Полуночные тени - Алёна Кручко

Его милость взял меня за руку, повел к алтарному кругу. Хватка у старого барона, даром что болеет, оказалась железная. Я чувствовала прожигающие спину любопытные взгляды, и было мне от них так нехорошо, что аж ноги подгибались.

Поэтому сначала я оперлась о кстати подвернувшийся шершавый камень, и лишь потом сообразила, что именно себе позволила. Сьюз, девочка, это вообще-то алтарь!

Ничего, послышалась мне далекая усмешка, это правильный алтарь. И верно, поняла я. Алтарь Звериной матери, теплый, дарящий привычную безопасность. Моя покровительница, моя богиня. Ты всегда мне помогала, не оставь и теперь.

— Звериная матерь, покровительница Лотаров, — голос моего отца, все еще хриплый, звучал сильно, и я не сомневалась, что все собравшиеся услышат его прекрасно. — Я благодарю тебя за найденную дочь и за твою к ней милость.

Он тоже коснулся камня, совсем рядом с моей ладонью. Кончики пальцев защекотало пушистое тепло, и далеко, на самой границе сознания, мне почудился слабый отзвук радостного смеха: богиня услышала, богиня осталась довольна. Старый барон взял меня за плечи и развернул к людям, и теперь я осмелилась поднять взгляд. Правда, на то, чтобы вглядеться в лица, храбрости не хватило. Как приняли новость те, кто знал деревенскую лекарку Сьюз? Прав был отец, когда говорил, что не мне, а ему надо бояться?

Можно, я узнаю об этом чуть позже? Когда сама хоть немного свыкнусь…

— Сюзин, — объявил его милость, — дочь моя и моей супруги Эгрейны. Семнадцать лет назад мне сообщили, что она умерла; перед алтарем покровительницы нашего рода я клянусь взыскать полной мерой с того, по чьей вине считал ее мертвой. Я благодарю богов за великую милость. Вы же, все, да будете свидетелями, что я признал свою дочь перед богами и людьми, и любой из вас вправе и обязан подтвердить это перед любым судом. — Отец умолк ненадолго; дыхание его было частым и хриплым. Мне показалось, он выскребает силы с самого дна души… лечь бы ему, укутаться… — Я не знаю, переживу ли эту зиму, а мой сын уезжает. Я прошу вас всех, запомните крепко мои слова. А теперь… — Он перевел дух и заговорил снова, и всплеснувшийся было гомон сменился тишиной. — Свою дочь Сюзин и своего сына Анегарда беру ныне в свидетели тому, что произойдет здесь, дабы могли подтвердить истинность свершившихся таинств перед богами и людьми.

Анегард подошел, стал рядом. Пожал тихонько мои пальцы, шепнул чуть насмешливо:

— Не трясись, хорошо выглядишь… сестренка.

— Да услышат боги, — говорил меж тем его милость, — да оделят нас благословением своим. Именем короля и по его повелению ныне я объявляю о свадьбе Зигмонда, барона Ренхавенского, и благородной Ульрики, дочери Ульфара.

Сейчас, когда все наконец-то глазели на жениха с невестой, я почувствовала себя в большей безопасности. Нашла взглядом бабушку — нарядная, она стояла в первом ряду, и Гарник держал ее за руку. Да она ведь на самом деле совсем не старая! Сколько ей было, когда оказалась вдруг со мной на руках? Надо спросить. Мне стало вдруг так стыдно, всю жизнь — "бабушка, бабушка", а сама даже не знаю, сколько ей лет. Хотя… она ведь сама не говорила никогда. Отшучивалась: "Много!" Теперь хоть ясно, почему.

Вон стоят Терес с Аниткой, ждут своей очереди. Улыбаются. А рядом шушукаются, хихикают Динуша с рыжим Рихаром. Вот тоже парочка!

Кажется мне, или впрямь Рихар с лета подрос?

Ой, и Марти здесь! Я почувствовала, как загорелись уши, прилила к щекам кровь. Что за взгляд у него…

Все равно уедет, напомнила я себе. Схватилась за руку Анегарда, крепко, будто над обрывом стояла и сорваться могла. Он, видно, понял, сжал в ответ мои пальцы. Шепнул на ухо:

— На Зига с Улькой гляди, свидетель!

Я вздрогнула, торопливо перевела взгляд…

Ульрика была сегодня бледна и послушна. Зигмонд вел свою лягушонку за руку, а она и глаз не поднимала. Все в том же синем платье, без украшений, без подношения для богини в руках. Приневоленная. Ох, Зиг, Зиг, пусть у вас все сложится хорошо! Ты заслужил жену и получше, но раз уж эта… боги великие, пусть она любит Зига и уважает, и никогда не предаст, как Иозельма предала его милость… отца, поправила я себя, привыкай, Сьюз.

Отец вел молодых вокруг алтарей, просил для них, как водится, благословения Звездной девы, и Жницы, и Матери человеческой, и Хранителя стад. Зигмонд — я заметила, — приостановился у черного камня Прядильщицы. Что ж, он избранник, он должен…

Я тайком коснулась алтаря Звериной матери. Благослови и ты их, моя богиня. Я прошу за них.

— Перед богами и людьми я, барон Эстегард Лотарский, объявляю Зигмонда и Ульрику мужем и женой.

Приветственные возгласы смолкли почти сразу: видно же, что молодые не очень-то рады. Впрочем, насчет Зига я не была бы так уверена… знаем мы эту кривую ухмылочку!

Его милость не стал длить молчание. Прокашлялся и перешел ко второй паре:

— Я, барон Эстегард Лотарский, господин этих земель, объявляю о свадьбе Тереса, воина барона Ренхавенского, и Аниты…

Еще не договорил, а над храмом словно и воздух изменился, наполнился радостью и счастьем. Я глядела на Тереса с Аниткой, и улыбка сама расползалась по лицу. Совсем ведь другое дело! Оба сияют, у невесты букет в руках — не букет, охапка! "Осенние звезды", из баронских цветников нарезано, больше неоткуда. Белые — для Звездной девы, желтые — Жнице, алые — Матери… и уже по тому, как сияют оставленные на алтарях цветы, любой скажет — эту пару боги благословляют.

— Перед богами и людьми я, барон Эстегард Лотарский, объявляю Тереса и Аниту мужем и женой…

— Любовь да лад! — вместе со всеми закричала я. — На многие лета!

Анитка шепнула что-то Тересу, тот ответил, поцеловал жену в макушку. Молодайка прыснула, вывернулась из объятий… подбежала ко мне…

— Это тебе, Сьюз! На счастье!

"Осенняя звезда". Белая.

Мы обнялись, Анитка шепнула:

— Я загадала, Сьюз, пусть у тебя все сложится!

— Спасибо…

Я тоже загадала. Хоть и знаю, у вас и без того все будет замечательно. Но ведь счастья много не бывает, верно?

Люди уходили, смеясь, предвкушая праздник. В замке ждал пир, и приехавшие из Оверте музыканты, наверное, готовы были играть плясовые. Но оба барона остались стоять, и я с ними: Анегард все еще держал меня за руку. С другой стороны к брату жалась Ланушка. Остался десяток баронской стражи, остались Марти, Рихар; Динуша не стала возвращаться без рыжего, остановилась на краю луговины…

Его милость обвел всех пристальным взглядом. Вздохнул, закашлялся, прижав ладонь ко рту. Подошел к алтарю Великого отца, молча прикоснулся к темному камню. Следом, вложив ладошку Иоланты в мою, шагнул Анегард. Прошептал: