Корабль-призрак - Виктор Точинов

Адмирал Кандолиза Грэйзи, исполнявшая после гибели Ван Бурка обязанности главнокомандующего ВМФ США, не признала ни акт капитуляции, ни Декларацию, — и объявила, что отныне принимает на себя функции президента. Но стянутые к Гренландии жалкие остатки некогда могучего флота не могли продолжать войну в одиночку, лишившись баз снабжения. Эскадра прокрейсеровала в Северной Атлантике еще неделю, отражая постоянные атаки с моря, с воздуха и с орбиты, — в отчаянной надежде дождаться возвращения «Тускароры» и повернуть всё вспять…

«Тускарора» не вернулась.

15 июля большая часть эскадры пришла на остатках топлива в Рейкьявик и интернировалась. В тот же день капитулировали гарнизоны гренландских сухопутных баз. Лишь два атомных левиафана — подводные лодки класса «Колорадо», имевшие неограниченный запас хода, — разделились и двинулись в сторону Мурманска, надеясь добраться до последней великой державы, строго соблюдавшей нейтралитет в чудовищной бойне, восемь лет терзавшей Американский континент. На борту «Санта-Эсперансы» — флагмана Кандолизы Грэйзи — находились все материалы по проекту «Филадельфия-2» и группа ученых-хронофизиков.

Субмарины двигались, обходя Скандинавию по огромной многотысячемильной дуге — пытаясь избежать встречи с патрулирующими прибрежные воды флотами недружественного Европейского Союза и просочиться сквозь бесконечные минные поля, усеявшие дальние акватории. Попытка не удалась, 17 июля орбитальная джамп-база техасцев сумела-таки — совершенно случайно, по легким магнитным возмущениям — обнаружить подводную лодку, крадущуюся под ледовым панцирем Арктики в режиме «Аквастелс». Немедленно был нанесен удар из всех видов оружия, надолго сделавший тот район Северного Ледовитого океана непригодным для мореплавания.

Несколько крохотных обломков, извлеченных спустя два месяца с полуторамильной глубины, не позволили установить, какая именно из субмарин погибла. Но уже 18 июля техасский МИД на весь мир объявил об уничтожении «самозваного президента» (чью легитимность, тем не менее, успели на тот момент признать двадцать шесть государств).

Судьба второй атомной подлодки вызвала немало споров — едва ли госпожа адмирал, отдавая приказ на свой последний поход, имела точные разведданные о минных полях, сквозь которые надлежало пройти, — за минувшие два года они достигли воистину чудовищной плотности и глубины… Но небольшой шанс проскочить в Россию все же имелся.

В любом случае пресс-служба местоблюстителя Императорского Престола (многие россияне по привычке называли его президентом) не подтвердила факт прибытия в российские порты каких-либо кораблей из состава Гренландской эскадры.

Техасский посол в Киеве — к «матери городов российских» наконец-таки вернулся статус общеимперской столицы — не мог запросить российский МИД о судьбе Кандолизы Грэйзи, официально числившейся погибшей. Но вполне мог прочитать коротенькое, на три строчки, сообщение в «Российских Ведомостях» — о передаче вновь образованному финансово-промышленному товариществу «Руссо-Алк» имущества бывшего НПО «Зарница» в подмосковном Сергиевом Посаде и огромного участка бесплодных земель в Туркестанском генерал-губернаторстве.

Едва ли сообщение привлекло внимание посла и его шефов в Далласе — земли и государственные объекты в радиоктивных окрестностях бывшей российской столицы в те дни практически бесплатно раздавались всем желающим заняться восстановлением и дезактивацией… Туркестану же едва ли грозило в ближайшие век или два попасть в сферу интересов молодых североамериканских государств. А сообщения о том, что возводимый в самом центре Кызыл-Кумов комплекс вскоре получил неофициальное наименование «Хронос», вообще нигде и никогда не появлялись…

Дела грядущих дней — II Ностальгия, август 2048 года

Обитатели Кейла-Йоа — живописного поселка в окрестностях Ревеля — не страдали навязчивым любопытством. И не выясняли, откуда приехала пожилая женщина, поселившаяся в опустевшем после депортации элитном двухэтажном коттедже на берегу речки Кейлы.

Каждое утро перед завтраком женщина — невысокая и стройная, темнокожая, чуть прихрамывающая, — совершает прогулку по огромному участку соснового леса, примыкающему к ее жилищу и окруженному забором с самыми совершенными системами охраны… Неторопливо шагает между вековыми, редко стоящими соснами, пытается приучить шустрых белок брать корм с ладони (одна уже приучилась, и ей — не то самой глупой, не то самой жадной — женщина дала прозвище: Дикки Милоски).

Затем женщина выходит к реке, долго смотрит на падающие со скального уступа воды Кейласского водопада. На противоположный берег женщина никогда не поднимает взгляд, хотя остатки исковерканных взрывами желтых зданий давно затянулись кустарником и выглядят весьма живописно. Женщина не хочет вспоминать о войне.

Охранники — молодые парни в штатском, но с военной выправкой — тактично держатся поодаль. Потом один из них подходит и негромко спрашивает на безупречном англоамериканском, на аристократическом диалекте Восточного побережья: прикажете подать завтрак сюда, ваше превосходительство? Женщина качает головой, иногда (не каждое утро) устало говорит: сколько раз я просила обращаться ко мне просто «мэм»… И они медленно идут обратно к дому.

После завтрака, если погода позволяет, к берегу Ревельского залива направляется небольшая кавалькада из трех машин. Все три автомобиля не уступают бронированием и гаусс-защитой тяжелому армейскому танку, а передняя и задняя вооружены стаффинг-эмиттерами — хотя вероятность попасть в засаду, устроенную недобитой бандой куратов, уже практически ничтожна.

Женщина бредет по прибрежному песку, слушает крики чаек, долго всматривается в бесконечные, до самого горизонта, шеренги длинных серых волн…

Охранники вновь держатся поодаль, но очень не любят, когда на горизонте появляется противоминный субкрейсер «Бухара», тралящий морскую трассу Гельсингфорс-Ревель. Потому что в такие дни женщина застывает на линии прибоя, упершись взглядом в горизонт, и забывает обо всем. Тогда прогулка грозит затянуться много дольше обычных двух часов.

Парни из охраны думают, что все понимают, и даже сочувствуют ностальгии женщины. Они лишь не знают, что издалека «Бухара» удивительно напоминает очертаниями один канувший в никуда эсминец…

Женщина стоит, глядя туда, где в сером мареве слившихся моря и неба пропал из виду силуэт боевого корабля.

По щекам текут слезы.

К О Н Е Ц

Санкт-Петербург — Кингисепп