По прилету нам отвели стоянку в аэропорту Могадишо, которая прямиком выходила к океану... Всех бедолаг-сомалийцев усадили в военные автобусы и под конвоем сразу увезли на фронт. Нам же с улыбкой показали на побережье и предложили искупаться, предупредив, правда, что не далее как позавчера на этом месте акулы растерзали французских стюардесс.

Однако нам и без этих страхов было не до купания — голова болела о другом. Но, к удивлению, мы в принципе легко решили свои задачи, чему способствовала величайшая беспечность охраны аэропорта. Понаблюдав, как перемещаются по территории американцы и европейцы, мы через некоторое время оказались каждый у своей цели, так что к назначенному времени вернулись к самолету, полностью выполнив поставленные задачи...

Так мы посещали Сомали более двух недель — пусть и с разными приключениями, зато возвратились домой без потерь и «проколов», получив благодарность от руководства. В тот период мы, естественно, не могли даже похвастаться перед друзьями результатами своей работы, хотя и пришлось уклончиво отвечать на вопросы о том, где так шикарно загорел в ноябре.

Подарок для генсека

Не заставила себя ждать и следующая командировка, причем, что удивительно, опять в Африку, только теперь в соседнюю с Сомали Эфиопию — на историческую родину великого русского поэта А. С. Пушкина.

Ситуация возникла самая простецкая и дурацкая. Сомалийские сепаратисты захватили в плен четверых наших посольских разгильдяев — иначе их не назовешь. Четверо сотрудников посольства в Аддис-Абебе — советник, военный атташе, гэбэшник и врач — решили поохотиться в саванне. На привале к ним подошел такой же якобы охотник — из местных, заговорил на русском, а когда они ему объяснили, кто они есть, да что тут делают, да с кем на охоту приехали, он дал команду — и его невесть откуда появившиеся черные ребятки всех четверых «повязали». Этими ребятками оказались бандиты, возглавляемые сомалийцем — выпускником Одесского артиллерийского училища. Вот откуда был русский язык, которым собеседник сразу вызвал симпатии наших дипломатов. Взяв четверку в заложники, бандиты повели их в глубь Суданской территории, требуя выкуп.

Вот так, еще в 1978-1979 годах начинали сомалийцы свой криминальный бизнес. Но как говорят мудрые люди, героизм одних — это зачастую последствия разгильдяйства других. Вот и теперь несколько групп наших сотрудников и кубинцев гоняли эту банду по саванне, в которой сами они чувствовали себя совсем неуютно — в отличие от сомалийцев.

Как и было предусмотрено, я облачился в форму летчика гражданской авиации, которая хранилась у меня в служебном кабинете на Чкаловском аэродроме. Затем получил соответствующие документы и в составе экипажа и сопровождении спецгруппы отправился в Аддис-Абебу и далее. Трудно давалась эта командировка. Практически из зимы мы прилетели в пекло, где вскоре почувствовали, что готовы буквально кожу с себя содрать, чтобы охладиться. В саванне в изобилии водится всякая живность, в том числе и ползучие...

Естественно, что мы не были готовы к серьезным действиям в таких условиях, но тем не менее задачу свою выполнили — правда, ценой неимоверных усилий. Заложники были освобождены и вернулись в Москву, где отчитывались за разгильдяйство. Нас же, членов группы, прямо или косвенно причастных к заданию, как говорится, «погладили по головке». Я еще раз убедился, что для решения таких задач нужны суперспециалисты, пребывающие в состоянии постоянной готовности, а не так, как я: сегодня — в Звездном, завтра — в африканской саванне.

Однако еще раз мне пришлось участвовать в спецоперациях, но теперь — в привилегированных условиях. В составе экипажа самолета Ил-76 я выполнял задачу по обеспечению безопасности визита Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева в ФРГ. Транспортный самолет был до предела загружен спец-аппаратурой связи и приземлился в аэропорту Кельн — Бонн. Мы с экипажем выполнили все возложенные на нас задачи, но с обратным вылетом вышел казус: немцы, зная слабость Леонида Ильича к хорошим машинам, подарили Брежневу автомобиль, и он дал команду сразу же доставить это авто в Москву.

«Умники» из ближайшего окружения распорядились выгрузить секретную аппаратуру связи прямо на чужом аэродроме и охранять там ее своими силами.

— Да бог с ними, пусть остаются! — преспокойно сказал один из лизоблюдов, улетая вместе с Брежневым.

Ил-76 улетел с «подарком» для генсека, а совершенно секретная аппаратура осталась... И вот стояли мы с экипажем неподалеку от летного поля и думали над тем, что же в этой жизни главное? Но почему-то нужного ответа не находили. Может быть, потому что в голове и на языке у каждого были только матерные слова.

Приобретенные привычки

Как-то, еще в 1963 году, когда мне было 17 лет, я после утренней смены на шахте и сытного обеда, не пошел пешком в общежитие, а сел в полупустой автобус. Свободным оказалось переднее место, расположенное спиной к окну. Я присел и приготовился вздремнуть... На следующей остановке зашло еще несколько пассажиров постарше меня. Я как человек совестливый, но уставший, стал вести внутреннюю борьбу: уступить — не уступить. Но когда в автобус зашла женщина с ребенком, борьба мотивов прекратилась, и я уступил место женщине, на руках которой был ребенок.

Едва автобус успел отъехать от остановки, как с боковой дороги на полном ходу в него врезался самосвал с пьяным, как потом выяснилось, водителем. Автобус опрокинулся на левый бок, и все пассажиры крепко помялись. Я же не получил ни царапины, а вот женщина, которой я уступил место, сильно пострадала. Я в числе других помогал раненым пассажирам и, сожалея о женщине, вдруг понял: «А если бы я оказался некультурным?» Тем более что я сидел и дремал, мог и не среагировать на аварию...

С тех пор в любом общественном транспорте я присаживаюсь только тогда, когда есть в изобилии свободные места. На подкорку залегла программа: «Всегда уступай место!»

Жаркое лето 1973 года, пора выпускных экзаменов в Высшей школе. Сдав экзамен по уголовному праву, я решил пройти пешком по Ленинградскому проспекту — в сторону метро «Аэропорт», к своему другу Серафиму Вдовину, у которого временно квартировал. Держа китель в левой руке, а фуражку — в правой, я двигался по тротуару, предвкушая сытный обед с жареной картошечкой и бутылочкой по случаю сдачи экзамена...